Читать интересную книгу Пожалуйста, избавьте от греха - Рекс Стаут

Когда в двадцать две минуты седьмого я вошел в кабинет, Вульф сидел за столом, с головой погрузившись в разгадку двойного кроссворда в «Таймс», от чего я, разумеется, отвлекать его не стал. Я просто снял пиджак, повесил его на спинку стула, ослабил галстук, подошел к сейфу, достал из него чековую книжку, уселся за свой стол и углубился в изучение июньских корешков. Обходной маневр удался на славу. Минут восемь спустя Вульф поднял голову, хмуро посмотрел на меня и спросил:

– Сколько там осталось?

– Это с какой стороны посмотреть, – ответил я. Потом развернулся, извлек из кармана пиджака подписанное вдовой объявление и протянул ему.

Вульф пробежал его глазами, потом, перечитав внимательнее, отбросил на стол, прищурился, свирепо посмотрел на меня и сказал:

– Гр-рр!

– Она сама поменяла пятьдесят тысяч на шестьдесят пять, – как ни в чем небывало ответил я. – Хотя, конечно, заголовок мог бы гласить: «У АРЧИ ГУДВИНА ЕСТЬ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ», а вовсе не у Ниро Вульфа. Она, правда, сама это не предложила, но тем не менее считает, что я ловкий малый. Так она сказала – слово в слово. Когда я сказал ей, что вы умываете руки, и вручил ей чек, она спросила в упор: «Сколько ему заплатил Браунинг?» Я сказал, что мог бы битых пять часов убеждать ее, что вы честнейшая личность и ни за какие коврижки не надуете клиента, хотя сам в этом сомневаюсь. Мы еще поговорили, а потом, когда стало ясно, что убедить ее никак иначе не удастся, я уселся за машинку и нашлепал это объявление. Согласен, стиль оставляет желать лучшего. Я не Норман Мейлер.

– Пф! Этот павлин? Этот отъявленный хвастун?

– Ну, хорошо, пусть будет Хемингуэй.

– У нее есть пишущая машинка?

– Еще бы. В огромной гостиной на четвертом этаже особняка, в которой она, по-моему, проводит все свое время, разве что не ест и не спит. Бумага, как видите, гербовая – дорогая, не то что ваша.

Вульф пристально вперился в машинопись, и я мысленно похлопал себя по спине за то, что догадался напечатать текст на ее машинке.

– Признаю, – продолжил я, – что отговаривать ее не пытался. У меня даже в мыслях такого не было. Более того, я сказал, что этот прием может сработать, а я даже готов поставить десять против одного на то, что кто-то клюнет на такую приманку. И уже потом она решила, что шестьдесят пять это лучше, чем пятьдесят. Я слишком длинно отвечаю, да? Так вот, это зависит от того, как вы себя поведете. Я принес чек назад, но отправка его по почте обойдется нам всего в восемь центов. Если мы так поступим, на вашем счету останется чуть меньше шести тысяч долларов. Пятнадцатого июня мы уплатили налоги. Я не пытаюсь вас разозлить, а только отвечаю на ваш вопрос. И имейте в виду – теперь дело обстоит так, что уже никто не подумает, что вы взываете о помощи из сточной канавы. Миссис Оделл не остановится ни перед чем. Она может с легкостью уплатить и миллион. Ничто другое ее больше не волнует.

Вульф поступил типично в своем духе. Он не сказал: «приемлемо», или «разорви этот чек», или даже «проклятье!». Он просто взял его, внимательно прочитал, сунул под пресс-папье и произнес:

– Я готовлю копченого осетра по-московски. Принеси мне бутылку мадеры из кладовой.

И снова погрузился с головой в кроссворд.

Глава 14

Объявление появилось во вторник на шестой странице утреннего выпуска «Таймс» и на девятой странице «Газетт». Два столбца, набранные жирным шрифтом, с широкими полями со всех сторон – и с двумя новыми условиями:

«1. 65,000 долларов могут быть выплачены одному человеку или разделены между несколькими людьми.

2. 65,000 долларов или какая-то их часть будут выплачены только за точные сведения, а не за предложение, предположение или гипотезу».

Ниже следовали остальные условия, в которых были изменены только три слова.

Мы обсудили одну возможность и пришли к выводу, что ничего поделать нельзя. Увидят ли наше объявление в манхэттенской уголовке? Наверняка. Установят ли они неусыпное наблюдение за нашим домом, чтобы увидеть, кто к нам придет? Безусловно. И что тогда? Они вторгнутся к нам и попытаются получить задаром то, за что наш клиент предлагает 65 тысяч. Они, наверное, начнут прослушивать наш телефон, а ученые наизобретали столько сногсшибательных устройств, что простому смертному уже стало невозможно определить, подслушивают его или нет. Как бы то ни было, во вторник, в два часа дня, Сол, Фред и Орри сидели в нашей гостиной и играли в пинокль. Мы приготовились к приему гостей.

Самый первый оказался презанятной личностью. До него еще четверо звонили по телефону, но все оказались чокнутыми. Первый живой посетитель позвонил в дверь около трех часов дня. На первый взгляд он тоже был чокнутым, но дверь я все же открыл, и он вручил мне визитку – крохотную голубую карточку, на котором витиеватыми черными буквами значились имя и фамилия:

Назир ибн-Бекр.

Что ж, иностранцы тоже бывают чокнутыми, но я его все же впустил. Худой, смуглый и чернявый, ростом он доходил мне до подбородка, а вот его носика вполне хватило бы на двоих. Несмотря на жаркий июньский день, на нем был застегнутый на все пуговицы пиджак, а воротничок сорочки потемнел от пота. Когда, заперев дверь, я повернулся к нему лицом, он вручил мне вырезанное из «Тайме» объявление и сказал:

– Я увижу Ниро Вульфа.

– Возможно, – сказал я. – Он занят. У вас есть интересующие его сведения?

– Я не вполне уверен. Возможно, да.

Нет, не чокнутый. Чокнутые не знают сомнений. Я попросил его подождать, кивнул на скамейку, отнес карточку в кабинет, вручил Вульфу, получил приказ ввести гостя, но выполнить его не смог. Назир ибн-Бекр уже стоял за моей спиной. Кабинет был устлан толстенным персидским ковром, но в прихожей пол был голый; смуглолицый ступал бесшумно, как кошка. Желая быть к нему поближе, я преградил ему доступ к красному кожаному креслу и кивнул в сторону одного из желтых, стоявшего возле угла моего стола. Затем я вышел из кабинета и закрыл за собой дверь. Замысел состоял в том, чтобы незаметно легонько постучать в дверь гостиной. Это будет знак нашей троице, что посетитель уже в кабинете и они могут спокойно идти в нишу возле кухни, чтобы рассмотреть гостя через отверстие, замаскированное со стороны кабинета картиной с изображением водопада. Кроме того, они услышат все, о чем мы говорим. Когда я вернулся к своему столу, Назир ибн-Бекр сказал:

– Разумеется, наш разговор записывается.

– Прекрасно, – сказал я. – Значит, мне не придется стенографировать.

Вульф спросил:

– Условия вам ясны?

Ибн-Бекр кивнул.

– Совершенно. Кристально ясны. Сведения, которыми я располагаю, находятся у меня в голове, а о том, какую ценность они представляют, судить вам. Я должен задать вопрос. В вашем досье мы не обнаружили ровным счетом ничего, что позволило бы нам составить мнение о том, как вы относитесь к положению на Ближнем Востоке. Вы не антисионист?

– Нет.

Смуглолицый повернулся ко мне:

– А вы?

– Тоже нет. Единственное мое предубеждение против евреев состоит в том, что один из них играет в покер не хуже меня. А иногда даже лучше.

Назир ибн-Бекр кивнул.

– Да, им палец в рот не клади. Привыкли обманывать.

Он обратился к Вульфу:

– Возможно, вам известно, что в этой стране, в основном в Вашингтоне и Нью-Йорке, вовсю орудуют арабские террористы – главным образом, палестинцы.

– Да, говорят, что это так.

– Не просто говорят. Так и есть. Один из них как раз перед вами. – Он расстегнул верхнюю пуговицу пиджака, полез внутрь и вытащил небольшой коричневый конверт. Затем достал из него сложенный лист бумаги и встал, чтобы протянуть его Вульфу.

Поскольку террористы проходят по моей части, я поспешно вскочил и перехватил бумагу. Пока я ее разворачивал, он снова сел и сказал:

– Здесь имена пятерых людей, хотя я не уверен, что они подлинные. Но я их знаю только под этими именами. Мы встречаемся еженедельно по воскресеньям на одной квартире в Джексон-Хаите. Здесь есть адрес и номер телефона. В квартире живет Армад Кармат. Адресов остальных у меня нет. Как видите, мое имя здесь не фигурирует. Я написал их печатными буквами, потому что в нашей профессии это надежнее, чем оставлять запись, сделанную собственным почерком.

Я пробежал листок глазами и передал его Вульфу.

– Я вижу, у вас есть телевизор, – произнес Назир ибн-Бекр. – Возможно, вы видели в мае программу КВС под названием «Нефть и Мекка»? Седьмого мая.

Вульф потряс головой.

– Я редко включаю этот прибор, – признался он. – Всякий раз я убеждаюсь, что не зря придерживаюсь столь низкого мнения о телевидении.

Моим мнением никто не интересовался, поэтому я скрыл, что посмотрел «Нефть и Мекку», когда был у Лили Роуэн.

– Программа шла целый час, – сказал террорист. – Частично она была посвящена добыче нефти в арабских странах, но, кроме этого, в ней содержались и определенные комментарии. Напрямик там сказано не было, что существование и процветание Израиля куда важнее для цивилизации и демократии, чем арабская нефть, но намеков было предостаточно. Вся программа была произраильской и антиарабской. Это было в среду. А в ближайшее воскресенье мы отправили в КВС письмо с требованием публичного извинения за клевету и ложь. В следующее воскресенье Армад заявил, что ответа на письмо мы не получили, но зато ему удалось выяснить, что ответственным за выпуск программы был вице-президент КВС по имени Эймори Браунинг. Это было в воскресенье, восемнадцатого мая. Мы решили, что следует воспользоваться этим случаям, чтобы объявить войну антиарабской пропаганде в этой стране.