- Хочу.
Со стороны кровати Гора донесся стон.
- Ты чего? – спросил я.
- Ничего. Подруга Двадцатая, а меня помыть ты не хочешь?
- Нет. Сегодня ночью я принадлежу Вжику. Сходи к Восьмой или к Седьмой. Займи очередь.
- Я узнавал. Седьмую забрал себе Первый. Никого к ней не пускает. Вы же видели, она за ним хвостом бегает. Как ты за Вжиком. А Восьмая… там всё расписано на месяц вперед. Да и не нравится мне она. Чем с такой, так лучше просто покурить.
- Мне очень жаль, - сказала Двадцатая. – Если раздобуду сигареты, обязательно поделюсь с тобой.
- Надеюсь, - сказал Гор. – И всё же гады вы, а не друзья. Идите уже, не мешайте спать!
Женщина взяла меня за руку. Она улыбалась. Ее глаза блестели – отражали лунный свет.
- Веди меня, мой мужчина, - сказала она. – Приглашаю тебя провести эту ночь в моей комнате. Сдвинем кровати. Свяжем их ножки полотенцем, чтобы не разъезжались. Нам будет удобно. Вот увидишь.
- Хорошо, - сказал я. – Пошли.
Гор снова застонал.
***
Уставшие после ночных утех, под утро мы снова посетили помывочную (расходовали мыло покойной Девятнадцатой). Пожалуй, то чем мы там занимались - не мытьё. Холодная вода взбодрила нас. Двадцатая вновь удивила меня своей фантазией.
Когда мы вернулись в комнату, на небе за окном увидели зарево рассвета. На крыше уже раздавалось пока робкое чириканье пробудившихся птиц. Голоса людей давно стихли: думаю, из всего отряда не спали только я и Двадцатая.
Теперь мы лежали на всё ещё влажных тюфяках, разговаривали. Женщина наглаживала мое тело. И рассказывала мне о Селене. О кланах, которые в ней заправляют, об императоре (узнал его имя: вар Виртон кит Орнаш).
Оказывается, городом и империей правит Совет, в который входят главы восьми Великих кланов, два представителя от прочих столичных кланов и император. Я удивился, узнав, что власть императора не безгранична. В Совете ему принадлежат только пять голосов (Двадцатая долго объясняла мне, что это значит). У прочих – по одному. Но вместе они могут воспрепятствовать любому решению правителя.
- Странно у вас тут всё устроено, - сказал я. – Трудно будет к такому привыкнуть.
- Нам уже не нужно ни к чему привыкать, Вжик, - сказала Двадцатая. – Нам осталось жить двести тридцать девять дней. Вряд ли больше. А в столицу мы попадем только для того, чтобы там умереть.
- На Арене?
- Да. На Центральной Арене Селены.
- Она большая?
- Кто? Арена? Никогда там не была. Но говорят, что на ней помещаются больше пятидесяти тысяч зрителей. А во время Битвы Огней там всегда аншлаг.
- Ан… что?
- Аншлаг – это значит, что нет свободных мест, - сказала Двадцатая. – Прости, Вжик, что использую в речи непонятные тебе слова. Иногда я забываю, что ты варвар из северных королевств и имперский язык тебе не родной. Это все потому… Знаешь, а ведь Гор прав: ты ведёшь себя не как дикарь. Да и речь у тебя слишком правильная для дикаря. В ней иногда проскакивают словечки, которые варвары знать не должны – они им ни к чему. Такие и в столице не каждый знает.
Я улыбнулся. Но промолчал. Не стал рассказывать, что заучил наизусть текст из книги о приключениях Линура Валесского. Именно там я нахватался слов (их значение мне объяснил отец), которыми еще в поселении удивлял друзей.
- Что такого смешного я сказала?
- Ничего.
Двадцатая ущипнула меня.
- Ты не улыбайся, Вжик, - сказала она. – И не обольщайся. Твоя варварская натура тоже дает о себе знать. Часто! И в разговорах и в поведении. И пусть мне это нравится: люблю сильных дикарей – есть в вас то, что сводит женщин с ума. Но клановые сборища тебе лучше не посещать.
- Это ещё почему? – спросил я.
- Там будут над тобой потешаться, Вжик. Твоя главная проблема в том, что ты слишком эмоционален. И все твои эмоции легко читаются на твоём лице. Столичные снобы будут всячески показывать, что ты недостоин их общества. Попытаются тебя унизить, чтобы полюбоваться твоей реакцией. А ты им этого не простишь. Сломаешь руки. И угодишь в тюрьму. А преступления против клановых у нас караются только двумя способами: рабством или казнью. Впрочем, тебе это уже не грозит. Мы с тобой и так рабы, время жизни которых неумолимо истекает. Но… знаешь, Вжик, если захочешь, я могу поработать над твоими манерами. И пусть они тебе не пригодятся, но ты умрешь на Арене, умея говорить, как настоящая столичная штучка. И отучу тебя выставлять мысли и эмоции напоказ. Эту науку я сама освоила с большим трудом. Но тебя обучу. Хочешь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Конечно.
- Хорошо, - сказала Двадцатая. – Ну а теперь давай спать, мой мужчина. У нас еще есть на это время. Хоть немного вздремнём до сигнала на завтрак. Обними меня.
***
Никто из нашего отряда ни во второй, ни в третий, ни в пятый день тренировок огонь не нашел.
Сколько я ни сидел с закрытыми глазами, но даже не представлял, что нужно делать, чтобы его отыскать. Мне стало казаться, что командир и наставник подшучивают над нами - скрывают некий секрет. Ждут, когда мы догадаемся: самостоятельно найти огонь невозможно.
Но представление о тщетности тренировок развеялось утром, в начале моего девятого дня пребывания в лагере огоньков. Когда я вернулся в свою комнату от Двадцатой, с которой проводил ночь, и увидел Гора.
Тот сидел на кровати, скрестив ноги, рассматривал крохотный язычок пламени, что плясал на его пальце.
- Знаешь, друг Вжик, я теперь могу прикуривать сигарету без помощи спичек, - сказал Гор. – От пальца. Забавно. Жаль только, что сигареты я пока так и не нашел.
***
В тот же день у Гора получилось создать и летающий огненный шарик. Небольшой – с кулак размером. Он уронил его в воду у самого берега и сказал:
- Друг Вжик, а выжимать из себя огонь совсем несложно. Это как плюнуть: собрал во рту слюну и отправил её в полет. Мы в детстве соревновались, кто плюнет дальше. Я часто побеждал. Просыпался утром и уже думал, с кем бы поплеваться. Вот и сейчас мне страсть как хочется что-нибудь поджечь!
Весь день бойцы отряда поглядывали на Гора с завистью.
И я тоже, хотя и радовался за него.
Но тот факт, что кто-то снова оказался лучше меня, не давал покоя. И заставил меня утроить усилия на тренировках. Ведь это я должен был стать огоньком раньше всех! Ненавижу проигрывать!
Я смог создать огонь даже не вторым.
На следующий день, утром, это сумели сделать Двадцатая (в нашей группе) и Седьмая (в первой).
- Не расстраивайся, Вжик, - сказала Двадцатая.
- Я не расстроился.
- Ты говоришь неправду. Опять выставил свои эмоции напоказ. Забыл, чему я тебя учила? Дыши глубоко. Расслабь лицо, приподними подбородок. Стой ровно. Не нужно переминаться с ноги на ногу! Вспомни о своей семье. Вот так. Молодец. У тебя тоже скоро получится подчинить внутренний огонь. Поверь. Оказывается, управлять им совсем не сложно.
Я представил, как сестра водит по моему лбу мягким перышком. Мы с Двадцатой выяснили, что именно эта фантазия помогала мне расслабить мышцы на лице, делала мой взгляд серьезным, спокойным.
- Конечно, получится, - сказал я.
- Так и говори себе. Вот! Совсем другой вид!
И не ошибся.
В тот же день на вечерней тренировке я зажег свой первый огонёк.
Глава 10
Со всех участков моего тела тепло вдруг устремилось в руку. Не само по себе. А потому что я так захотел. Собралось на кончике пальца и вышло за пределы тела в виде крохотного огонька.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Так я сумел создать огонь в первый раз.
Потом стало проще.
Я понял, что тепла во мне много – оно и есть огонь. И сколько я его не сгоняю в руку или в пространство над рукой, оставляя между ним и моим телом невидимый глазу канал, оно всё не заканчивается. Могу собрать его сколько угодно, хватило бы времени и терпения. И то количество огня, которое еще вчера накапливал в течение ста ударов сердца (так подсчитывал время), сегодня собирал всего за восемьдесят. А если смогу «прогрессировать» (очередное умное словечко Двадцатой), как Гор, уверен: завтра управлюсь за шестьдесят.