Рассказывая впоследствии об этом эпизоде, который сыграл немалую роль в развитии дальнейших событий, Валентин Георгиевич признавался, что это была одна из его труднейших, не давших никакого видимого эффекта, бесед.
— И это естественно, — говорил мне командир североморских разведчиков с обычной своей мягкой, немного печальной улыбкой. — Мы, советские люди, имели несколько абстрактное представление о психологии угнетаемых белыми колонизаторами народов. Казалось, только заговори дружески, ну, к примеру, с американским негром, упомяни о международной солидарности трудящихся, скажи, что ты из Советской России, — и собеседник тотчас бросится тебе на шею, раскроет немедленно душу. На практике дело обстояло сложнее… И если учесть положение, создавшееся тогда…
Нет, матрос первой статьи Джексон отнюдь не собирался броситься на шею неизвестному ему советскому офицеру!
Он не ответил на вопрос — знает ли уже о смерти капитана Элиота, только — показалось Людову — лицо его стало почти пепельно-серым, еще напряженнее согнулись широкие плечи,
Валентин Георгиевич присел на койку, указал Джексону место рядом с собой. Казалось, это еще больше насторожило матроса. На повторное приглашение сесть придвинул табуретку, занял самый ее край. Отвечал чуть слышно, голосом, полным откровенного страха.
— Нет, сэр, не знаю, на каких координатах погибла «Бьюти». Не думаю, что в судно попала торпеда: взрыва не было слышно. Я не виноват в аварии, совершенно не виноват, сэр, держал руль точно по компасу, по указаниям капитана. Капитан Элиот все время был на мостике, а мистер Нортон незадолго до аварии ушел вниз…
Был ли сильно пьян капитан Элиот? Нет, сэр, не пьянее обычного, почти в том же состоянии, как в другие дни похода. Отчего у меня поранена голова? Был сильный толчок, меня швырнуло вперед… Нет, сэр, мистер Элиот не ударял меня револьвером, как вам могло прийти такое на ум? Бедный мистер Элиот бывал несдержан и груб, но хорошо относился ко мне, даже привел меня в сознание, не хотел покинуть на «Бьюти».
В этот момент Людов положил руку на колено Джексона.
— Мистер Джексон, — тихо спросил Людов, — почему из Библии капитана Элиота вырвана страница?
Широкое колено подскочило. Негр вздрогнул, словно через него прошел электрический ток.
О какой Библии вы говорите, сэр? — хрипло спросил Джексон.
Библия была порвана, когда вы заходили к капитану ночью?
Ночью к капитану, сэр?
Да, во время воздушной тревоги.
Я не был ночью у мистера Элиота. — Лицо Джексона выражало изумление и страх. — Капитан позвал меня вечером, я помог ему поправить повязку. С тех пор я не видел капитана…
— Не заходили к нему в отсутствие мистера Нортона?
Джексон качнул головой, покосился в сторону койки Нортона. Нортон спал в прежнем положении.
Людов встал. Джексон вскочил с табурета.
— Выйдем, товарищ Джексон, мне нужно задать вам еще несколько вопросов.
Выражение мрачного упорства было во всей фигуре Джексона.
— Извините, сэр, я сказал вам все, что знаю.
Он словно прирос ногами к полу. «Сорри, сэр… Донт ноу, сэр… Ней, сэр…»[8] — доносились до слуха Агеева робкие ответы на задаваемые Людовым настойчивые вопросы.
Наконец Валентин Георгиевич вздохнул, надел снятую было при входе в кубрик шапку.
— Фэнк ю, сэр [9], — почтительно ответил Джексон на прощальное приветствие советского офицера, Выждал, когда посетитель достаточно далеко отойдет от его койки, сел. Склонив курчавую голову, пересеченную повязкой, принялся за прерванную работу.
С треском опускались костяшки домино в масляножелтом свете неярко горевшей лампы.
Проходя мимо стола, Людов сделал почти неприметное движение рукой.
Кувардин небрежно встал, передал костяшки склонявшемуся из-за его плеча любителю «козла».
— Пощелкай за меня, друг. А то я себе уж руки отбил.
Агеев тоже передал свои костяшки, расправил плечи, пошел вслед за командиром.
Разведчики погрузились в черноту наружного мрака.
Где-то за горизонтом, со стороны моря, неярко вспыхивали, трепетали высокие немые зарницы.
— Похоже, артиллерия бьет в океане, — сказал Кувардин.
— Нет, это наши северные зори играют, — откликнулся Агеев. — Товарищ политрук, долго еще здесь отсиживаться будем? В такие ночи самое милое дело — в гости, на чужой бережок.
— Отдыхайте, боцман, вам еще хватит работы, — рассеянно откликнулся Людов.
Еле слышно чавкал под ногами тающий снег. Трепетная зарница свертывалась и вновь распускалась, отливая красноватым и голубым. Звезд не было в нависшем над сопками арктическом небе.
Они вошли в пустую комнату, где слабо накаленная лампа бросала отсветы на чернильницу, листы бумаги, стулья, придвинутые к столу.
Разведчики остановились у двери. Смотрели вопросительно на своего командира.
— Хочу с вами посоветоваться, товарищи, присядьте, — сказал Людов, указывая на стулья. Разведчики поставили стулья рядом, сели плечо к плечу. — Сообщу вкратце задание адмирала, в связи с которым добрался сюда. «Бьюти оф Чикаго» шла к нам с подарками американского народа, с грузом лекарств и теплых вещей. Эти подарки, как сами понимаете, очень пригодились бы нам и на фронте и в тылу. Но еще больше могут они пригодиться гитлеровцам, армии генерала Дитла, который рассчитывал с ходу взять Мурманск, еще до больших холодов расположиться там на зимние квартиры.
Валентин Георгиевич закашлялся, вытер платком рот.
Но, как видите, Мурманск они не взяли, застряли в норвежских сопках, на подступах к нашим базам. Коммуникации у них — швах, наши подводники топят транспорты, идущие к фашистам вдоль скандинавского побережья. В этих условиях груз «Бьюти» был бы для них подлинным даром божьим.
Да ведь потонула «Красотка», товарищ политрук! — горько сказал Агеев.
«Красотка»? — приподнял брови Людов. — Ах, вы перевели имя транспорта на русский язык? — Агеев кивнул. — Что ж, будем звать судно «Красоткой» с вашей легкой руки…
Он прошелся по комнате.
— Так вот, дело в том, что возникает сомнение в самом факте потопления «Красотки Чикаго». Транспорт не торпедирован, на нем не было пожара, обычно возникающего при попадании в борт торпеды. Я уточнил, что все ощущения, пережитые командой «Красотки», могли бы возникнуть и при условии, если бы корабль сел на всем ходу на мель, напоровшись, скажем, на банку или риф, которых так много вдоль берегов Северной Норвегии.
Он подождал, как бы ожидая возражений.
А ведь правда, могла она и не потонуть, товарищ политрук? И груз ее в целости остался? — живо сказал Кувардин.
Вот именно, ее груз мог остаться в целости, — повторил Людов. — Но этот груз — около оккупированного гитлеровцами побережья, среди волн и камней. Если даже «Бьюти» еще на камнях, легко может быть разломана штормовыми волнами или, что значительно хуже, захвачена врагом. Поэтому вице-адмирал приказал срочно установить координаты «Красотки».