Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хан схватил серебряный колокольчик и торопливо затряс им. Распахнулась дверь, на пороге появился личный телохранитель Берке, начальник сотни туленгитов Салимгирей.
Хан ткнул пальцем в сторону человека в чалме.
– Я приговариваю его к смерти за то, что он устроил в священной Бухаре смуту и призывал чернь не повиноваться мне! Пусть кровь этого гяура не осквернит стены дворца! Отведи его за город и отруби голову! Да станет его тело пищей для шакалов!
Берке впился взглядом в человека в голубой чалме, но лицо того было спокойно.
Хан вдруг вспомнил, что во время разговора тот несколько раз вытаскивал чакчу, искусно сделанную из рога оленя.
– Для того чтобы я не забыл о беседе с этим человеком, принесешь мне его чакчу…
Салимгирей молча поклонился, выхватил из ножен саблю и, подгоняя ею человека в чалме, погнал его к выходу.
Берке прикрыл глаза и долго сидел неподвижно. Медленно возвращалось к нему спокойствие – перестали дрожать пальцы, утих гнев.
Хан хлопнул в ладоши. На пороге появился визирь:
– Пусть войдут мусульмане, приехавшие из Самарканда…
Пятясь, визирь исчез за дверью. Через некоторое время в зал вошли люди в белых чалмах. Низко кланяясь, они приблизились к возвышению, на котором сидел хан, и опустились на пол, подобрав под себя по-восточному ноги. Один из них, тучный с красным лицом, красивым бархатным голосом начал читать молитву. Когда он закончил, каждый провел сложенными ладонями по лицу. И Берке, как истинный мусульманин, повторил их жест.
– Аминь!
Немного выждав, тот, что читал молитву, сказал печальным голосом:
– Высокочтимый хан Золотой Орды, вы за прошлый год потеряли сразу двух близких вам людей: хана Сартака и хана Улакши. Пусть будет земля им пухом… Примите наши соболезнования…
– Спасибо вам, почтенные люди. Все совершается по воле всемогущего аллаха… Нам ли роптать на несчастья? – Он помолчал. – Вы пришли ко мне с делом?
Слово взял черный человек, похожий на выросшее в песках корявое дерево – саксаул.
– Великоуважаемый Берке-хан, – начал он негромким, скрипучим голосом. – Пришли мы к вам с сердцами, полными печали. Ваши сторонники мусульмане терпят в Самарканде от неверных страшные насилия. Какие только унижения не выпали на нашу долю!.. Недавно они предали огню юношу, принявшего нашу веру. Даргуши города поддерживает христиан и отнял у нас все права. Зная вас как справедливого хана и истинного мусульманина, мы пришли к вам просить защиты… Спасите нас от неверных.
Берке нахмурился:
– Разве у вас недостаточно сил, чтобы справляться с неверными? Или в Самарканде мусульмане разучились защищать свою веру?
– Нас много… – уловив тайный смысл в речи хана, сказал самаркандец. – Но как посмотрит на это Золотая Орда? До сих пор никто и никогда не сказал нам слова одобрения и не пытался помочь…
Он говорил правду, и Берке об этом знал.
Христианство утвердилось в Самарканде задолго до того, как пришли сюда монголы. Ему покровительствовали потомки саманидов и караханидов. Кроме того, падение Хорезма, где мусульмане всегда находили поддержку, привело к тому, что ислам начал терять своих приверженцев. Пришедшие же монголы не отдавали предпочтения ни одной из религий.
Все это было на пользу христианам, и их община окрепла. Сильный любит припоминать обиды и мстить поверженному врагу. Заручившись поддержкой потомков Чингиз-хана, многие из которых приняли в свое время христианство, церковь устроила гонение на мусульман.
Видя, что хан молчит, самаркандец снова начал говорить:
– Юноша христианин отказался от своей веры и пришел в мечеть… С его согласия было совершено обрезание, и он поклялся на Коране быть верным последователем пророка Мухаммеда… Христиане пожаловались даргуши города, что мы насильно совершили все это. Даргуши приказал юноше вернуться в прежнюю веру, но тот отказался, потому что аллах осветил его душу светом истины… Тогда христиане поймали его и сожгли на костре…
Хан поморщился. Его не интересовали такие мелочи.
– Какого слова вы ждете? – нетерпеливо спросил он. – Какой помощи?
– Христиан много… – уклончиво сказал самаркандец.
Берке задумался.
– Во имя аллаха да простится все… С вами будут мои воины, переодетые в одежды простых людей…
– Да поможет тебе аллах, о великий хан… Это лучше всего сделать в воскресенье, когда неверные соберутся в своих церквах…
– Аминь! – сказал хан.
Как эхо повторили за ним самаркандцы:
– Аминь!..
В этот же день Берке принял во дворце всех знатных людей города, ученых улемов, мюридов и кари бухарских мечетей. Раздав им щедрые подарки, привезенные из Золотой Орды, хан посчитал день законченным и удалился на покой.
* * *В час, когда на землю опустилась ночь, Салимгирей, взяв с собой несколько туленгитов, погнал человека в голубой чалме за город, чтобы совершить то, что повелел хан.
Узкие, погруженные в кромешную тьму улочки города казались загадочными и таинственными. Степнякам, непривычным к тесноте, было страшно. Но Салимгирей шел уверенно, словно чутьем угадывая путь в лабиринте тупиков и улиц, похожих на лисьи норы. Вскоре воины оказались возле городских ворот.
Салимгирей остановился, задумался, потом повернулся к туленгитам:
– Ладно. Дальше со мной вы можете не ходить. Я сам разделаюсь с гяуром. Возвращайтесь назад.
Из-за высокой городской стены показался узкий серп месяца, глинобитные дома, облитые его мутным таинственным светом, стали похожими на надгробья. В узких улочках тьма сделалась еще гуще.
Околдованные призрачным лунным светом, туленгиты стояли в нерешительности. Им страшно было возвращаться одним, еще страшнее казалось выйти за городские ворота, где в зарослях, по склонам глухих оврагов рыдали, хрипло взлаивали шакалы.
– Мы согласны вернуться… Но как мы отыщем дорогу?.. – сказал один из туленгитов.
Салимгирей ободряюще засмеялся:
– Смотрите хорошенько… Вон виднеется минарет мечети. Если вы пойдете по этой улице, то выйдете прямо к ней. Там есть наши воины. Они укажут вам путь к дворцу.
Стражники, знавшие в лицо личного телохранителя хана, открыли ему узкую калитку и выпустили из города.
Когда Салимгирей и человек в голубой чалме отошли достаточно далеко от городских стен и их уже никто не мог услышать, они, словно сговорившись, остановились.
– Зачем надо было идти так далеко, Салимгирей? – с горечью сказал человек в голубой чалме. – Разве не проще было зарезать меня где-нибудь на темной улице?
– Ты известный ученый, Тамдам. И хан об этом знает. Если бы мы убили тебя где-нибудь в городе, об этом завтра же заговорил бы весь народ. Хан хочет, чтобы о том, где и как ты умер, не узнал никто.
– Хан мудр… – невесело усмехнулся Тамдам. – Кто мог знать, что вот так, однажды, встретятся два волчонка, два ученика Мухаммеда Тараби[25]? И один перережет другому горло…
Салимгирей не ответил. Друзья долго стояли молча, смотрели, как растекался, плыл над возделанными полями, над глубокими оврагами дрожащий лунный свет.
– Где ты был все это время? – спросил Салимгирей.
– Сначала бежал в Багдад, но и туда пришли монголы. Жажда мести не давала мне жить спокойно, и я вернулся сюда, в Бухару…
– Ты не терял время даром… Люди говорят, что постиг мудрость многих книг, наизусть знаешь Коран и ведомы тебе все законы шариата…
– Это так…
– Я же бежал в кипчакские степи. Кто мог узнать меня там? Разве что перелетные птицы. Я был табунщиком и пас лошадей многие годы. Сегодня я юзбаши сотни туленгитов, охраняющих самого хана…
– Ты добился многого… – с издевкой сказал Тамдам. – Сколько крови братьев пролил ты, чтобы заслужить такую честь?
Салимгирей вскинул голову:
– Зачем ты говоришь это? Руки мои чисты. Еще не пришло время обагрить их кровью. И чья это будет кровь – ты знаешь.
Друзья долго молчали. Салимгирей вдруг протянул к Тамдаму руку:
– Я дальше не пойду. Возьми это, пригодится. Дорога твоя нелегкая и дальняя. – Под лунным светом тускло сверкнуло золото.
Тамдам помедлил, потом взял монеты:
– Спасибо…
– Подожди, – сказал Салимгирей и приблизил свое лицо к лицу друга, пытаясь увидеть его глаза. – Не подумай, что я стал волком… Я помню, сколько крови кипчаков и уйгуров пролили ханы… Разве можно забыть нашего учителя и то, что он завещал нам?.. Ну, прощай!
– Подожди… – Тамдам положил руку на плечо Салимгирея. – Вот тебе чакча. Отнеси ее хану, а то он не поверит в мою смерть. Очень давно мне сделал ее пленный старик кипчак в Багдаде. Очень давно… Он так тосковал о родине…
- Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза
- Орел девятого легиона - Розмэри Сатклифф - Историческая проза
- Орёл в стае не летает - Анатолий Гаврилович Ильяхов - Историческая проза
- Копья Иерусалима - Жорж Бордонов - Историческая проза
- Ночи Калигулы. Падение в бездну - Ирина Звонок-Сантандер - Историческая проза