Еще один шаг. Я, не отрываясь, следила за лицом инопланетника. В темных чуждых глазах – пожар предвкушения. А руки инзара медленно, очень медленно расстегивают пряжку ремня, который я сразу и не заметила. Отточенным, выверенным движением, мужская кисть зажимает тяжелую на вид пряжку в кулаке и изящно наматывает вокруг запястья ременную петлю. Такое я однажды видела в исторической передаче про абьюз, который процветал на земле махровым цветом вплоть до вступления человечества в Звездный Альянс. Если верить автору передачи, сейчас на Земле успешно искоренили это явление.
Широко раскрытыми от ужаса глазами я наблюдала, как инзар лениво поднял руку вверх. В воздухе тяжело свистнул ремень.
Глава 8
Меня никто никогда не бил. Детство я свое не помнила. Но, думаю, что если бы что-то подобное было, то в памяти бы это отложилось все равно. В детском доме мы никому не были нужны. Ну, то есть, нас кормили, учили, обеспечивали всем необходимым. Кроме одного: человеческого тепла и любви, кроме семьи. К нам относились почти так же, как и к рабочим дроидам. Нам с Пашкой повезло больше, чем другим. Мы заменили друг другу семью, родителей, братьев и сестер. И, естественно, Пашка никогда не поднимал на меня руку.
И вот сейчас, пережив жуткий опыт общения с шаризом, я с ужасом и тоской смотрела чужого смуглого мужчину. Жуткий огонек предвкушения в его глазах пугал гораздо больше занесенной для удара руки.
Говорят, ожидание смерти хуже самой смерти. И это правда. Смотреть в глаза своему обидчику и не иметь возможности спастись или защитится, видеть занесенную для удара руку… Я вдруг ощутила в себе странную злость. Словно я – загнанная в угол волчица, над которой, заранее празднуя победу и предвкушение, измывается человек. Внутри меня росло и ширилось безумное желание оскалить несуществующие клыки, зарычать, вскочить и вцепиться в карающую ладонь.
Не случилось ничего. Меня не ударили. Я не бросилась на обидчика. Просто вдруг в тишине помещения, нарушаемом только рваным, хриплым дыханием инопланетника и моим, вдруг раздался пронзительный, как тревожная сирена, сигнал.
Вздрогнули мы оба. Странная, зачарованная атмосфера разлетелась на сверкающие острые осколки. Пугающий огонек в инопланетных глазах медленно угас. Рука так же медленно опустилась. Инопланетник взглянул на дисплей зумма и витиевато выругался. Ну, то есть, я подозреваю, что выругался. Вряд ли в такой момент с губ мужчины могла сорваться похвала тому, кто отправил сообщение. Скорее уж стоэтажная конструкция во славу такой-то матери.
– Запомни на чем мы остановились, детка. Продолжим, когда я освобожусь.
Переход на всеобщий оказался слишком резким, а обещание, вложенное в фразу, слишком зловещим. Я вздрогнула всем телом, наблюдая, как инопланетник ловко вдевает обратно ремень, застегивает его, поворачивается и исчезает за дверью.
Несколько секунд, а может быть целую вечность я тупо смотрела на вновь захлопнувшуюся серую поверхность, отрезавшую меня от свободы. А потом внутри словно что-то сломалось. Или порвалось. Я расхохоталась. От горького и острого, как битое стекло, смеха мне самой было больно внутри. Больно и страшно. Но остановится я не могла. Словно прорвало внутри какую-то невидимую плотину. Смех все рвался и рвался наружу, вымывая из меня остатки наивности и надежды на лучшее. Наверное, именно в эти минуты я и осознала окончательно, что ни Земли, ни Пашки я больше никогда не увижу. Что я, Машка Захарова, оказалась всего лишь песчинкой на просторах космоса. Расходным материалом. И фактически меня уже нет. Была, да вся вышла. Закончилась… Испарилась бесследно. Как капелька дешевых духов. Не оставив после себя даже следа.
Я не слышала, как открылась вновь дверь. И оказалась совсем не готова к тому, что меня вдруг за плечи вздернули с пола, вытаскивая из облюбованного угла. Я не успела ни удивиться, ни перестать хохотать, как безумная – щеку вдруг обожгло резкой горячей болью. И булькающий чудовищный смех застрял у меня в горле. Я поперхнулась им, как глотком слишком крепкого коньяка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
От пощечины из глаз выступили слезы. Я всхлипнула, ощущая приближение девятого вала истерики, и недоуменно уставилась на инопланетника, все так же удерживающего меня за плечи. Все тот же черный свитер, темные прилизанные волосы и темные глаза. Правда, без пугающего меня огонька. И как их теперь отличить? Я смотрела в эти странные и такие похожие на человеческие, глаза, и вдруг осознала одну пугающую вещь. В том хаосе и полном раздрае, что сейчас царил внутри меня, неожиданно родилось совершенно иное, прямо противоположное чувство. В бушующем океане полуистерических настроений вдруг родилось и окрепло желание прижаться к груди этого мужчины… Услышать размеренное биение его сердца… Почувствовать аромат его тела… Ощутить его заботу и опеку… Ощутить защиту, которую мог дать мне только он… Я сошла с ума!
Ужас накрыл с головой. Все, Машка, помаши ручкой на прощание здравому смыслу. Только полная идиотка и безмозглая дура может влюбиться в своего мучителя. Следующий шаг у нас какой? Получить удовольствие от лупящего меня ремня? Целовать избивающую меня руку? Я вздрогнула от представленной картины. И тут же постаралась отодвинуться от инзара.
– Цела?
Его хрипловатый спокойный голос словно пуховкой прошелся по моей коже. Даже мурашки по телу пробежали. И я разозлилась на себя. Фигу ему, а не мое хорошее отношение! Еще не хватало влюбиться в своего тюремщика!
Кое-как, через силу, мне удалось отстраниться от инзара и выпрямиться на дрожащих ногах:
– Да, я в порядке. Но, наверное, так будет не долго. – Помимо моей воли в голосе прорезалась злость: – Твой брат больной на всю голову! Ему место в психушке!
Инзар хмыкнул, складывая руки на груди:
– Догадалась-таки…
Я недоуменно моргнула. Запал погас так же быстро, как и разгорелся.
– Да о чем тут догадываться! Я не медик, но и так видно, что он нуждается в квалифицированной медицинской помощи.
Смуглое лицо напротив заледенело:
– Я вообще-то имел в виду наши родственные отношения.
Вот тут я оторопела. Неужели и у этого брата не все дома?
– И тут тоже не о чем догадываться. Все очевидно. Вы одинаковые, как две горошины в стручке.
Инзар неожиданно рассвирепел:
– Мы не похожи! И не можем быть одинаковыми!
Я невольно попятилась, настолько меня испугала неожиданная вспышка. Инзар поморщился:
– Не бойся меня. Я не бью женщин. Просто с момента похищения Эйзирейи у меня не было возможности отдохнуть нормально. Спал урывками. Вот от усталости и не контролирую себя.
Прижавшись спиной к стене, я смотрела на инзара и не могла его понять. Странное поведение сбивало с толку. То рычит и кидается на меня, как дикий зверь. То беспокоится, как близкий человек. Я с ними с обоими с ума сойду раньше, чем попаду на судебное разбирательство.
Инзар вздохнул, поднял руки ладонями вперед:
– Я к тебе даже прикасаться больше не буду. Вылазь уже из того угла. И брату сюда закрою доступ. Кстати, как ты поняла, что мы братья? Одинаковая внешность не показатель.
Если инзар планировал меня отвлечь или удивить, то ему вполне удалось это. Я оторопело моргнула, осознав, что услышала:
– То есть, как это одинаковая внешность – не показатель? У вас что, все мужчины на планете выглядят как близнецы?
Я сама не заметила, как отлепилась от стены и вышла из облюбованного угла. Инзар улыбнулся:
– Нет, конечно. Мы же не клоны друг друга. Но представители других рас часто нас путают.
Он издевается надо мною, что ли? Как я могу проверить его слова? У меня даже зумм отобрали.
– Не верю!
Инзар ухмыльнулся:
– Иди сюда. Доказать несложно.
Любопытство оказалось сильнее осторожности.
Косо поглядывая на мужчину, я бочком приблизилась к нему. Любопытство, а тем более женское, страшная вещь. Я сама не заметила, как подобралась вплотную к инзару. Мне продемонстрировали дисплей зумма. И я даже забыла дышать от увиденного.