Читать интересную книгу Их любовник (СИ) - Богатырева Татьяна

Мне галантно поцеловали руку и испарились. Потрясающий сервис. Наверняка и комната — что-то в духе номеров «Зажигалки». И какие у меня шансы обломать Бонни? Верно, никаких. Особенно сейчас, когда он запел «Лорелей», глядя прямо на меня. И как только догадался, где меня искать? Ведь он точно меня не видит, слишком яркие софиты, зал для него — темный провал с беспорядочными бликами светомузыки. Впрочем… он хорошо меня знает.

И потрясающе поет. Напомните мне, зачем я велела ему петь сейчас? Не затем ли, чтобы окончательно потерять голову и сдаться? Это так просто, сдаться! Забыть обо всем на свете, кроме его великолепного голоса, наполняющего меня, кидающего то в жар, то в холод. Голоса, который можно ощутить всей кожей, который ласкает и рвет мне сердце.

— Sometimes I wake in the night and I call out your name, Loreley! (Иногда я просыпаюсь ночью и произношу твоё имя, англ.) — стоя на самом краю сцены, словно на скале над морем, Бонни звал меня, и мне вместо «Лорелей» слышалось «Мадонна».

Я не хотела помнить о том, что он приехал не ради меня, а ради мужской дружбы. Не хотела помнить, что чертов больной ублюдок сделал ребенка своей невесте, и мне придется его отпустить к ней. Я хотела только слышать его, чувствовать его — сейчас, здесь! Еще немного, и я побегу к сцене, чтобы махать руками и вопить: Бонни, я люблю тебя!

Наваждение. Чертово наваждение.

А чертово наваждение, закончив песню, проникновенно шепнуло в микрофон:

— Grazie, Madonna, — и, спрыгнув со сцены, направилось ко мне.

Не знаю, как ему удалось отделаться от тут же повесившихся на него перевозбужденных девиц, но как-то удалось. Честно говоря, я не хотела видеть обнимающих его чужих рук, поэтому отвернулась к бармену и попросила минералки. А когда повернулась обратно, он был совсем близко — и шел ко мне, смотрел на меня с такой знакомой вызывающе-беззащитной улыбкой, что я задохнулась от предвкушения. Нас разделяло всего полдюжины шагов… и сияющая брюликами стервозная блондиночка лет восемнадцати, ринувшаяся Бонни наперерез от небольшой группы золотой молодежи.

— Потанцуем? — она вцепилась острыми розовыми когтями ему в плечо и «соблазнительно» изогнулась.

На лице Бонни мелькнула вселенская усталость, он что-то шепнул блондиночке на ухо, и та отскочила, как ошпаренная, заозиралась — и тут же ее окружили приятели… или не приятели? Минимум один из них — одетый в черный костюм шкаф, явный секьюрити, и он все видел, а кто такой Бонни Джеральд — не знает или знать не хочет.

О, боже…

— Мадонна?

Бонни по моему лицу понял, что здесь что-то не так. Ну да, на блондиночек он не тратит больше пяти секунд внимания, ровно чтобы послать далеко и надолго. Конечно, если не собирается блондиночку трахнуть, тогда она может рассчитывать минут на пятнадцать. Или кто-то думал, что звездный гений мечтает подарить каждой озабоченной деве крышесносный оргазм? Ага. Щаз.

— Это дикая Россия, Бонни, — вздохнула я, глядя на приближающегося со зверской мордой шкафа. — Сзади.

Бонни обернулся как раз вовремя, чтобы проскочить под занесенной рукой, сделать подсечку и как-то так его развернуть, чтобы бугай упал не на меня, что диктовала гравитация, а лишь рядом. Я машинально поджала ноги, крепче сжала стеклянную бутылочку газированной воды и на всякий случай схватилась за стойку.

По счастью, продолжения драки не последовало — Бонни как-то так прижал бугая, что тот даже не пытался пошевелиться. А может, просто оказался не таким безмозглым, как его хозяйка и ее приятели — парочка из них, крайне мажористого вида, уже бежала на помощь, и первый даже занес ногу, чтобы пнуть Бонни…

Струя взболтанной газировки встретилась с его ошалелой мордой за секунду до того, как Бонни ему что-нибудь сломал. А еще через пару секунд до стойки добежали сотрудники клуба, оттащили приятелей стервочки, а бугая подняли на ноги и увели.

— Прошу прощения, леди Говард, мистер Джеральд, — нарисовался Алекс, причем с полотенцем, которое тут же протянул Бонни; тот вытер попавшую на него воду. — Чем я могу загладить это ужасное недоразумение?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Недоразумение?! — завизжала позади него красная от злости блондиночка. — Этот мудак посмел!.. Да вы знаете, кто мой отец?! Да вы тут все!..

— Цыц, — рявкнул на нее господин Семенов, и блондиночка от неожиданности заткнулась и выпучила глаза. — Твоему отцу придется долго извиняться перед леди Говард за твой идиотизм. Иди отсюда.

— Леди? Да она!.. — отмерла стервочка, и с ее языка полился мат-перемат.

Бонни тут же закрыл меня собой и уже набрал воздуха, чтобы ответить дуре, но я схватила его за плечо.

— Не надо.

Он тут же накрыл мою ладонь своей, обернулся — и мне стало окончательно плевать на дуру. Мой Бонни вернулся! Снова защищает меня. Волнуется обо мне.

Ни что-то сделать, ни закончить тираду стервочка не успела, ее уже подхватили под руки двое в черном и потащили прочь, а господин Семенов тяжело вздохнул:

— Мне безумно жаль, что этот невоспитанный ребенок испортил вам вечер. Поверьте, в моем клубе не принято вести себя таким образом.

— Да ладно, Алекс, — улыбнулась я, позволяя Бонни себя обнять. — Никто не пострадал. Пожалуй, нам просто пора домой.

— Вы очень добры, леди…

— Роза, Алекс. Я… там наверху еще остались девочки…

— Не беспокойтесь, Роза. Сегодня для вас и ваших подруг все за счет заведения. Мистер Джеральд… — Алекс протянул Бонни его рубашку и мокасины, оставленные в ложе, поклонился и растворился в толпе.

А я забрала у Бонни из рук рубашку, сама накинула ему на плечи.

— Ты слишком опасен для неокрепшей детской психики, больной ублюдок, — шепнула я и погладила его по щеке.

Он взял мою ладонь в свою, коснулся губами, и я почти утонула в темном, как сицилийская ночь, и таком же манящем взгляде.

— Тебе понравилось?

Понравилась драка?!. Или нет, он спрашивает совсем о другом… конечно, это я дура, совсем забыла…

Стоило вспомнить — и меня опять окатило жаркой волной.

Склонив голову ему на плечо, я провела рукой по его спине, запустила ее под рубашку и за пояс джинсов… Бонни рвано выдохнул и прижался теснее, хотя куда уж дальше-то! Я и так бедром чувствую весь рельеф его стояка.

Горя от смущения и возбуждения, я провела пальцами вниз, по гладкой коже, и нащупала едва заметно вибрирующую пробку. Не знаю, как мне удалось удержаться на табурете, потому что тут же сладко закружилась голова, а внизу живота разлилась голодная истома. Бонни же что-то невнятно простонал мне в волосы и толкнулся. А я буквально почувствовала, как разворачиваюсь на табурете к Бонни лицом, как его ладони скользят по моим бедрам, задирая юбку. Кто придумал такие табуреты, что сидя на них, чертовски удобно заниматься любовью? Строго что надо по высоте! Черт… это же приличный клуб! Приличный… о, да… Бонни — и приличный клуб, это же нонсенс… А достаточно ли прилично, что я, леди мать вашу Говард, толкаю пальцами вибратор в его заднице и ловлю сорванный выдох, хриплую мольбу:

— Мадонна… ты хочешь здесь?..

Хочу, до сноса крыши хочу…

— Не здесь. Домой, больной ты ублюдок, — так же хрипло, и дыхание не слушается, рвется. — Надень рубашку, хватит дразнить детей.

Он тихо засмеялся, неохотно оторвался от меня и продел руки в рукава, а потом опять обнял меня:

— Только тебя, Мадонна, — и, наконец, меня поцеловал.

Из клуба он выносил меня на руках, и мне показалось, знакомый голос окликнул меня… да ну, нафиг. Не вижу в упор Ирку Гольцман. Не умеет она выбрать правильный момент, не умеет! И вообще, меня нет дома минимум до завтра!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

По дороге домой я тихо порадовалась, что взяла лимузин. Во-первых, водителю ни хрена не видно, чем мы там занимаемся в салоне. Во-вторых, салон просторный, что очень важно, да, очень…

Думать дальше у меня не вышло. Бонни только усадил меня на сиденье, кинул куда-то в салон мое манто и свою куртку, закрыл дверь — и опустился на колени между моих ног, потерся щекой о мою руку, а потом, не спрашивая, снял с меня туфли. О, да! Туфли, изобретение дьявола!