Продажа бриллиантового ожерелья радовала целых три недели. Три чудесных недели продолжались набеги на магазины игрушек, кафе-мороженое и кинотеатры. А через три недели мама с папой вернулись домой, открыли сейф и обнаружили пропажу. Приехала полиция. Я стояла на первом этаже, слушала разговоры в родительской спальне и надеялась, что все решат, что приходили грабители.
— Кто знает код? — спросил шериф.
— Только я и жена, — ответил папа.
— Уверены? — уточнил шериф. — Сейф в полной сохранности. Ни один вор не оставил бы на месте остальные драгоценности. Сколько, вы сказали, стоило колье?
— Больше миллиона долларов, — скорбно ответила мама.
Миллион долларов!
— Хм… странно… получается, что кто-то вскрыл сейф специально ради одного-единственного украшения. Но следы взлома полностью отсутствуют. Подозреваю, что код знал кто-то еще, кроме вас двоих. Может быть, слуги? Они знают о колье?
— Нет, не думаю.
— А дети?
— Дети? Дети знают, где стоит сейф.
— А код им известен?
— Нет, не думаю, — повторил папа.
— И все же стоит расспросить, сэр. В моей практике уже случались подобные истории.
Нас троих вызвали в спальню. Больше всего я боялась, что все вокруг услышат, как колотится мое сердце. В ужасе поднялась наверх. Еще чуть-чуть громче, и сердце меня выдаст. Знаем ли мы что-нибудь вот об этой штуке? Мы дружно помотали головами. Знаем ли мы код? Мы снова дружно помотали головами. Откуда нам знать, мы ведь всего лишь дети. Нас отпустили, и я вздохнула с облегчением.
Но когда невинные дети выходили из комнаты, из шкафа раздался еще один голос — голос криминалиста, эксперта по отпечаткам пальцев. Опытный специалист оповестил присутствующих о том, что отпечатки пальцев невероятно малы. Неправдоподобно малы. Он готов держать пари, что действовал ребенок десяти-одиннадцати лет. Меня немедленно вернули и подвергли перекрестному допросу. Я запуталась, испугалась, расплакалась, опозорилась. О, как жестоко опозорилась!
Невозможно описать папин гнев.
Глава 11
«Пердита умела лгать. Порой она сама удивлялась той легкости, с которой выдумывала истории. Как только муж вернулся с сафари, она рассказала о напавших на фруктовый сад бабуинах, о муравьях-легионерах, осаждавших дом в поисках укрытия перед сезоном дождей, и о том, какой одинокой и несчастной она была, пока он отсутствовал. Травио давно уехал, оставив лишь воспоминания о божественных ласках и мечты о новых радостях. Как удалось одному мужчине вызвать неукротимый ураган чувств? Пердита знала, что придется рассказать Алексу обо всем. Отныне их брак утратил смысл…»
Звонит сотовый и заставляет меня вернуться из «райских кущ».
К счастью, когда я опрометью помчалась в госпиталь, книга лежала в сумке. Обнаружив ее, я вознесла краткую молитву благосклонным богам сентиментальной литературы. Ожидание оказалось бесконечно долгим.
— Перл Сэш? — послышался в трубке незнакомый скрипучий голос. — Это Стюарт Уайс из «Дейли глоб». Можно узнать о состоянии вашего отца?
— Где вы раздобыли мой номер? — Гнев вспыхивает мгновенно. Папа всего лишь полдня в больнице, а пресса уже тут как тут. Как они вообще узнали о том, что случилось?
— Очень сожалею, что приходится беспокоить в такое время, — уходит от ответа репортер. Ни капли он не сожалеет.
— Мне нечего сказать. Прошу больше не звонить, — резко обрываю я и отключаю телефон. Бог мой, неужели не существует на свете права на личную жизнь?
В палату неслышно входит медсестра, и я от неожиданности подпрыгиваю. Папа связан, как лабораторная крыса. Во все стороны из него торчат трубки и провода. На расставленных вокруг мониторах вспыхивают лампочки, а приборы попискивают в такт биению сердца.
Как только доктора сказали, что пока от нас нет никакой пользы, Хизер тут же отправилась домой, чтобы немного отдохнуть, а Эшли умчался в офис. Я позвонила Адаму и Стивену. Сказала, что дождусь, когда папа проснется, и устроилась на дежурство в углу палаты, в страшном виниловом кресле.
Видеть папу в таком состоянии невыносимо тяжело. Лицо пепельно-бледное, а волосы на груди белые, седые, совсем не такие, как на голове. Респираторная трубка спускается по шее и груди, а руки ниже локтей привязаны к кровати ремнями.
Спрашиваю медсестру, действительно ли необходимо так ограничивать человека в движении.
— Это на тот случай, если больной очнется и попытается вытащить респираторную трубку, — поясняет она. — Такова естественная реакция, но трубка гарантирует дыхание.
Пока папа ничего не замечает. Глаза закрыты, на вид вполне мирно, а равномерная работа респиратора, издающего характерное шипение, странным образом успокаивает. Как только медсестра уходит, сжимаю бледную морщинистую ладонь и снова говорю папе, как я его люблю. Повторяю это так часто, что он, должно быть, уже устал от звука моего голоса.
Респиратор шипит, кардиограф пищит. В комнате царит спокойствие, и я возвращаюсь в «Райские кущи». Любовные романы отлично подходят для таких моментов: позволяют на время спрятаться от действительности, дарят любовь и оптимизм, не говоря уже о страсти.
Как было бы здорово, если бы в реальной жизни секс оказался столь же прекрасным, как в романах!
Конечно, жизнь развивается по своим законам и настоящая любовь не ограничивается страстью. Настоящая любовь — это доброта, взаимопонимание и золотая свадьба. Также как сказки, где принцессы и принцы встречаются, целуются и женятся в один долгий прекрасный день, любовные романы редко заглядывают в дома пожилых супругов. Большей частью истории заканчиваются свадьбой. А ведь настоящая любовь начинается потом.
Бедный папочка так и не смог понять эту простую истину. Жен менял почти так же часто, как прически. Трудно предположить, что само слово «обязательства» что-то для него значило. Знал ли он настоящую любовь? Внимательно вглядываюсь в родные, знакомые черты: нос с горбинкой, сломанный еще в юности, во время драки в Ньюкасле; решительный подбородок; глубоко посаженные глаза. На руке давняя, уже успевшая побледнеть татуировка: наши имена — Лидия, Эшли, Перл. По-настоящему папа любил только музыку и карьеру. Мы все об этом знали. Но нас, детей, он тоже любил — по-своему. И это я тоже всегда чувствовала и понимала.
Снова звонит сотовый.
— Перл, ты мне нужна. — Из далекого, чужого мира вторгается жалобный голос Стивена. — Необходимо записаться на прием к врачу.
— Стивен, я же сказала, что сижу в госпитале. У отца инфаркт.
— Да, но у меня на теле выступила какая-то странная сыпь. Нужно, чтобы ты срочно позвонила и договорилась. Я волнуюсь.