трать время на пустое, успокойся.
Тимофей заёрзал на стуле:
— Александр Семёнович, понимаете, как-то тревожно мне, и чувствую, не успокоюсь, пока последнюю дверь не открою. Ну, может быть, что-нибудь ещё можно разузнать, хоть немного ещё. Вам же виднее, вы ведь даже концептуально больше видите, о чём я и подозревать не могу. Просто в силу накопленного опыта — от этого невозможно избавиться. У меня соображения тут новые появились. Но только они, больше ничего придумать не смогу.
Чащин заинтересованно посмотрел на него:
— О чём ты?
Палинский торопливо, сбиваясь в словах, зачастил:
— Ну, вот когда я к Попову для разговора ходил, то шёл через парк, и там столкнулся с бомжом. Совершенно случайно. Угостил его сигаретами, всегда на такой случай держу пачку в кармане, спросил, как его зовут. Он представился — Санёк. Ну и мы с ним поболтали о том, о сём. Он мне и поведал, что в своё время лечился в психушке, и немного поделился впечатлениями, точнее — воспоминаниями. С ним в палате лежали на излечении очень яркие личности — и генерал, и профессор, и даже певец Магомаев. Но это всё так, общераспространённые персонажи, но ещё он говорил, что был там некий больной, который рассказывал о себе — что раньше, до больницы, работал в милиции, но занялся каким-то не совсем правильным делом, и в результате некая Контора посодействовала в его помещении в лечебницу. То есть — упекли его в дурку.
— И почему ты это запомнил, Тимофей? — подал голос Гергиани.
— Да особо и не запомнил, просто сейчас услышал, как Семёныч про спецхран сказал, в голове и всплыло, — и обратившись уже к Чащину, уточняюще спросил, — Александр Семёнович, ты в секретный архив не можешь попасть, потому что там контроль другого ведомства, так?
— Ну да, правильно ты догадался. Спецхран — ведомство Очистки. Ты к чему ведёшь?
— Я к тому, что слишком много совпадающих странностей в этой истории. И эти совпадения как заноза в мозгу, не оставляют сознание в покое. Сами вот посудите — менты при разговоре об этом странном доме советуют не соваться, в городе постоянно поддерживается легенда о живущих там чертях, в разговоре с бомжом возникает история о некоем сотруднике милиции, который пострадал в своё время из-за этого дела, есть совершенно дикая история от бомжа Вити — в которой речь идёт о тройном убийстве, в котором обвиняют совсем постороннего человека. Тоже бомжа. Только клошары — люди нездоровые, физически слабые, и едва ли тот, кого обвинили, смог забить троих человек металлической трубой. Ясно, что это не он. И вдобавок, после того тройного убийства в городе появляется серийный маньяк, который почему-то истребляет именно клошаров, и именно в том районе. Если предположить, что убийство троих бомжей обрезком железной трубы произошло случайно, то серия убийств в дальнейшем происходила уже с предварительной подготовкой, убивали скрытым от посторонних взглядов орудием — стилет внутри трости. Понятно, что маньяк прогуливался по улицам, и выбирал будущих жертв. Делал всё в тихом месте, без свидетелей. По убийству троих бездомных дело в милиции завели, довели до конца, убийцу предали суду. Массовые убийства, которые произошли позже — получили начатые уголовные дела, но остались «висяками». Убийца так и не был найден.
И под всеми этими противоречиями подведена жирная черта — уголовного дела в полиции нет, и нет следов, куда и по какой причине оно «ушло». И что остаётся предположить? Влияние извне, а точнее — сверху? Очистка?
В который уже раз за сегодня в кабинете повисла тишина. Выждав паузу, Тимофей обратился к Чащину:
— Александр Семёнович, ну чего вы молчите? Вам ведь приходило это в голову? Может такое быть?
Тот с укоризной покачал головой:
— А ты въедливый, Тимоха — упорно настаиваешь на своём. Ладно, выдам тебе тайну — в журнале всё-таки была пометка: «подлежит передаче в спецфонд — литер «СС». То есть дело перенесли в спецхран. Спецфонд. На хрена — непонятно. Ну, убийство. Ну, три трупа. Так ведь и больше было, и ничего — никто в спецфонд не переводил. Но самое главное — нет никакой подписи, и спросить не у кого, для чего и почему так произошло. Скорее всего, было так, как я и предположил — всё решалось «по верхам», поэтому и никаких следов не осталось.
— И что теперь? Так всё и оставить? Может, официально запросить? — расстроенным тоном проговорил Палинский.
— А основания какие? Ты ведь человек с улицы. С какой стати тебе дадут возможность секретный архив посетить? Прямых родственников в деле нет, процедура завершена. Для начала тебя отошьют, а после в зону повышенного внимания попадёшь. У нас шибко любопытных не любят. А оно тебе надо?
— Да я ничего особенного делать не собираюсь, зачем за мной присматривать, — с недоумением ответил Тимофей.
— Тимоха, ты чего, как ребёнок споришь? Взрослый человек, прекрасно представляешь, как всё вокруг устроено. Лучше пока вот что попробуй сделать — найди того бомжа из парка. Если повезёт, поговори с ним. Попробуй узнать, как того пациента звали. Если он действительно в милиции тогда служил, то я по нему данные найду. А там посмотрим, что дальше.
— Хорошо. Попробую. Ладно, Пал Палыч, я побегу. Хотел сегодня ещё в больничку попасть, на приём записаться, — Палинский встал из-за стола, и подошёл поближе к нему, попрощался, затем протянул руку Чащину, — Спасибо за помощь, Семёныч, позвоню.
Сказав это, Палинский вышел из кабинета. Пал Палыч и Чащин некоторое время сидели молча. Гергиани, отхлебнув остывшего чая, с укоризной взглянул на собеседника:
— Ну зачем ты ему про спецархив рассказал?
Чащин покачал головой:
— Палыч, человек если выбирает путь, то не для того, чтобы просто посмотреть вдаль, это ему ничего не даст — он его проходит. Так и Тимоха — внутренне для себя уже всё решил, и его тут не остановишь. Всё одно докопается. Только, если сам будет розыск вести, один, обязательно вляпается в неприятности — опыта и знаний у него нет. Пусть уж лучше так, под надзором будет. Если что — поможем. Вот сейчас пойдёт этого бездомного искать, и скорее всего — не найдёт, вот тогда и будем объяснять про тупик в следующих шагах. Ну или предположим, найдёт он его, а тот не вспомнит ничего — ни имени, ни фамилии. Тут тоже будет тупик. А дело пусть пока у меня полежит. Если что, буду ему говорить про старые связи, и выдавать информацию по мере необходимости, так сказать. Но если захочет до самого