развязав пакет и закатав его края. Миллионы молекул наполнили комнату. Лицо Джуд стало напряженным, как только крылья ноздрей её большого носа, словно лопаты кочегаров, подбросили несколько новых порций подозрительных ароматов в топку мозга.
– Не переживайте. Это хороший запах, я знаю. Он живёт… Ферментируется. Такой, каким должен быть. Но это предел. Готовить лучше сегодня. Максимум завтра, – шеф попытался развеять сомнения женщины в странном запахе.
– Вам виднее. Мне не так важно. Ради Лари… Устали после перелёта?
– Справлюсь. Но предстоит много приготовлений.
– Тогда… завтра, – подвела итог Джуд.
Казалось, всё решено. Но оба сидели, уставившись на темнеющий день и растущие волны за толстым стеклом.
– Спрашивайте! – тоном, говорящим, что лучше ничего не спрашивать, первой продлила беседу заключённая.
– Планы по поводу ресторана в силе? – поинтересовался шеф, хотя меньше всего теперь ему хотелось этого ресторана.
– С Лари. Это его планы. Ладно…
Джуд Кач привстала, показывая, что пора заняться делом, но её внимание по-прежнему было за стеклом. Ей хотелось ещё и ещё смотреть на волны. На их белые пивные гребни, один за одним возникающие и исчезающие. Словно шарики чёток под пальцами Бога. Ещё и ещё. Ещё. Следующая, следующая… Но толстое бронированное стекло забирало самое главное у этого зрелища – шум. Рокот, гудение. Вой ветра и шипение оседающих волн. Вместо них… монотонный звук кондиционера и писклявый голос с неприятным акцентом человека напротив. Обман.
– Хорошо, до завтра! Вдруг стало мало времени… в тюрьме-то! Ещё привести себя в порядок, – сказала Джуд и с напряжением сдвинула свое обвисшее тело. Уже на ходу она обратилась к огромному охраннику. – Пойдём, малыш!
Охранник как будто не услышал слов женщины.
– Тони! Перекачанный безмозглый сорняк! Хватит пялиться на волны, ты, в отличие от меня, можешь в них окунуться. Поищем места с решётками. Здесь мне неприятно. Обман.
Белый Лексус мягко катился по шоссе вдоль океана. Волны редко доставали до проезжей части, но там и здесь асфальт уже вобрал в себя влагу расплескавшейся солёной воды, и белоснежная машина особенно выделялась на этом темном фоне полотна дороги. Полдень сменил прозрачно-жёлтый окрас на серо-синий. Ветер усиливался. Внутри машины, в дорогом интерьере, сидели два человека. Клод Саджер и Лари Кач – старший сын Джуди Кач. Его мать, с которой уже успел познакомиться французский шеф-повар, была осуждена на двадцать лет лишения свободы за торговлю наркотиками, создание организованной бандитской группировки, отмывание денег, попытку убийства. И еще несколько пунктов, не менее осуждаемых, но не всегда караемых в современном западном обществе. Встреча шокировала Клода Саджера. Он рисовал в своём воображении кого угодно, от маньяка до политического заключённого, но никак не женщину. Самого главного он побоялся спросить, и теперь его раздирало любопытство.
– Эта кухня годится, чтобы приготовить рождественских индеек на тысячу заключённых, но бесполезна для приличного ужина на одного человека. Там ничего! Ни блендера, ни сувида, ни даже приличных сотейников. И эти огромные духовые шкафы. Это домны! – негодовал шеф по поводу инспекции кухни тюрьмы.
– Я сейчас отвезу Вас в одно место, а затем мы заедем на рынок, — оправдываясь, ответил Лари Кач.
– Мне показалось, ваша мама не самый большой «фуди».
– Она разбирается, поверьте. Мы были во многих местах. В Европе. Не говоря уже о Сингапуре, Токио и Западном побережье штатов.
– Я могу спросить, почему она в тюрьме? – задал вопрос шеф-повар, стараясь сделать это как можно тактичнее.
– А Вы не пытались узнавать? Я представлялся настоящим именем. Аванс был от нашей семейной компании.
– Нет.
Шеф-повар задумался. Почему он, действительно, не наводил справки? В делах он пунктуален и никак не похож на авантюриста, хотя как по-другому назвать всё, что происходит с ним последнюю неделю?
– Вы всё равно узнаете. Но всё не так, как они пишут. Не совсем так. У нас есть бизнес, и он не всегда совпадает с представлениями общества. Что хорошо, а что плохо. Его затеяла мама… Ну, она его продолжила после смерти своего первого мужа – моего отца. Ей было тогда двадцать четыре.
– А что с ним случилось? – наивно спросил шеф.
– Его убили. Застрелили.
Автомобиль плавно сбросил скорость. На шоссе стоял знак ограничения скорости до 20 миль в час из-за ремонтных работ, хотя сами работы явно были закончены. Водитель заметил удивление шефа.
– Я стараюсь соблюдать все правила и законы с тех пор, как мама в тюрьме. Бизнес теперь на мне, и я понемногу перевожу его в рамки… Законности. Вкладываю в менее опасные и рискованные истории.
– Легализуете.
– Можно и так. Всегда казалось, что мы неприкосновенные. Тюрьма не для нас. Убьют – да. Но тюрьма… Не для нас, и уж точно не для мамы. И вот ей дали двадцать лет. Это сильно выбило её. У нас был третий брат. Самый младший. Он погиб шесть лет назад…
– Застрелили? – перебил Клод Саджер.
– Нет! Чарли был не в делах. Он был праведником. Или ангелом. Разбился на скалах. На доске. Но это её не сломило. А вот тюрьма… Я вижу, как она сдаёт. Растолстела. Не следит за собой, хотя пока… Всего три года. Это самое главное в жизни. Понимаете? Мать.
– Да, – ответил машинально Клод Саджер. Конечно, он не понимал.
– Ресторан, отель, гольф-клуб. Появился хороший кусок земли. Стройка на стадии завершения. Ресторан может быть ваш.
– Рестораны – довольно рискованные инвестиции.
– Как вести дела. Нам «досталась» сеть пиццерий. Не высокая кухня. Но они приносят хорошую прибыль.
– Это совсем другое. Совсем, – в интонации шефа проскочили пренебрежительность и высокомерие. Но Лари Кач буквально одной фразой осадил оппонента. Он, как будто буднично и повседневно, просто зажигая свет в гостиной нажатием на клавишу, переключился с гостеприимного инвестора на заправского бандита.
– У меня степень по праву и бизнесу. В этой машине нет дураков, месье Саджер?
– Извините, — ответил шеф-повар. Его рука инстинктивно шарила в поисках защиты. Мозг требовал тесака в руке. Но ничего подходящего не попадалось.
– Вы меня извините, — снова переключился Лари Кач. – Я не хочу начинать наш бизнес с угроз. Но Вы должны понимать, кто мы… Кем мы были. Это будет отражаться в отношениях. Привычка. Но уверяю, я безмерно уважаю ваш талант, и все отношения между нами будут оставаться в юридических рамках и, возможно, в дружеских. Я умею дружить. Кстати,