я научился справляться с ребёнком, который незаметно, словно по волшебству, превратился в подростка. Уже почти девушку… Порой капризную, порой своенравную, но в то же время добрую и отзывчивую с теми, кого она любила. Яркая, смелая, иногда даже слишком — это точно было у неё от матери. Терес всегда была полной противоположностью Раннвей.
Прошлой Раннвей…
Я нахмурился, поймав себя на том, что снова думаю о фальшивой жене, вместо того чтобы сосредоточиться на насущной проблеме — отношениях Жени с девочкой. Как же хотелось избежать «военных действий»…
Эдвина любила воевать. В основном с гувернантками, незаметно сменяющими друг друга. Прошлая ушла две недели назад, и ушла — это ещё мягко сказано! Сбежала, даже не попросив рекомендаций. Нынешняя, судя по настрою младшей Фармор, тоже долго не протянет. А значит, придётся снова озаботиться поисками воспитательницы и надеяться, что девочка не станет вести себя точно так же с Раннвей.
Вспомнив разыгравшуюся у меня на глазах отвратительную сцену, мрачно усмехнулся. Стоит опасаться, что против Жени в ход пойдёт самая тяжёлая артиллерия. А ведь я действительно верил, что Эдвина обрадуется возвращению тёти. Наивный! Или слепой… Даже не предполагал, что её так сильно ранило исчезновение Раннвей четыре года назад.
Оставалось надеяться, что у моей «жёнушки» крепкие нервы и неисчерпаемое терпение.
К сожалению, капризы Эдвины были не единственной головной болью. Я был бы рад забыть об искажённом, который чуть не отправил меня на тот свет. Был бы рад вычеркнуть из памяти слова иномирянки о странной тени, но проблема от этого не исчезнет. Что отразить в отчёте? Рассказать о некоей сущности, управлявшей искажённым? Сам я её не видел, а говорить правду о зрящей с уникальным талантом мне не выгодно. Она нужна мне, но стоит Экебладу узнать о её способностях, и даже моё положение не поможет девчонке.
Нет, не сейчас. Пока я в ней нуждаюсь, никаких теней-кукловодов в отчётах.
К тому же Женя могла ошибаться. Её чуть не убили, на её глазах искажённый чуть не уничтожил меня, а потом и я добавил, как вишенку на торте, — вырванное сердце чудовища. От такого что угодно может померещиться.
Да даже без всяких эфемерных кукловодов эта девушка могла заинтересовать управление. Способность видеть умерших, говорить с ними — редкий дар. Продолжи Женя выступать в театрах, и рано или поздно ею заинтересовались бы. Скорее рано, чем поздно. Она бы получила работу, на которую была бы вынуждена согласиться — зрящих выгодно использовать в расследованиях.
Вот только век зрящих недолог. Изо дня в день пропускать через себя боль, страх, мучения жертв убийств — даже самые сильные быстро сдавали. Те двое зрящих, с которыми я пересекался по долгу службы, вот уже который год лечатся в госпиталях для умалишённых. И неизвестно, вернутся ли когда-нибудь хотя бы к нормальной жизни, не то что на службу.
Иномирянку такая работа быстро подкосит. А потому надо придумать ей простую, скучную способность, которая у сплетниц вроде Шанетт не вызовет ничего, кроме зевоты.
— Приехали, эйрэ.
Голос Вернера вернул меня в реальность.
— До вечера свободен, — отпустил я водителя, выходя из паромобиля, и предупредил: — Заберёшь меня в семь.
— Слушаюсь, эйрэ.
Машина зашелестела колёсами по мостовой, а я направился к серому трёхэтажному зданию — Главному следственному управлению Кармара. Экеблад наверняка захочет меня видеть. И отчёт, уверен, потребует сегодня же. Интересно, труп уже привезли? И когда Свен за него возьмётся?
Была ли тень или Жене просто померещилось, но с искажённым было явно что-то не так. Оставалось надеяться, что вскрытие поможет понять, что, харг побери, с ним случилось.
Глава 9
Всё тянется из прошлого
Женя Исаева
— Леди желает принять ванну?
Я рассеянно кивнула, даже толком не понимая, о чём меня спрашивают. Мысли были заняты другим: как прожить год в доме, в котором меня ненавидят? Как будет вести себя Эдвина? Чего от неё можно ожидать? Почему-то, когда сюда ехала, представляла племянницу Делагарди нежной чудесной девочкой, тихой и вежливой. Увы, явь не имела ничего общего с мечтами.
— Изволите обедать в своих покоях или в столовой? А может, на террасе?
Конечно же, здесь есть терраса. И вполне возможно, что не одна. Пока поднималась наверх, следуя за дворецким, успела отметить богатое убранство дома, высоту потолков и размеры хрустальных люстр. А сколько же в них висюлек…
— Леди…
Я встрепенулась и посмотрела на Бальдера:
— Согласна на всё.
— На обед в комнате, столовой и террасе? — с сомнением уточнил он, явно задаваясь вопросом, как леди собирается обедать в нескольких местах одновременно.
— В комнате, — улыбнулась ему, в ответ почему-то получив удивлённое выражение.
Может, Раннвей никогда никому не улыбалась? Или считала, что её улыбки — роскошь, которой прислуга недостойна? Надо будет расспросить о её поведении с домочадцами Делагарди.
Сделав себе пометку в памяти, последовала за степенно вышагивающим дворецким по широкому коридору. Не знай я, где нахожусь, и могла бы запросто решить, что в музее. На стенах, затянутых светлой шёлковой тканью, было столько картин, сколько, наверное, висюлек в люстре на первом этаже. Хотелось остановиться и рассмотреть каждую. Это я про картины, а не хрустальные капли. Особенно меня заинтересовали портреты, но я запретила себе обращать на них внимание. Позади бесшумно семенили Полин с Минной. Не хочу, чтобы со стороны казалось, будто леди Делагарди здесь никогда не бывала.
— Слуги сейчас же займутся вашими покоями, леди, а Минна с Полин пока что займутся вами, — останавливаясь возле одной из дверей из тёмного, покрытого лаком дерева, проговорил Бальдер.
На этот раз я не сдержала удивления. Прозвучало так, словно я кукла, которую было велено привести в порядок и нарядить.
Следующие слова дворецкого удивили ещё больше:
— По приказу эйрэ ваши вещи сохранили, хоть, как по мне, их следовало выбросить… Точнее, отдать на благотворительность, — добавил он, растягивая губы в некоем подобии улыбки, отчего морщины вокруг голубых тусклых глаз собрались некрасивыми пучками. — Вам они вряд ли пригодятся, мода ведь так быстротечна… Прошло немало времени.
— Я сама решу, что делать со своей одеждой, — сощурившись, ответила я и взглядом указала на дверь, давая понять, что стоять здесь до полуночи не собираюсь.
— Покои эйрэ, — церемонно объявил дворецкий, словно впускал меня в святая святых.
На самом же деле это была просто комната. Просторная, если не сказать — огромная, поделённая на несколько зон. В глубине в алькове располагалась кровать, по сравнению с которой ложе в каюте дирижабля можно было назвать узкой койкой.