По стенам, воткнутые под углом в специальные отверстия, ярко пылали факелы. Лаз выходил в главный коридор на высоте около трех метров, может, чуть больше, и там, внизу, у противоположной стены коридора, как раз между двумя чуть чадящими факелами, стоял часовой.
Высокий, наголо бритый, с внушительного вида винтовкой на груди, сварог стоял, отрешенно глядя прямо перед собой практически напротив разведчика. Ему стоило лишь чуть поднять глаза…
Стараясь не дышать, Валерка мгновенно и бесшумно подался назад и показал рукой Курту отползать.
Обратный путь занял гораздо меньше времени, и вскоре разведчики уже докладывали об увиденном.
– Значит, решетка, – задумчиво повторил Велга, выслушав рассказ Шнайдера и Стихаря. – Это плохо. Придется взрывать, а следовательно, заранее себя обнаруживать.
– Зачем же взрывать, товарищ лейтенант? – добродушно усмехнулся Михаил Малышев. – А это на что? – Он похлопал по трофейному излучателю. – Думаю, эта штука сможет разрезать металл. Да и часового из нее бесшумно снять можно.
– Действительно, – потер лоб Александр, – как это я…
– Ну, положим, часового и без этой пукалки бесшумно снять можно, – ревниво заметил Стихарь, подбрасывая на ладони финку.
– Не будем рисковать, – сказал Дитц. – Излучатель надежнее. Но и вы будьте наготове – мало ли что. Значит, действуем так: сначала часовой, потом решетка, потом прыгаем вниз и быстро, но осторожно продвигаемся к цели. Да, не забыть привязать веревки на случай отступления. Вопросы?
– Есть предложение, Хельмут, – кашлянул Велга. – Стана будет нам сильно мешать. В то же время, если кто–то из сварогов заметит веревки и отсутствие решетки… Веревки оборвут, устроят засаду и… сам понимаешь. Я предлагаю нашу пленницу связанной оставить в дыре наверху. А с ней пулеметчика на всякий случай. Сунется кто с другой стороны, ну… с поверхности, пулемет их отрежет и нас прикроет, ежели что.
– Если мы захватим это их чертово Милосердие… – начал Дитц.
– А если не захватим?
Некоторое время обер–лейтенант размышлял.
– Хорошо, – наконец решил он. – Согласен. Руди, ты все слышал? Придется тебе взять на себя эту миссию.
– С большим удовольствием, господин лейте–нант! – щелкнул сбитыми каблуками Майер и плотоядно подмигнул Стане.
Принцесса брезгливо отвернулась.
Вначале сняли часового.
Выстрел Малышева, несмотря на то, что он впервые пользовался незнакомым оружием, был точен – бритую голову сварога просто разнесло в кровавую пыль, и все это произошло совершенно бесшумно, если не считать мягкого стука, с которым обезглавленное тело рухнуло на пол.
Металлические стержни сопротивлялись чуть дольше, но, разумеется, не устояли, и вот уже девять человек – внизу, в тоннеле и с оружием наготове.
«Все в порядке, я вас жду», – показал рукой Майер, устанавливая свой «МГ–42» так, чтобы держать под прицелом дальний правый конец тоннеля.
Связанная пленница тихо лежала рядом.
Отряд уже бесшумно исчез из поля зрения пулеметчика, скрывшись за изгибом тоннеля, и взгляд Майера в очередной раз скользнул по телу Станы.
Черт, роскошная девка все–таки. И комбинезончик на ней, как специально, такой, что прямо все нужные выпуклости наружу… Грудь, правда, маловата, но зато ноги, господа, какие ноги и бедра! А задница! Интересно, как он, зараза, этот комбинезон, снимается?
Руди представил, как он стягивает с пленницы одежду, а под ней…
Он сдвинул на затылок каску и дрожащей рукой вытер пот со лба.
Нет, нельзя, черт возьми! И дело не в запрете Дитца. В конце концов, они на вражеской территории и ведут боевые действия, а церемониться с врагом он, Рудольф Майер, не привык и, может быть, именно поэтому до сих пор жив. Но вот если в тот момент, когда он к ней пристроится, из дальнего конца тоннеля попрут сварога…
Он практически воочию увидел себя, как он с болтающимся своим хозяйством, путаясь в спущенных штанах, бросается к пулемету, но уже, конечно, слишком поздно, и свароги рядом, и все пропало, и товарищи гибнут по его вине… Майер тряхнул головой, неприязненно покосился на Стану и вытащил сигарету. А, дьявол, и курить нельзя – могут заметить или учуять дым. Хотя кто? И как, если тут кругом горят и чадят факелы? И все же на всякий случай не стоит.
Он опять поглядел на пленницу. Несмотря на связанные руки и ноги, ее поза (она лежала на боку, спиной к пулеметчику) была очень соблазнительной.
Погоди… А если поставить ее прямо перед собой на четвереньки? Места должно хватить, а он в этом случае прекрасно сможет видеть дальний конец тоннеля и, если что, успеет лечь к пулемету… А ведь это идея! Девчонка, конечно, будет сопротивляться, но если ей слегка дать по башке или чуть–чуть придушить… А может, и не будет – их, баб этих, никогда не поймешь… Какого черта, он уже четыре месяца без женщины!
Пулеметчик Рудольф Майер непроизвольно облизнулся, вытер потные ладони о штаны… и тут под каменным сводом гулко прогрохотала дальняя автоматная очередь.
Они тихо и быстро крались вдоль стен, и охотник Михаил Малышев еще трижды успевал заметить часового раньше. Ничем хорошим это для последнего не кончалось – излучатель работал безотказно. Им везло в том, что тоннель постоянно изгибался то влево, то вправо, так, что один часовой не мог видеть следующего, и это было большой ошибкой сварогов.
«Хотя, – размышлял на ходу Велга, – ничего странного в этом нет. Если за сотни лет никто не делал ни единой попытки покуситься на Милосердие, то естественно, что они давно разучились нести правильную охрану, утратили рефлексы и потеряли бдительность».
Наконец они достигли выхода из тоннеля. Он оборвался, и за ним открылось какое–то большое, освещенное колеблющимся красноватым светом факелов пространство за низким каменным парапетом.
Это была галерея, и шла она, судя по всему, вокруг пещеры, имевшей метров пятьдесят в диаметре. Парапет был сплошным, снизу (если кто–то и находился внизу) их не могли заметить, и, не желая до поры себя обнаруживать, сильно пригибаясь, Велга двинулся влево вдоль парапета, взяв с собой своих четверых бойцов. Немцы во главе с Хельмутом Дитцем скользнули вправо.
Лестница. Широкая и довольно крутая лестница. Дальше скрываться стало невозможно.
Припав грудью к полу, Александр осторожно выглянул.
Лестница не имела перил, и лейтенант тут же увидел внизу сразу пятерых вооруженных бритоголовых сварогов, застывших у вогнутой стены через равные промежутки. Еще он успел разглядеть, что пол пещеры (или зала?) мозаичный и множество факелов по стенам, прежде чем понял, что один из сварогов его заметил. И тогда лейтенант Александр Велга, не раздумывая более ни секунды, вскочил на ноги и открыл огонь из своего «ППШ».
Длинные деревянные ручки немецких гранат закувыркались в воздухе, а вслед им пространство зала прочертили мячики советских «лимонок». Серия взрывов слилась в один длинный оглушительный грохот, многократно усиленный замкнутым пространством.
Осколки, рикошетируя от стен, еще крестили с визгом воздух, а советские и немецкие солдаты уже скатились вниз по лестнице, поливая все вокруг себя огнем из автоматов.
Дело было кончено в несколько секунд.
Охрана из девяти мертвых сварогов валялась на красивом мозаичном полу, – никто из них, похоже, так и не успел понять, что же произошло.
Только одна – высокая, окованная желтым (золото?) металлом двустворчатая дверь выходила в этот зал. И она оказалась запертой.
– Какого черта? – сказал Малышев и поднял чужое оружие.
Ярко–синий луч неведомой энергии с шипением впился в замок и прорезал его насквозь.
Стоявшие ближе всех Петр Онищенко и Оскар Руммениге навалились плечами на створки, те дрогнули и неожиданно легко подались в стороны; Оскар и Петр, теряя равновесие, одновременно шагнули вперед…
Часть пола ухнула вниз, под сапогами разведчиков разверзлась пропасть, и они исчезли в ней с долгим протяжным криком. Этот двойной крик все длился и длился, пока совсем не сошел на нет.
Онищенко и маленького Руммениге не стало.
– Петька! – Валерка Стихарь кинулся вперед и, забрасывая автомат за спину, рухнул на колени перед бездонной дырой. – Петька!!!
Бездна молчала.
– А, дьявол… – выругался Дитц и непроизвольно обернулся, как бы разыскивая глазами возможного врага. Но враги (да и враги ли?) были мертвы и в разнообразных позах лежали вдоль вогнутой стены в лужах собственной крови, а там, за двустворчатыми золотыми дверями, за полутораметровой щелью–ловушкой, на некоем подобии постамента, в трехметровой высоты стеклянном параллелепипеде, покоилась маленькая, размером с котенка, пирамидка из неизвестного вещества, от которой волнами шел нежный желтовато–оранжевый свет.