Британия могла похвастаться лишь одним знаменитым мучеником – Альбаном, хотя среди менее известных страдальцев назывались также двое жителей Честера и «еще много мужчин и женщин». При том что данных об этом весьма мало, они тем не менее свидетельствуют, что преследования христиан не затронули Йорка. Даже христианские историки, тщательно перечисляющие отвратительные деяния язычников, согласны с тем, что Констанций ратовал за милосердие и терпимость. Мы можем предположить, что в тех местах, куда распространялась его власть, он сдерживал слишком ревностных представителей городской администрации… В истории о смерти Альбана содержится одна характерная и важная деталь. Палач-легионер отказался привести в исполнение приговор и предпочел умереть за неподчинение приказу. Человека, совершившего казнь, постигла кара. Насколько точно изложена эта история христианскими авторами, неизвестно; но можно предположить, что казни христиан не были популярны в армии и что на тех, кто участвовал в них, смотрели с явным неодобрением.
Возможно, Констанций и сам не вполне понимал, что является причиной, а что – следствием. Взгляды армии и взгляды ее командующего влияют друг на друга. Хотя порой трудно определить, каким образом и в какой степени. Правитель, идущий по пути наименьшего сопротивления, чтобы склонить общественное мнение на свою сторону, своими действиями подкрепляет это мнение, но не формирует его, а лишь усиливает уже существующую тенденцию.
…Все обстоятельства толкали Констанция к тому, чтобы следовать и далее тем политическим курсом, который привлек к нему симпатии, а затем обеспечил ему активную поддержку всех слоев и классов общества, находящегося под его управлением. Вряд ли он мог не сознавать направленность своей политики, равно как ожиданий, обращенных к нему. В его действиях не было ничего от личных амбиций. Он вел свою игру неторопливо и терпеливо, не рассчитывая на победу, и с тем же равнодушным терпением довел ее до конца.
Константин приехал очень вовремя. Легенда о том, что он прибыл в Йорк и застал своего отца на смертном одре, вероятно, основана на неверно истолкованных словах самого Константина о том, что, когда он прибыл в Булонь, Констанций умирал. За тот год, который они провели вместе, было задумано много грандиозных планов. Констанций обладал авторитетом у окружающих его людей и пользовался их доверием. И то и другое было результатом долгого и кропотливого труда. У него имелись собственные идеи, опыт и планы на будущее. У Константина были молодость, физическая сила и нравственная энергия. Старик выковал оружие, которое мог использовать его сын; и, вероятно, во время длительных бесед в тот год Констанций показал сыну, как пользоваться этим оружием, что оно собой представляет, как действует и для чего оно нужно. А год – вовсе не такой уж большой срок, если нужно посвятить человека в столь деликатные и совершенно незнакомые предметы.
В Йорке в тот же год было задумано (и, возможно, даже в деталях) завоевание империи, изменение ее политики и внедрение в жизнь новых принципов, которым суждено было просуществовать еще тысячу лет… Галерию оставалось только кусать локти. Он не мог добраться до них в британском Йорке, он не мог узнать об их планах, пока они находились за серебряной полосой Ла-Манша, в окружении своих воинов и, возможно, Аврелия Меркуриала, покручивавшего свои усы где-то на заднем плане.
Как часто случается с людьми, лишенными личных амбиций, Констанций был удивительно удачлив. Он вполне довольствовался тем, что есть, и эта его черта работала, словно некие магические чары: все сложилось для Констанция более чем благоприятно. Когда он умер в Йорке[21] 25 июля 306 года после 13 лет правления, сумел обеспечить сыну твердое положение в своих процветающих землях. Констанций умер на пороге великих перемен, масштаб которых не соответствовал его талантам и возможностям. Константин занял его место как раз тогда, когда возникли обстоятельства, с которыми мог справиться только он. Учитывая все это, Констанций вряд ли мог пожелать себе лучшей жизни и судьбы, чем те, которые у него были.
У смертного ложа отца Константин стоял не один. У Констанция была семья – он, как мы помним, женился вторично на падчерице Максимиана. Старый император питал искреннюю привязанность к своим трем дочерям и трем сыновьям от Феодоры. Их имена – Констанция, Анастасия, Евтропия, Далмации, Юлий Констанций и Ганнибалиан – пророческие и примечательные. Они свидетельствуют о том, что на сцене появился новый тип – а возможно, и новая раса. Этим именам было суждено прийти на смену именам Фабия, Мария, Лукулла и Красса в качестве имен правителей Римской империи.
Сводные братья и сестры Константина если и не были детьми, то лишь недавно вышли из этого возраста. Старшему из них вряд ли было больше 20 лет… Константину исполнилось 32, и, как зрелый мужчина, он взял их всех под свою опеку. Они не могли пожаловаться на его отношение, и нам следует помнить об их существовании. Позднее нам еще придется вернуться к ним.
Где находилась могила Констанция, нам неизвестно, хотя эпитафия дошла до нас. Однако настоящим памятником ему стал человек, которому он передал свой опыт и свое дело. Еще до смерти Констанция все было подготовлено тщательнейшим образом, так что теперь оставалось сделать последний, решающий шаг…
Примет ли армия Константина в качестве августа?.. Пока его сторонники прикидывали шансы, он оставался за кулисами событий и, судя по всему, в неведении относительно происходящего. Его затворничество было мудрой подстраховкой не столько на случай поражения, сколько на случай успеха.
У него не было выбора. Он не мог жить как частное лицо. Характер и политика Галерия привели к последствиям, которые нам, с высоты нашего положения, кажутся абсолютно неизбежными, хотя самому Галерию они вовсе не виделись таковыми. Обстоятельства вынудили Константина, боровшегося за свою жизнь, попытаться найти убежище под сенью императорской короны и заручиться поддержкой враждебных Галерию сил. Галерий поставил Константина перед жестоким выбором, заставив его действовать так, как он действовал, и думать так, как он думал. Суть даже не в том, что миру суждено было стать таким, каким его сделал Константин, сколько в том, что он не мог оставаться таким, каким его видел Галерий. Такова ирония истории и человеческой жизни.
Константин не делал никаких заявлений. Если ему было суждено добиться успеха, то память о том, что когда-то он просил отдать ему империю, оказалась бы губительной для того ореола величия, которым он намеревался окружить императорский трон[22]. Должно быть, еще до избрания он продумал основные направления своей будущей политики, поскольку иначе трудно объяснить его поведение в Йорке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});