тут еще и лето все-таки вступило в свои права, пригревало солнышко и наконец-то кончились бесконечные дожди. На море было здорово, все напоминало Рижское взморье, куда они пару раз ездили в далекие лета детства.
Саша один раз даже прокатился туда на велосипеде – километров 30 в одну сторону, не меньше, и совершил героическое омовение – уж очень хотелось поближе познакомиться с этой синевой! – а потом все никак не мог согреться. Как раз зарядил мелкий противный дождик и не отпускал до самого дома. Зато даже на глобусе можно было теперь прочертить Сашин героический маршрут: пересек от края до края выдавшийся в море ломоть Голландии.
Но у Маши возникло иное предложение: остров Маркен. «Такой остров, – сказала она, – где живут по-старому, ну, в общем, сам увидишь. И тоже море, то есть залив. Он, конечно, грязный, но тоже морской». Ну, Маркен так Маркен. Название само по себе ничего не говорило Саше, но новые места всегда интересно посмотреть. Договорились встретиться в 945 (ох уж эта голландская пунктуальность!) у центрального вокзала.
Погода субботним утром выдалась удачная: ветрено, легкие облачка, но без дождя и в целом солнечно. Как раз для приятной поездки. До вокзала Саня добирался на велосипеде, и в такое время нетрудно было найти свободный кусок пространства на велосипедной парковке. С Машей договорились встретиться у главного входа и подошли к нему с двух сторон практически одновременно, строго в назначенное время.
– Hoi! – Саня радостно чмокнул девушку в щеку.
– Привет!
– Hoe gaat het?[52]
– Нормально! – рассмеялась она. – Давай говорить по-русски! Я уже знаю, что на вопрос «как дела» надо отвечать «нормально», а не «хорошо». Как ты думаешь, это отражает менталитет русского народа?
– Это отражает, что кто-то задает слишком много умных вопросов, – приобнял ее Саша. – Автобус-то где?
– Здесь рядом. Пошли. Через десять минут автобус до Моникендама. Там возьмем катер.
– На абордаж?
– Что?
– На абордаж, говорю, возьмем – как пираты?
– А как надо сказать?
– «Поплывем на катере». Или «сядем на катер».
– Спасибо, Саша. Поплывем на катере…
– …к растакой-то матери, – не удержавшись, срифмовал Саша. – Частушка, фольклор.
– Нет, этого юмора я пока не знаю, – серьезно ответила Маша. – Вот наш автобус. Надо семь полосок стриппенкарт, это далеко.
– Ага, у меня есть. Как раз специально купил длинную.
Они сказали заветное «twee, Monikendam»[53], водитель сверкнул штемпелем, как когда-то пограничник в аэропорту, и голубая с серым стриппенкарта – билет на несколько поездок на общественном транспорте – украсилась двумя фиолетовыми полосками цифири. Свободных мест оказалось полно, и сели рядом, причем Саша, по старой привычке, пристроился у окошка (Машка-то все равно не в первый раз, уже давно все это видела). Вскоре автобус тронулся и почти сразу нырнул в чрево огромного туннеля, проходящего под морским заливом с нелепым именем IJ.
– Тут в прошлом году, – рассказала Маша, – трафик остановился. В порт приехало русское судно, у моряков не было денег, они хотели посмотреть город. Они пошли пешком по тоннелю. Сработал alarm system…
– Сигнализация.
– Да, сигнализация. Долго не могли их найти, а потом долго не могли им объяснить, что пешком нельзя.
– А эти дорожки по бокам?
– Только для emergency[54]. Если, например, пожар и людям нужно выйти наружу.
– Да, Машка, вот такие мы, русские. Бедные, но гордые.
– Вы хорошие! Я это давно поняла. Я еще в детстве зачитывалась Толстым. Надо мной даже насмехались другие дети, они читали комиксы про space wars[55]. А я плакала от Наташи Ростовой, правда! А потом, когда я была подросток, я открыла Достоевского. Это был новый мир, представляешь! Только я очень мало понимала. Я тогда думала: как может быть у русских столько имен? Я не знала, сколько в этих книгах героев. Если человек Иван Иваныч, то кто такие Ванечка и Ванюша? Я, например, Карен. И все. А вот теперь я могу называться Маша, Маруся, Мария Яковлевна, – моего отца зовут Jар, Яков…
– Машка, Маха, Маруська… впрочем, это уже было, – радостно подхватил Саша. – Что, разобралась потом с героями Достоевского?
– Ага! – девушке явно нравилось, как звенели на языке у парня ее новые имена.
– А почему именно Маша, кстати?
– Подожди! И вот потом, уже когда я учила русский в университете, я стала понимать, что в моей жизни чего-то не хватает. У меня были русские друзья, и мы говорили по душам. Они позвали меня петь в русскую церковь. Мне очень нравится пение, и церковная музыка особенно. Я стала петь в хоре, приходить на службу. А потом я решила принять Православие. И стала именоваться Мария.
– Ну, в общих чертах это я знаю. А вот почему все-таки Мария? А не, скажем, Екатерина – ведь больше на Карен похоже?
– Я не хотела, чтобы было похоже на Карен. Я хотела стать русской. Потом я поняла, что это не получается. Для меня Маша – самое русское имя. Я его хотела.
– Хорошее имя, – кивнул Саша.
Автобус тем временем выбрался из-под земли и покатил среди ровных домиков северного Амстердама и его ближних пригородов. Деревня… Да вообще, годилось ли тут такое слово? В основном – пастбища, разгороженные канальчиками с мостиками вместо ворот. Редкие крестьянские усадьбы и вовсе ни на что не были похожи: чистенькие домики, по фасаду каменные львы или вазы игрушечного размера, а с заднего двора или пастбища в двух метрах поодаль глядели толстые мохнатые овцы, раз в двадцать крупнее каменных львов. И тут же роскошная машина, а то и две.
И ни клочка земли под пустырь! И ни одного строения, от которого не шла бы безупречная лента асфальта, вливающаяся у самых ворот в узкое шоссе и через десяток километров – в скоростную автостраду. Будет ли так когда-нибудь в России? Невозможно поверить.
– Саша, а тебе что нравится в Голландии?
– Знаешь, я тоже не раз задавал себе этот вопрос. Ведь для чего-то я тут задержался, в конце концов! Ну… есть вещи, которые лежат на поверхности. Тут, конечно, жить сытнее, ничего не скажешь. Но если бы только это, я бы давно сбежал. Еще тут все очень четко и просто.
– Что ты имеешь в виду?
– Супермаркеты. Нет, серьезно. Ты же бывала в России?
– Да, три раза.
– Ты ходила в наши магазины?
– Да, иногда ходила.
– В обычные, за сосисками?
– Очень мало, с русской подругой. Я знаю, это было сложно. Не всегда было товара, потом надо запоминать цену, идти в кассу, называть ее, потом стоять очередь к прилавку и