другие науки, и поэтому окружающий нас мир построен по этим же математическим законам». 277 Этот тезис стал основным при создании в XVII веке современного образа естествознания.
В тоже время, было бы неправильным видеть в Пико предшественника современной науки. Его основные интересы лежат в области магии и кабалистики. Если Фичино подчеркивал естественный характер своей магии, то Пико, напротив, настаивает на необходимости привлечения духовных сил. Над человеком звезды и ангелы не имеют власти, но можно попытаться использовать их власть над природным миром. В трудах Пико естественная магия постепенно приобретает все больше оккультных черт. Подобный оккультизм делал невозможным научное познание мира, ведь ни один ученый не сможет учесть влияние на каждую травинку мириадов ангелов и бесов. Такие взгляды были несовместимы с христианством, несмотря на желание Пико делла Мирандолы доказать обратное. Даже у Марселио Фичино, несмотря на его осторожность в использовании магии, возникли проблемы с Церковью.
Оккультизм Пико не мог не вызвать резкой реакции. В 1487 году он был вынужден отречься перед комиссией инквизиции от ряда своих тезисов. Через два года иезуит Гарсия выпустил трактат, резко осуждающий использование магии. Согласно Гарсии, все виды магии имеют своим источником дьявольские силы, а, значит, христиане не должны ими пользоваться. И хотя следующий папа Александр VI полностью оправдал Пико, конфликт между магией и Церковью был очевиден. В XVII веке в этой борьбе Церковь получит в союзники представителей новой науки. Ведь для зарождающегося естествознания представление о влиянии на природу множества духов было не менее опасно, чем для Церкви. В мире Пико де Мирандолы научное знание о природе невозможно, его место занимают духовные практики призванные постичь и подчинить себе всю иерархию мироздания: от неживой природы до мира ангелов.
Джордано Бруно – трагедия религиозного реформатора
Марселио Фичино и Пико делла Мирандола, несмотря на интерес к магии, стремились остаться верными католиками. Это создавало ряд проблем, поскольку магия однозначно осуждалась отцами Церкви, например блаж. Августином и Фомой Аквинским. Для Джордано Бруно (1548-1600) дело обстояло по-другому. Его интерес к магии и философии Гермеса Трисмегиста был настолько велик, что он ради него оставил христианство. Еще будучи монахом (и священником) доминиканского монастыря в Неаполе, он отрицает божественность Христа, непорочное зачатие, заступничество святых. Кроме того, Бруно проповедовал, что Моисей был магом и в этом превзошел египтян. Сам Иисус Христос, по Бруно, свои чудеса творил с помощью магии.278 Бруно открыто пропагандировал свои антихристианские взгляды, что не могло не привлечь внимания в эпоху жестоких религиозных войн.
За свою жизнь Бруно объехал почти всю Европу. Неизменно, из-за своего сложного характера, был вынужден бежать и из католических и из протестантских стран. В 1591 году путешествия привели Бруно в Венецию, где он и был арестован инквизицией. Позже, его перевели в Рим. За свои еретические взгляды, он был приговорен к тюремному заключению, которое длилось долгие 8 лет. В 1599 году произошло калабрийское восстание в Испании, ведомое другим мятежным доминиканцем Томазо Кампанеллой. Сам Кампанелла с трудом избежал казни за мятеж, успешно симулировав сумасшествие.
Политическая ситуация в Европе требовала от римского папы умения лавировать между непримиримо враждующими Испанией и Францией. Вполне возможно, что именно по причине ведомого доминиканцами калабрийского восстания, Риму было необходимо показать лояльность к Испании. Новый процесс над находящимся в тюрьме доминиканцем Бруно мог стать необходимым символическим актом, ведь всем было хорошо известно о симпатиях Бруно к французскому королю Генриху Наваррскому.279 В 1599 году кардинал Беллармино извлек из сочинений Бруно 8 еретических тезисов, от которых ему было предложено отречься. Сначала он согласился, но позже передумал и был приговорен к сожжению, которое было осуществлено 17 февраля 1600 года.
В эпоху Просвещения был популярен миф о рождении науки из противостояния с Церковью. Естественно, для доказательства этого мифа было необходимо найти своих мучеников. Поскольку действительных конфликтов между Церковью и учеными было крайне мало, то антицерковным историкам науки приходилось крайне тенденциозно преподносить единичные события, которые хоть как-то можно было истолковать в данном ключе. В результате из Джордано Бруно сделали мученика науки, казненного за свою приверженность к гелиоцентрической картине мира.
Ф. Йейтс опровергает такую трактовку событий, подчеркивая, что публикация материалов процесса над Джордано Бруно опровергла подобные взгляды.280 Из текстов допросов видно, насколько мало внимания уделялось собственно философским и научным взглядам Бруно. В центре допросов стояли религиозные взгляды Бруно, его отношение к католицизму, а также его многочисленные контакты с протестантами. Ф. Йейтс заключает: «он меньше кого бы то ни было годится в представители философии, порвавшей с божеством… Поэтому Церковь, включая философские пункты в осуждение ересей Бруно, действовала, нисколько не выходя за пределы своих полномочий. Философские пункты были неотделимы от его ересей».281 Конечно, это нисколько не оправдывает инквизиционной практики казни еретиков, но казнен Бруно был вовсе не за свои научные убеждения.
В работе Ф. Йейтс превосходно показано, что в центре религиозно-философских взглядов Бруно стояло учение Гермеса Трисмегиста. Свою роль Бруно видел в возрождении древней египетской религии, которая была уничтожена христианством. Он отбрасывает попытки Марселио Фичино примирить христианство и магию. Также Джордано отвергает христианское учение, особенно в том что касается Второго Лица Святой Троицы.
Бруно возвращает магию к ее языческим истокам. Оплакивая вместе с Гермесом языческую религию, погруженную ныне во мрак, Бруно все же надеется на ее возрождение. Наблюдая раздирающие Европу религиозные войны, он верит, что восстановление древнего «истинного» язычества поможет примирить все соперничающие стороны в рамках новой религии. Именно в этом, а вовсе не в научных исследованиях природы, была основная цель Бруно.
В герметических текстах, как и вообще в неоплатонизме эпохи Возрождения, огромная роль уделяется Солнцу, как образу Бога. В трактате Асклепий Солнце именуется вторым богом.282 Поэтому неудивительно, что когда Коперник поместил Солнце в центр мира, Бруно воспринял это с воодушевлением. В «Пире на пепле» читаем: «Ему (Копернику) мы обязаны освобождением от некоторых ложных предположений общей вульгарной философии, если не сказать, от слепоты. Однако он недалеко от нее ушел, так как, зная математику больше, чем природу, не мог настолько углубиться и проникнуть в последнюю, чтобы уничтожить корни затруднений и ложных принципов, чем совершенно разрешил бы все противодействующие трудности, избавил бы себя и других от многих бесполезных исследований и фиксировал бы внимание на делах постоянных и определенных».283 Для возникавшей науки математика была языком, на котором написана «книга природы». Бруно, напротив, отрицает ценность математического