— Какие нежности! — грубо проворчал Ансельмо.— Ты помешал работать нашему маленькому другу.
— О, я нащупал дыру — неужели ее проделала крыса? — с радостным волнением прошептал Бенедетто.
— Ну, конечно, вот уже месяц, как славный зверек работает на нас… Ты заметил, может быть, что я всегда собирал остатки мяса и жир и натирал ими пол нашего понтона? Крыса трудилась здесь целыми днями, и теперь окончила свое дело — доски прогрызены.
— Значит, мы будем выбираться отсюда вплавь? — с удивлением спросил Бенедетто.
— Ну, наконец-то, догадался! Да уж не боишься ли ты?
— Нет, нет! — поспешно вскричал Бенедетто.— Я готов купить свободу какой угодно ценой!
— Отлично! Вот это мне нравится! Но теперь уйдем отсюда и примемся опять за работу, пока нас не хватились.
— Еще один вопрос: подумал ли ты о нашей одежде?
— Обо всем подумал, положись на меня!
Каторжники вернулись к товарищам, но скоро буря разыгралась с такой силой, что работы были прерваны, и ссыльных построили в колонны, и отвели под защиту понтонов. Паруса рвались в клочья, мачты судов ломались, как спички, одна из них с треском обрушилась на зазевавшегося каторжника и увлекла его за борт. Крик ужаса пронесся по колонне, и надсмотрщики поспешили увести людей на понтоны… Бенедетто и Ансельмо сидели в своем углу, прислушиваясь к завыванию мистраля, и чем сильнее становился рев ветра, тем радостнее бились их сердца.
— Ты готов? — шепнул Ансельмо товарищу.
— Да.
— Теперь вперед! На жизнь или на смерть!
Ансельмо начал пилить цепь, шум бури заглушал визг пилы, и через четверть часа вся работа была окончена.
Они бросились на пол, и Ансельмо вытащил из дыры маленький сверток.
— Возьми этот узелок,— приказал бывший аббат,— и подай его мне, когда я спущусь в воду. Только помни — наша жизнь висит на волоске! Смотри, дыра, прогрызенная крысой, ведет в чулан, где хранятся старые гвозди и рабочие инструменты. В чулане есть дверь, я сам смазывал петли салом, и она отворяется без труда и шума. Теперь смотри: я отворяю ее, и — вперед, во имя дьявола!
Ансельмо осторожно опустился в бурное, ревущее море. Бенедетто передал ему узелок, потом сам скользнул в темные волны. Понтон стонал и скрипел под напором бури, а беглецы исчезли во мраке ночи.
19. В Оллиольских оврагах
Мадам Данглар вернулась в гостиницу и с лихорадочным нетерпением потребовала лошадей, чтобы ехать в Боссюэ. Хозяин любезно, но решительно отказался исполнить ее желание. Мадам Данглар с отчаянием посмотрела на него. По ее мнению, за деньги можно было добиться всего на свете, и поэтому, открыв кошелек, она положила на стол двадцать луидоров и снова настойчиво повторила свою просьбу.
Действительно, золото оказало магическое действие: хозяин вдруг вспомнил, что в Тулоне есть человек, готовый за хорошую плату продать свою собственную шкуру; и он немедленно послал за ним.
Прошло два бесконечных часа, прежде чем вернулся посыльный, но зато ответ был благоприятный: Яков — так звали этого человека — обещал явиться в четыре часа с двумя хорошими дорожными лошадьми.
— Кто же этот Яков? — спросила хозяина мадам Данглар.
— О, это бывший городской пенсионер,— смеясь, ответил хозяин, бросая многозначительный взгляд, по направлению галер.
Мадам Данглар затрепетала.
— Он умеет править? — спросила она.
— Он правил, как сам черт. Прежде почтальоном, он был уволен и сослан на несколько лет на галеры за то, что помогал разбойникам грабить денежную почту. Но. теперь он исправился и ваша милость может смело довериться ему.
Что оставалось делать баронессе? Лишь терпеливо ждать. Она с облегчением вздохнула, когда, наконец, как только пробило четыре часа, во двор рысью въехал кучер с двумя сильными лошадьми.
— Итак, вы беретесь отвезти меня в Боссюэ? — с живостью спросила мадам Данглар.
— Да, сударыня, за двадцать луидоров.
— Так едемте сейчас же!
— Хорошо,— проговорил бывший каторжник, почесывая затылок, — но у меня такое правило: прежде деньги, а потом товар.
— Вот плата! Торопитесь, я спешу!
— Слушаюсь, сударыня! Я готов отправиться поскорее — дорога становится все хуже, а мимо Оллиольских оврагов и в хорошую погоду жутко ездить.
Четверть часа спустя баронесса уже сидела в карете; хозяин, стоя на пороге, провожал ее низким поклоном и, улучив минуту, шепнул кучеру:
— Сдержись, старина, ты знаешь, как ты должен быть осторожен.
— Ладно,— кивнул Яков, ударив по лошадям, и карета покатилась.
Буря ревела с неудержимой силой, вырывая деревья, горами вздымая морские волны и сотрясая тяжелый экипаж, как легкое перо. Ни лошади, ни кучер, по-видимому, не обращали внимания на погоду, но баронесса пришла в полное отчаяние при виде усиливающейся ярости стихии и, забившись в угол кареты, горько плакала. Среди глубокого мрака ей все еще слышался звон цепей и сквозь шум и свист урагана звучал вкрадчивый голос Бенедетто. Вдруг она почувствовала сильный толчок, кучер выкрикнул проклятие, и мадам Данглар почти в обмороке упала на подушки экипажа.
Очнувшись, она увидела, что одна из лошадей упала и не может встать, несмотря на все старания кучера, разразившегося целым потоком богохульств. Внезапно он подошел к карете, отворил дверцу и ворчливо произнес:
— Сударыня, я должен возвратить вам деньги: мы не доедем до Боссюэ.
Буря ревела и стонала с удвоенной силой — мадам Данглар с ужасом посмотрела на возницу и еле слышно спросила:
— Где мы?
— Черт знает где: здесь все овраги похожи один на другой!
— Но мы не можем оставаться здесь, что будет с нами? — рыдая, вскричала бедняжка.
— Ну, не плачьте так отчаянно,— добродушно утешил ее Яков,— в этих оврагах сам черт сидит! Тридцать лет тому назад со мной случилось несчастье на этом самом месте. О, как только я вспомню это время…
Лицо бывшего каторжника омрачилось. Мадам Данглар робко посмотрела на него и тихо произнесла:
— Да сжалится Господь надо мной!
Яков помолчал минуту, потом сказал в раздумье:
— Есть еще средство: вернуться в Оллиоль, это займет всего четверть часа, и там найти кого-нибудь, кто за хорошие деньги починил бы дышло, сломанное лошадью при падении. В Оллиоле мы могли бы переждать бурю, она скоро кончится — я знаю мистраль.
— И вы обещаете сейчас же пуститься в путь, как только утихнет буря?
— Это так же верно, как то, что я стою перед вами! — ответил он.
Мадам Данглар вышла из кареты, между тем как Яков отпряг лошадей и взял один из экипажных фонарей.