— Это ещё не всё, Андрей. Вот ещё "радость", — с этими словами Мартынов бросил передо мной ещё листок. Из текста следовало, что в результате действий диверсионной группы немцев, тяжело ранен командующий Южным фронтом генерал-полковник Черевиченко Я. Т., погиб начальник штаба ЮФ генерал-майор Антонов А. И. и ещё десять командиров, сорок три красноармейца и семь сотрудников НКВД. Нападение производила группа из тридцати двух человек. Двадцать девять нападавших уничтожены, трое, тяжело раненые, взяты в плен.
Я сидел, как пришибленный. Ни хрена себе, помог своим! Всё расскажу, всем помогу! Вот она, помощь в реале! Не будь меня, война шла бы своим чередом. А теперь? Жукова больше нет. Нет ещё нескольких первоклассных военных. Нет Жданова. Допомогался, урод! Кто мне вообще сказал, что информация от меня принесёт благо стране и поможет ей победить с меньшими жертвами?! Книги, прочитанные мной? Как сквозь вату, я слышал, что Мартынов мне что-то говорил, но ни самих слов, ни их смысла я не понимал. В какой-то момент, я обнаружил себя в одиночестве, за столом в кабинете нашей группы, бессмысленно вертящим в руках свой пистолет. Может шарахнуть себе в лоб и всё? Не будет никаких переживаний, никаких забот. Это же так просто, раз – и всё! И не будет никаких проблем. Дослав патрон, я поднёс "ТТ" к лицу. С минуту поглядев в бездонное дуло, вдруг передёрнулся. А вот хренушки! Не стану я тварью, испугавшейся жизни, не стану! Что бы ни произошло, пройду свой путь до конца, как дóлжно мужчине. Как хорошо, что никого из группы не было на месте! Опозорился бы, до самого не могу! Окончательно придя в себя, я направился к командиру. Мартынов оказался на месте, что-то лихорадочно писал. Не отвлекаясь, махнул рукой, чтобы я садился. Минут через пять он закончил с писаниной и позвонил в канцелярию. Через несколько минут, в дверь проскочил сержант-курьер с толстой тетрадью в руках, сделал в тетради какую-то запись, которую заверил Мартынов и испарился, забрав писанину командира. Потянувшись, до хруста в суставах, Александр Николаевич переключился на меня.
— Что-то случилось, о чём я ещё не знаю? — с подозрением спросил он. — У меня и так голова кругом идёт, а если ты ещё что-то добавишь…
— Нет, Александр Николаевич. Ничего не случилось. Я узнать пришёл. Чем дальше заниматься буду? В свете последних событий, моя информированность по войне стремится к нулю. По политическим раскладам, та же беда. Что касается экономики, оружия и медицины – из меня вытянули всё, что только можно, да и то, что нельзя – тоже вытянули. Моя ценность как чистого аналитика, не выдерживает никакой критики, она просто нулевая. Подумав обо всём этом, я и пришёл к вам.
Мартынов спокойно глядел на меня и, казалось, не видел. Встав из-за стола, он прошёлся по кабинету и остановившись у окна, глядя на улицу, сказал:
— Лейтенант Стасов. Мне понятны ваши сомнения. Пока идите к себе, в случае каких-либо изменений в вашей деятельности, я вас поставлю в известность. Если вам всё понятно, то вы свободны.
Ну что тут поделаешь? Ничего. И снова доносы, рапорта, донесения. А в голове, общим фоном, крутилась одна и та же мысль – "Что будет? Как же так?…"
Через три дня, после памятного разговора с Мартыновым, мы с Зильберманом были снова направлены в Тулу. Если честно, то я очень этому удивился. На сегодняшний день, 30 октября, немцы здорово продвинулись в её направлении. Бои шли в каких-то пятидесяти километрах от окраин города. Получается либо я дурак, либо руководству стало параллельно, до моей дальнейшей судьбы или я опять чего-то не понимаю. Ну и хрен с ними, да здравствует – с нами. В этот раз, добирались до Тулы немного дольше. Очень уж интенсивным было движение по дороге, да и немецкие летуны "пошаливали". Пару раз пришлось в снег нырять, от этих "баловников". Правда наши "соколы" им быстро объясняли, что "…здесь вам не тут…" и фрицы быстро смывались. Один не успел, и упал недалеко от дороги. Рвануло так, что ой-ой-ой! Хорошо, что мы далеко были, а то мало бы не показалось. Добравшись до места назначения, опять столкнулись с местными "церберами". Проверка была ещё жёстче, чем в прошлый раз. Столько нервов вымотали, садисты. Уже зайдя в цех при КБ, я всё ещё пыхтел, как закипающий чайник. А Зильберману хоть бы хны! Идёт, лыбится, да меня подкалывает, вражина. Встретил нас молодой парень, представившийся Ильёй Носовым. Посмотрев наши удостоверения, он превратился в хлебосольного хозяина, хвастающегося перед гостями.
— Посмотрите, какие игрушки мы делаем! Правда это опытные образцы, но, надеемся, скоро они станут массовыми.
На верстаках, стеллажах и столах лежало оружие, много. Мама моя родная! Опять я не захочу отсюда уходить…
Тульская командировка продлилась почти две недели. За это время я узнал об оружии столько, сколько не знал за всю предыдущую жизнь. Чертовски интересно общаться с людьми, которые фанатично увлечены своим делом. Иногда аж завидно становилось, когда глядел слушал и смотрел их споры по поводу какой-нибудь пружинки. Хорошо им, а тут сидишь две недели и не понимаешь, зачем ты здесь? 13 ноября, вечером, позвонил Мартынов и приказал, к восьми ноль-ноль четырнадцатого, мы должны быть в его кабинете. Наконец-то! Получается, меня не стали сажать в камеру, а отправили в место, где я под постоянным присмотром и могу, теоретически, принести пользу, а теперь, получается, определились, что со мной дальше делать. Надеюсь, не расстреляют.
В Москву приехали уже под утро, поэтому поехали сразу в наркомат. Попросив дежурного разбудить нас звонком в половине восьмого, завалились спать прямо в кабинете. Женька, по присущей его нации сноровке, "прихватизировал" стулья, сотворив из них вполне приличное ложе. А я, недолго думая, составил вместе два стола и улёгся на них. Несмотря на все неудобства, заснули мы почти мгновенно. Услышав сквозь сон близкий телефонный звонок, я протянул руку и – грохнулся на пол. Пока я объяснял всему миру своё отношение к столам, полý, телефонам, не дающим спать – Женька, давясь хохотом, благодарил дежурного. Уже полвосьмого? Ну ни фига себе, время летит…
Ровно в восемь ноль-ноль, мы вошли в кабинет Мартынова. Глянув на часы, тот одобрительно хмыкнул и заявил, подтверждая мои мысли:
Первое – через два часа, на моём столе должны лежать два отчёта о командировке в Тулу, второе – с завтрашнего дня отправляетесь в другую командировку, длительную. Вы откомандировываетесь в распоряжение армейского комиссара 1-го ранга Льва Захаровича Мехлиса, который направляется с инспекцией на Южный и Юго-Западные фронта. Дальнейшие инструкции получите после сдачи отчётов, на которые у вас остался один час и пятьдесят минут времени.
Через минуту, я и Женька, ошалело смотрели друг на друга в нашем кабинете. Ну ни х… себе! Спохватившись, я посмотрел на часы и лихорадочно принялся писать. Шутки кончились.
Интерлюдия, Москва, Кремль, кабинет И. В. Сталина, 11.11.1941 г.
— Значит, Лаврентий, ты уверен, что так будет лучше? Ты же знаешь Мехлиса. Он может залезть к чёрту на рога, если посчитает, что это необходимо? А Стасова он наверняка потащит с собой. Ты понимаешь существующий риск? — задумчиво спросил Сталин глядя в окно.
— Да, товарищ Сталин. Я всё понимаю. — Берия, сидя за столом упрямо вскинул голову. — Мне кажется, что это хорошая идея. Да и без присмотра он не будет, моих людей там достаточно. Мартынов доложил, что узнав о событиях в Ленинграде, Стасов впал в шоковое состояние, существовал реальный риск его самоубийства. Хорошо, что он оказался сильней, чем могло показаться и быстро пришёл в себя. Несмотря на коренные изменения хода войны, информация полученная от Стасова не стала менее важной. Огромную ценность для нас имеет и другой аспект его пребывания у нас. Способ мышления Стасова, значительно отличается от большинства наших современников. Он совсем по-другому оценивает те или иные события. Особенно хорошо это заметно по его служебным запискам и отчётам. Разница просто бросается в глаза, особенно если сравнивать с отчётами сотрудников, которые выполняли ту же работу, в то же время. Крайне интересны его выводы, сделанные на основе сплава его "тамошнего" опыта и приобретённого уже здесь. Своеобразная встряска, вызванная поездкой, может пойти на пользу и делу и Стасову. Кроме того, существует возможность, что он может на месте заметить то, что упустит даже Мехлис и вовремя сообщить ему об этом, тем более, что Лев Захарович знает его лично.
В свете всего перечисленного, я считаю, что необходимо отправить его в инспекторскую поездку Мехлиса. А риск… риск существует даже в камере, не говоря уж о улицах Москвы.
— Ну что же, Лаврентий. Оставь мне бумаги по этому вопросу, я, вечерком ещё подумаю.
Глава 24
С отчётами успели еле-еле. Когда зашли к Мартынову, он уже тянулся к телефонной трубке, но, увидев нас, отдёрнул руку.