ночь. Все воображала, как буду настоящей принцессой на празднике! Очень волновалась, чтобы с платьем не случилось чего, постоянно проверяла мой шкафчик.
Своему тайному благодетелю я отправила свое фото в подаренных вещах. Пусть мы с ним не общались после того, как Костя попал в больницу, в отправителе сомнений не было. Тогда я перестала реагировать на его сообщения, но наряд вызвал такую бурю эмоций, что я бы, кажется, сошла с ума, если бы не поделилась. «Я так и знал, ты — красавица, ласточка» — почти сразу ответил.
А на следующий день объявился Костя! Он еще пока жил в детдоме записал мой номер, но своего телефона тогда не имел. А к этому времени уже давно выздоровел и, оказывается, желал встретиться. Поэтому, как только узнал про праздник, сразу написал мне! Он собирался секретно от всех явиться на вечер и поклялся, что тоже устроит нам незабываемое представление. Обещал, что затанцует меня до полусмерти, смеялся, что украдет на всю ночь, и что такой фантастический финал я запомню на всю жизнь.
Веселый и забавный, он был таким, как я его и запомнила.
Вот с этого момента моя радость была абсолютно полной!
Накануне на ужине девочки переговаривались, провожая меня неприятно долгими взглядами. Наконец, терзаемая внутренним злобным нетерпением, ко мне подошла Машка Кабанова, видно она давно собиралась мне что-то высказать.
— Я платье твое видела.
— Понравилось? — я сразу подобралась, но старалась отвечать, не показывая страха.
— Нормальное, — процедила она сквозь зубы, — Ты так и собираешься в нем пойти?
Поняв, что Машка руки распускать не собирается и драки не будет, к нам с интересом стали подтягиваться другие девочки.
— А что? На тебя оно все равно не налезет.
— Зато тебе не перед кем тут выпендриваться! Ты никому не нравишься.
— Вообще-то, Костя завтра приедет, — спокойно заметила я, — буду с ним всю ночь танцевать!
Я видела, как ошарашила девчонок эта новость. С каким изумлением вытягивались скучные лица и округлялись глаза тех, кто долгое время издевался надо мной. Я неожиданно оказалась в центре внимания. Мне было так приятно, что я решила их «добить»:
— Скорее всего, вообще, уеду завтра с ним!
Машка с видом побитой собаки отступила.
На следующий день проснулась, чувствуя себя победительницей. В тот момент я была уверена, что взрослая жизнь, которая ждала меня буквально за поворотом, будет безоблачна и прекрасна.
А вечером, когда в саду играла музыка, светились гирлянды разноцветных фонариков, и так заманчиво пахло вкусностями и свободой, я полностью готовая пошла навстречу этому вечеру и моему будущему.
Но на выходе из нашей спальной комнаты ко мне подошла одна из новеньких воспитательниц и попросила сбегать в библиотеку за микрофоном, так некстати оставленным в коробках за стеллажами. Я, всегда привыкшая к повиновению, так рвалась на воздух, что впервые захотела ослушаться. Однако, нашла в себе силы сдержаться и поскорее побежала в подвал, где находилось библиотечное хранилище.
Я даже не сразу поняла, что произошло, когда зайдя за стеллажи, услышала звук, похожий на запирающийся засов. Я еще долго рылась в коробках, которые сгрузили сюда во время подготовки, но обнаружив только провода, с чистой совестью пошла праздновать.
Каково же было мое удивление, когда я поняла, что дверь закрыта. Я с силой давила на ручку, упиралась плечом, но она даже не дрогнула.
Первые минут десять я сидела в растерянности, прикладывая ледяные ладошки к разгоряченным щекам. Я понимала, что недосчитавшись, меня точно придут искать. Когда этого не случилось, принялась стучаться и кричать. Я так долбилась в эту чертову дверь, что до синяков поранила руки. В саду играла музыка, а про меня все забыли!
Я плакала, рвала на себе волосы, металась по библиотеке, снося стулья, в бешенстве переворачивая коробки. Этот праздник, который должен был стать лучшим днем моей жизни, оборачивался кошмаром. Я чувствовала, что из-за слез и истерики, наверняка выглядела безобразно, но не могла остановиться и захлебывалась рыданиями.
Никто не явился мне на помощь. Через пару часов пришло понимание, что меня нарочно заперли!
Обессиленная, я уснула на коробках. Выпустили меня только на следующий день и то после завтрака. Без особого удивления и сожаления на лицах.
Я пришла в спальную комнату, содрала с себя ставшее ненавистным платье и разорвала его. Буквально растерзала голыми руками. Мне никто ничего не сказал, все опасались не только обращаться ко мне в этот момент. Они смотреть на меня боялись.
В изнеможении я опустилась на кровать и заметила оставленный вчера вечером телефон, на который час назад пришло сообщение:
«Это не страшно. Переживешь.»
А я тогда думала, что умру от переживаний.
Отчаянье. Обида. Злость.
Наверное, в тот момент я перестала его бояться. Наблюдатель больше не казался опасным психом, который сможет причинить мне боль. Потому, что больнее, чем сделал, он бы уже не смог.
Тогда я начала подозревать, что он действует не один — их целая шайка. Они все в сговоре! Та новенькая воспитательница, пославшая за микрофоном, разнорабочий из пищеблока, который постоянно вертелся где-то поблизости, точно директриса, а может быть кто-то из знакомых ребят или даже сам Костя с ними заодно? Я стала сомневаться в каждом. Чувствовала, что оплетена их сетью. А может, я вообще участвую в каком-нибудь эксперименте, где бездушные машины изучают пороги допустимого? Или врачи-фашисты пытаются свести меня с ума? Не было другого объяснения, зачем давать надежду и так жестоко наказывать!
В какой-то прострации я сдавала последние для поступления экзамены. И только мысль о том, что скоро буду учиться в кулинарном и перееду жить в учебное общежитие, не давала окончательно потеряться. Удерживало стремление воспользоваться возможностью самой поменять свою судьбу к лучшему.
Наблюдатель как будто чувствовал мое настроение. Он затаился, не прислав больше ни строчки. Иногда мне хотелось думать, что он видит как мне плохо и тоже страдает, и я еще сильнее растравляла себя. Худела, замыкалась в себе, один раз даже нагрубила учителю. Сама от себя пришла в ужас и углубилась в книжки.
Вступительные испытания я прошла успешно, показав средний результат, вполне достаточный для зачисления.
После экзаменов подшивали наши личные дела и велели принести справку от врача. А ее выдавали по итогам медицинского осмотра. И если все врачи отнеслись к этой работе весьма формально, то очередь перед кабинетом гинеколога нагнала на меня жути. Это была вереница самых тихих и напуганных людей, которых я видела. Я не могла поверить, что это они — смелые, задиристые, наглые, мои знакомые девчонки из детдома.