— Конечно, липу! Но ты должен указать место посадки, это ведь твое имение, а не мое. А посадить ее надо во дворе.
На это он ничего не ответил. Хейке очень хотел, чтобы поместье вновь принадлежало ему, но вслух не желал говорить об этом.
— Послушай, сегодня ночью мы снова ляжем вместе на одной кровати? — промолвила она. — Это было так прекрасно и одновременно так скучно, что даже сравнить не с чем. Ни тебе скандала, ни пикантности.
— Нет, Винга, сегодня это не пройдет. Потому что я отдохнул достаточно, и будь уверена, произойдет огромнейший скандал!
— Ах, Хейке, ты очарователен! — торжествующе воскликнула она. — Хорошо, договорились. Каждый в своей комнате. Столь пристойно и так прилично, что меня вот-вот стошнит! Но я буду мечтать о тебе. И мои мечты будут такими бесстыдными и горячими, что и придумать нельзя!
— Ты будешь не одинока в этом, — засмеялся Хейке, мгновенно приходя в исключительно хорошее настроение. Он понял, каким огромным бременем был для него серый народец. На какое-то мгновение он почувствовал беспечность и подумал — пусть сейчас сами крутятся в Гростенсхольме, он никогда не придет туда. Но такого человек, сознающий свой долг, подобный Хейке, допустить не может.
Он остановился. Они оказались сзади крайних домов Элистранда, невидимые для всего мира.
— Винга, — произнес тепло Хейке, взяв в ладони ее лицо. — Я по-настоящему еще не поблагодарил тебя за помощь.
Он наклонился и поцеловал ее в лоб.
Винга, как обычно непочтительно подумала: «Неужели ты не можешь по-иному…» И тут он ее удивил, поцеловав сначала в одну щеку, потом в другую. О, чудо из чудес! Она получила легкий поцелуй в губы, хотя всего лишь едва заметное прикосновение к ним, но все же!
Но для Хейке это было уже слишком много, он тяжело вздохнул и, словно ожегшись, отстранился от нее.
— Прости меня, Винга, я не хотел.
На этот раз она не стала давить на него. Она почувствовала досаду от того, что ее отвергают. Если он хочет обладать ею, пусть сам проявит инициативу! Сколько уж раз он говорил ей, что она слишком бессовестна.
— Не имеет значения, — сказала она так легко и равнодушно, что это прозвучало даже оскорбительно. — Идем в дом, я хочу спать.
Хейке мгновенно с ужасом почувствовал, как она отдалилась от него. Так же явно, как она раньше по обыкновению молила о поцелуе! Теперь же ее словно ветер унес.
Что он такое сказал, что сделал? Может, это Нильс?
Бедный Хейке ночью спал отвратительно и испытал все муки ада. Много раз он намеревался пойти к ней и спросить, неужели она больше не думает о нем. Но он знал, что, если уж он придет к ней в комнату, уйти оттуда у него не хватит сил. Тогда он будет молить ее о любви, без которой, как он понял сейчас, жить не может.
Ах, что ему делать?
А Винга, эта хитрая колдунья, хорошо видела его терзания. Лежала в кровати и довольно улыбалась. Так ему и надо, этому упрямому, твердолобому, благородному идиоту!
7
Большая площадь в Кристиании была настолько забита людьми, что рынок напоминал бурлящий ведьмин котел. Несмотря на то, что время года не давало возможности торговать плодами земли, ларьки и тележки были полны другими товарами. Меха и шкуры, рыба и мясо, ткани, украшения и безделушки. На большой части площади шла торговля лошадьми, сеном и дровами. Ярмарка, как обычно, притягивала к себе шутов и скоморохов. Повсюду можно было встретить карманников и мошенников. Пронзительные звуки музыки, мишура и побрякушки рядом с действительно красивыми изделиями ремесленников. Здесь собрались те, кто темными зимними вечерами сидел и создавал изделия из дерева, железа или шерсти.
Винга была в восторге. Она шла между Хейке и Нильсом, то и дело восклицая «ох», «ой», «нет, вы посмотрите», обращаясь то к одному, то к другому. Она хотела купить все, все попробовать, что продавалось в ларьках: хлеб, печенье, вафли, конфеты, колбасы, горячий суп, пирожки и другие яства.
В толпе шныряли молодые люди, и Хейке крепко держал кошелек с деньгами, ибо знал, как проворны руки маленьких и взрослых воров. Он взял себе на сохранение и монеты Винги. Эта ответственность была тяжела. Особенно потому, что Винга была охвачена сильным желанием покупать.
«Бедная девочка, — думал он. — После смерти родителей жизнь не очень баловала ее». Поэтому он и дарил ей то одно, то другое.
Но неужели ей так необходимо все время болтать и щебетать с Нильсом?
Стояла прекрасная весенняя погода. Была масленица, и цветастое Масленичное Чудище блистало своим ярким нарядом в лучах солнца. Ярмарка была приурочена к посту, но, несмотря на это, вряд ли кто-нибудь здесь вел аскетическую жизнь, скорее наоборот.
Для Хейке этот выезд в город стал настоящим мучением. Он не любил показываться на людях, потому что люди часто причиняли ему боль, окидывая его холодными презрительными взглядами, произнося вслух оскорбительные слова. Но он так хотел побыть с Вингой, увидеть ее радость от пребывания в большом городе, удовольствие человека, проведшего в изоляции так много лет. Но он нашел выход, надев на себя черный сермяжный плащ с капюшоном, которым он мог так укрыть свою голову, что никто не видел его лица. Так он был неузнаваем и чувствовал себя уютно. Весна же пока только начиналась, и его одежда не казалась неуместной.
Они ходили и наслаждались, глядя на людей, смеялись и шутили. Но внутри они постоянно испытывали страх, думая о Гростенсхольме, о тех созданиях, что сейчас находились там, вспоминали ужасную ночь, проведенную в горах. Визит в город явился для них лишь небольшой возможностью отдохнуть от пережитых ими жутких сцен. Мысль об их задаче, которую они пока не завершили, была подобна черной грозовой туче, поднимавшейся на горизонте, в направлении их родного уезда.
И хуже всего было опасение, вызываемое тем, как закончится эта начатая ими рискованная затея. Об этом они не знали ничего. Внутри их грызла одна мысль: Ингрид пыталась отправить серый народ обратно в их мир фантома, и ей это не удалось.
Хотя полностью в этом они не были уверены. Ингрид сама все время утверждала, что ей нравилось держать их в качестве слуг.
Но сейчас в этот день на ярмарке в Кристиании Хейке и Винга решили забыть обо всех тревогах. Сегодня они должны веселиться! То, что изредка воспоминания начинали давить их, необходимо было перенести.
Нильс же ничего не замечал. Он наслаждался этим днем в полную меру.
Они остановились посмотреть на силача, поднимавшего тяжести.
— Ах, как он хорош, — вздохнула Винга. — Тебе не кажется, Хейке?
Хейке, который смотрел на мужчин по-другому, поскольку сам был мужчиной, лишь что-то проворчал в ответ. Винга же была в восхищении, и когда силач заметил это и улыбнулся ей — да и кто бы не сделал этого, глядя на этого маленького лесного эльфа — она пришла в восторг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});