откровенно пофиг, что они там затеяли. Я потянулся, зевнул и, примяв подушку кулачком, завалился спать.
…..
Вот что я знаю про Хельсинки? В моём бывшем мире это самый крупный город Финляндии. Где-то чуть больше полумиллиона населения. Не знаю, был ли я в нём до моей смерти или нет. Но знаю про город только всякий хлам. Знаю, что в нём есть метро в котором и снимали клип группы Bomfunk MC’s с песней Freestyler. Имени своего не помню, а вот такая хрень в голове осталась.
В этом мире и в это время знаю только, что база российского флота расположена именно здесь, а всё остальное для меня загадка. Вот в эту загадку мы утром следующего дня и окунулись. Метель закончилась, но низкие кучевые облака как бы намекали, что не прочь побаловаться с городом ещё. Я-то думал в южной Финляндии будет теплее, а тут дубак как у нас, ветер с моря и сугробы по пояс, которые только-только начали разгребать горожане и дворники.
Подорвались мы так рано ради визита по приглашению Захариуса Топелиуса. Мама распланировала весь день. Так как, видимо, у херра Топелиуса не было телефона и родители не смогли согласовать наш визит, то решили поехать на удачу и пораньше. В одиннадцать утра Ахти уже должен был быть с матушкой в университетской клинике.
В доме знаменитого писателя нас не приняли, несмотря на предъявленное нами приглашение «в любое время». Нас встретила Ева Акке, дочь писателя, и с сожалением пояснила, что её отец сильно болен и почти месяц не встаёт с кровати. Узнав нашу фамилию из приглашения, она попросила нас подождать и через некоторое время вернулась, неся в руках большой кожаный тубус.
— Отец как будто знал, что вы приедете. Вот, он приготовил этот подарок для малыша Матти, — она улыбнулась мне, так как в нашей компании малышом был только я, и раскланявшись с моими предками, вручила им этот тубус.
Вечером, когда мы распаковали его, в нём оказалась большая и шикарная политическая карта мира, на которой Финляндия была выделена как независимое государство. И почему-то с выходом к Арктическому океану, как на карте назывался Северный Ледовитый.
За все пять дней, проведённых нами в столице княжества, мы посетили массу мест. Я, в основном, проводил время с отцом, в то время как мама была с Ахти, которого исследовали в клинике. С отцом было проще и веселее, чем со строгой матерью. Первым делом, оставшись без её надзора, отец пошёл и потащил меня в громадный оружейный магазин «Юханссон и сыновья» на Сенатской площади.
— Па. Купи мне винтовку. Я тебе деньги дома отдам, — подошёл я к отцу, который с умным видом листал оружейный каталог.
— Винтовку? — удивился мужчина. — А тебе не рановато ли?
— Да она маленькая! Это кавалерийский карабин. Он всего три килограмма весит.
— Это что за чудо такое? — заинтересовался мой любитель оружия. — Пойдём, покажешь.
— Вот, — я указал рукой на коротенький итальянский карабин «Moschetto da Cavalleria». — Он всего шестьдесят марок стоит.
— А ты разве уже столько скопил? — пробормотал он, увлеченно вертя винтовку в руках, которую ему подал, подскочивший к нам продавец.
— Нет, — уныло признался я. — Всего двадцать девять марок. Но я отдам! А через год — два, я достаточно подрасту, чтобы из неё стрелять. А за это время я её буду изучать и чистить.
Хотя, что мне её изучать? Я эту кроху прекрасно знаю. Правда, в охолощенном виде. Ведь именно этот карабин послужит прототипом знаменитой «Moschetto Balilla». Именно ей, итальянцы, вооружали детские отряды Balilla времен Бенито Муссолини.
Давным-давно мы с мелкими случайно угодили на выставку реконструкторов, и так это нам понравилось, что мы записались в тот клуб. Сыновей хватило ровно на один год. Это как с домашними питомцами. Купили рыбок по их просьбе, оглянуться не успели как за рыбок отвечает уже мама. Котёнок был им интересен пока был маленький и играл с ними, а как только выросла независимая и своенравная кошка, так сразу стала папиной. Так и с клубом, поиграть в войнушки, пострелять, поразбирать оружие всегда готовы, как только стали учить ходить строем — тут же сдриснули на плавание.
А я остался. И с удовольствие посещал этот клуб шесть лет. Интересно же. Каких только видов оружия я там не насмотрелся и не перепробовал. Но с моей комплекцией, меня быстренько записали в пулемётчики. Пусть оружие и охолощенное, но, тем не менее, тяжелое. Я так увлекся всеми этими стрелково-реконструкторскими делами, что даже скачал и поставил на комп оружейный симулятор «World of Guns: Gun Disassembly». Так что прекрасно разбираюсь во многих стрелковых системах. Где-то только теоретически, но, вот как с этим итальянским карабином, и практически.
— Хм. А почему и нет? У тебя же скоро день рождения. Вот и куплю тебе подарок, — отец нашёл прекрасный повод чтобы оправдаться перед матерью за потраченные деньги. — Но стрелять будешь только в моём присутствии и с семи лет! Понял?
— Да, папа! Спасибо, папа! — ну и что, что ждать еще два года, время летит очень быстро. Да и уверен я на все сто процентов, что отец позволит мне стрелять уже через год.
Вторым делом, которым мы с отцом занимались, стало посещение редакции «Вечерней газеты». Изначально я планировал отдать главному редактору стих «Ледокол», но после вспомнившегося мне текста из песни, я решил «Ледокол» придержать, а «Метель» отдать.
Тем более, что, вполне себе неказистый стихотворный текст на русском языке, при переводе на финский оказался мелодичнее.
А метель бьёт в лицо.
Как она к вам жестока
К вашим судьбам, и снам,
И случайным прохожим.
А метель бьёт в лицо,
И стучит в чьи-то окна,
И в чужие дома,
И по стенам чужим.
Ээро Эркко, выслушав этот стих, тут же распорядился отправить его в печать в вечерний выпуск газеты, так как метели опять накрыли город, и эта тема была очень актуальна.
— Двадцать лет такого не было, — делился он своими эмоциями с моим отцом. — Как говорят старожилы. Так что очень вовремя Матти написал этот стих. Я даже представляю, что к нему можно подобрать музыку, и получиться неплохая песня.
Для меня поездка в Гельсингфорс оказалась очень даже интересной и прибыльной. Кроме винтовки, которую отец купил для меня, мне досталась автоматическая перьевая ручка «Swan», подаренная группой учеников шведской гимназии за «придуманную» мной кричалку.
За стих, который перепечатали все столичные