стараясь не раскраснеться, соврала я, — почему спрашиваешь?
— Да так… Он со своей блондинкой за нами уже вторую остановку идёт.
Известие меня взволновало. И я круто обернулась назад, позабыв, что клялась держать себя в руках.
Исаев действительно шёл в паре десятков метров от нас и мило беседовал со своей дамой. По крайней мере, издалека казалось, что именно мило… даже очень. Она держалась за его локоть и лучезарно улыбалась во все свои тридцать два белоснежных зуба. Даже на расстоянии мне удалось разглядеть этот мерзкий оскал. Стоит ли говорить, что мерзким он был только для меня?
Также резко вернулась к Антону, крепче вцепившись в его ладонь и придвинувшись почти вплотную к его боку — так, что идти стало не совсем удобно. Ну а улыбаться широко я всегда умела. Правда, не уверена, что вышло естественно, да и щёки быстро свело, но я старалась.
— Не обращай внимания, — махнула я рукой. — Он дурачок.
Антон глянул на меня с лёгким прищуром, явно начиная что-то подозревать, поэтому я решила напомнить:
— Это друг парня моей лучшей подруги…
Прозвучало также бредово, какбрат дедушки моего прадедушки.
К счастью, никаких вопросов задавать он не стал, наверное поставив крест на моей адекватности. А мне вдруг сделалось обидно: вечно этот Исаев всё портит! И пофиг, что ещё двадцать минут назад я сама мечтала куда-нибудь деться от своего сопровождающего. Как знать, может, всё изменилось бы?! Может, Антон взял бы… и пошутил как-нибудь так удачно, что я тут же потеряла бы голову. А как я теперь потеряю эту самую голову, если я всё время думаю о Французе и его крашеной курице? Хотя почему «курице»? Вполне симпатичная девушка. И вполне вероятно, что это натуральный цвет её волос.
— Ой, Светка, — схватился за голову внутренний голос, — ты его ещё ревновать начни!
— Поздно, — простонали остатки моей адекватности.
Мультфильм «Головоломка» в моей черепной коробке сегодня явно отжигал.
Увлекшись своими переживаниями, я не заметила, как ускорила шаг настолько, что уже чуть ли не тащила за собой Антона, руку которого по-прежнему сжимала в своей. Неслась я, как паровоз, даже не осознавая, куда иду и почему, на автопилоте. А когда, наконец, очнулась — было поздно… В минуту паники в моей голове, должно быть, сработал какой-то участок мозга, отвечающий за инстинкт самосохранения, поэтому ноги сами понесли меня прочь от возможного источника боли к безопасности — к родному дому. И поняла я это, когда узнала парк, в котором мы оказались. Территория парка граничила с нашей школой, назначать в нём свидания я никогда не рисковала, поскольку здесь каждая аллея, скамеечка, полянка и каждый кустик буквально были нашпигованы моими школьниками, их родителями, бабушками и дедушками. В общем, ни о какой личной жизни при таких условиях говорить не приходится. Но я уже стояла на центральной аллее парка. В компании кавалера. Держась с ним за ручку. Блин.
Антон тоже пришёл в себя и осторожно повернул меня к себе лицом. Уверена, какой-нибудь фотограф ромсторис был бы счастлив. Мы, как самая что ни на есть каноническая парочка, остановились посреди мощёной площадки, прямо у огромной арки центральных ворот, скорее всего даже соблюдая все правила композиционной симметрии. Антон ещё и мои ладони прижал к своей груди, так что у меня не осталось вариантов, кроме как стоять напротив него, заглядывая ему в глаза.
— Свет, я хочу быть честным с тобой, ты мне очень понравилась…
— Угу, — отстранённо пробубнила, после чего дала себе мысленный подзатыльник, припомнив Леркины слова: нельзя всю жизнь прятаться. — Ты мне тоже, — исправилась я.
— Отлично, — обрадовался парень, — я надеюсь, что этот дурачок всё-таки не проблема, — кивнул он в сторону Исаева с барышней, которые таки последовали за нами до парка.
— Вообще не проблема, — выпалила поспешно, запрещая себе даже смотреть в направлении обозначенной парочки, но взгляд всё равно сам то и дело возвращался к ним.
Гадский Исаев очень похожим образом встал со своей Марией (или Мариной?) по ту сторону ворот. Вот зараза!
— Знаешь, ты мне сразу понравилась, — признался Антон. — Ты добрая, образованная, детей любишь…
Вот тут я вернулась к реальности.
— С чего ты решил?
— Что именно?
— Что я детей люблю.
— Ну ты же в школе работаешь, — не понял он моего разочарования. Я как бы и сама не до конца осознавала причин, но чётко ощутила, что комплименты мне не зашли.
— Мои школьники с тобой бы поспорили. Они живут в святой уверенности, что учителя становятся учителями исключительно из нелюбви ко всему живому.
Шутка ситуацию не улучшила. Антон сделался серьёзным, явно пытаясь определить для себя, насколько можно верить моим словам. Но, видимо, так ни к чему и не придя, решил приступить к действиям и подался вперёд, чтобы поцеловать меня. К этому я оказалась не готова и рефлекторно подставила вместо губ свою щёку.
Между прочим, как раз вовремя, чтобы заметить, как мимо нас на скейте несётся Марик с воплем: «Све-е-етлана-а-а Ана-а-а-атолье-е-евна-а-а!». Ребёнок буквально светился любопытством и восторгом, то ли от радости, что встретил меня, то ли от того, что застукал в столь… интимный момент.
— Вперёд смотри… — начала было я, но опоздала. Марк на полной скорости впечатался в невысокий забор и, сделав в воздухе кувырок, перелетел через него.
Парк огласил крик.
Я, конечно, бросилась к юному экстремалу, с удивлением обнаружив, что вопил не столько Марик, сколько женщина, стоявшая рядом. Надо же, как она переживает за чужого ребёнка.
Мой пятиклашка выглядел испуганным: лицо побледнело, глаза напоминали два кофейных блюдца, а по щекам бежали крупные слёзы, но в целом он держался.
— Живой? — поинтересовалась, присаживаясь перед ним на корточки.
— Да, — едва слышно выдавил из себя Марик, держась за свою голень. Я опустила взгляд на его ладошку — сквозь пальцы проступала кровь.
Тяжело вздохнув, велела:
— Ногу покажи.
В этот момент женщина рядом с нами перестала вопить и всё же оформила свои эмоции в текст:
— Он разбил мой айфон!!!
Пришлось перевести своё внимание на неё. Разбитый гаджет обнаружился в окружении осколков на асфальте перед дамочкой. Должно быть, Марк зацепил её, когда летел со скейта.
— Мне жаль, — бросила через плечо, тут же потеряв всякий интерес к женщине. Я правда сочувствовала ей, но сейчас детская нога интересовала меня куда сильнее. Крови было много, да и неестественно вывернутая лодыжка наводила на мысли о переломе.
— Пошевелить можешь? — без особой надежды спросила у ребёнка.
Маркуша испуганно покачал головой и сдавленно всхлипнул.
— Сейчас маме позвоню, а потом скорую выз…
Но договорить мне