— А, решили немножко обновить квартиру? — догадался первый, внося кровать.
— Да, вы правы, — подтвердила Джейн.
— И где у вас детская? Куда нести?
— У меня нет детей, — ответила Джейн и указала на спальню. — Вы ведь возьмете эту кровать, господа? В рекламе говорилось, что вы забираете старые кровати бесплатно.
— Так это для вас? — недоверчиво переспросил второй грузчик. — Вы хотите, чтобы мы забрали вашу большую кровать и оставили эту маленькую?
— Да. — Джейн подняла брови и отрубила прокурорским тоном: — Какие-то проблемы, господа?
Грузчики быстро разобрали большую кровать и вытащили ее вон, оставив Джейн один на один с ее новой девичьей кроваткой, все еще завернутой в полиэтилен.
— Наверное, это какая-нибудь модная штука. Ну, сам знаешь: отказ от всех земных благ и сосредоточение на самосовершенствовании, — гадал один из грузчиков, когда они уже сидели в своем грузовике.
— Ну да, что-нибудь типа йоги.
— Нет, тут другое. Те, кто занимаются йогой, спят на матах. Им кровать ни к чему.
— Может, она хочет податься в монахини и решила проверить, каково это — спать одной. Мало ли, не понравится.
На этом грузчики и сошлись. Эта девчонка решила изменить свою жизнь и уйти в обитель целомудрия, послушания и бедности. Сколько в Нью-Йорке чудаков!
В пять часов, когда все стены в квартире Джейн спорили с солнцем, когда новая кровать была уже заправлена белой простыней и накрыта цыплячьим одеялом, когда отовсюду кивали шелковые ромашки, Джейн раскрыла блокнот и решила, что самое время переходить к следующему пункту.
— Пункт четыре, — озвучила она. — Одежда.
Джейн села в лифт и спустилась на первый этаж. Сердце у нее прыгало от предвкушения перемен. То ли она надышалась краской, то ли так действовало ощущение наконец-то принятого решения, но такой счастливой и беззаботной она давно не была. Джейн открыла подвал и включила свет — тут же из-под ног шмыгнула перепуганная мышка и спряталась под старый вентилятор. Джейн обошла ржавый велосипед и направилась к древнему сундуку, заваленному горой коробок, где валялся пыльный абажур. Сундук принадлежал бабушке Элеонор. Когда бабушка умерла, она оставила весь гардероб единственной внучке, которая и не подозревала, что старые вещи могут ей однажды пригодиться. И вдруг оказалось, что бабушкины вещи — это то, что нужно, — единственное, что ей теперь необходимо. Джейн наклонилась и попыталась подтащить сундук за ручку: он оказался значительно тяжелее, чем ожидалось. Пришлось подниматься и просить консьержа помочь. Он кочевряжился до тех пор, пока Джейн не посулила ему за услуги пять долларов.
— Пятнадцать, — торговался консьерж.
— Хорошо, десять.
Вдвоем они выволокли сундук из подвала и дотащили до лифта.
— Что у вас там? — стонал консьерж, сгибаясь под тяжестью огромного ящика.
— Вещи моей бабушки, — ответила Джейн.
— Да? А вы уверены, что не сама бабушка?
— Уверена. Просто она обожала ходить за покупками.
— Интересненько, и что же она обычно покупала? Кирпичи?
Джейн рассмеялась и пристально посмотрела на своего измученного помощника.
«Вы очень скоро сами увидите, что там внутри», — подумала она, но вслух ничего не сказала.
Этой ночью Джейн спала в только что свежевыстиранной и выглаженной голубой шелковой пижаме своей бабушки. Ей понравилось: шелк, он такой прохладный и мягкий! Если не считать пары синяков, которые девушка схлопотала, ударившись во сне о стену, то ночь на новой, узкой кровати под желтым мягким одеялом прошла просто прекрасно. За прошедший день Джейн так намаялась, что даже холод не смог ее разбудить. Чтобы проветрить квартиру после покраски, пришлось открыть на ночь все окна, и утром, когда Джейн проснулась, губы у нее не отличались по цвету от пижамы. Впрочем, такие мелочи не имеют значения. Первая репетиция прошла успешно — Джейн в этом была твердо уверена. Все идет по плану.
Вскоре позвонил Джесси и сказал, что все дороги расчищены, автобусы ходят и он может приехать к Джейн, чтобы обсудить предстоящий процесс во всех подробностях.
— Я буду у тебя в девять часов. Хорошо? Привезу кексы. С тебя кофе.
Джейн уже почти согласилась, но вдруг сообразила: Джесси увидит, что она сделала со своей квартирой, и смутилась. Как она объяснит ему перемены? Кроме того, ей не хотелось разглашать тайну, пока она полностью не превратится в Дорис. По опыту последнего знакомства в баре Джейн поняла, что никакие полумеры тут не сработают. Только по выполнении всех пяти пунктов начнется настоящее волшебство — и она превратится в фею, о которой мечтают все мужчины.
— Э-э-э, нет. Давай поступим иначе. Я тут безвылазно просидела два дня. Надо все-таки куда-то выбраться. Давай пересечемся в городе. Я хоть кости разомну.
— Ты хоть была на улице, Джейн?
— На улице? Ну, я же сказала, нет. Я сидела дома и готовилась к процессу.
— Тогда смотри не перестарайся с разминанием костей. Главное, иди осторожно: там очень скользко. Я чуть шею себе не сломал, когда утром выходил за газетой.
— Ладно уж. Давай встретимся в кондитерской Пэтси на Сто десятой улице.
— Чудесно. Через час там. До встречи.
Джейн скинула бабушкину пижаму и натянула джинсы, теплые ботинки, черный свитер, черное пальто, перчатки и шарф, заправила длинные светлые волосы под берет, собрала все необходимые бумаги, поправила на носу очки и двинулась к двери.
Если все пойдет по плану, то это будет ее последний выход из дома в таком виде.
Глава четырнадцатая
РОК. Ну, я посеял несколько овсяных зерен.
ДОРИС. Несколько овсяных зерен? Да ты мог бы претендовать на сельскохозяйственную ссуду!
Из кинофильма «Вернись, любимый»
В кафе Джейн произнесла перед Джесси свою вступительную речь. Хотя все остальные посетители казались погруженными в свои дела, на них речь тоже произвела впечатление, кое-кто даже зааплодировал, когда Джейн закончила. Джесси показал два больших пальца. Еще часа два они согласовывали записи, репетировали перекрестный допрос и проверяли списки свидетелей. Сделав наконец все необходимое, они расстались.
Джесси пошел в тренажерный зал.
А Джейн направилась в магазин. Пришло время поработать над пунктом три: внешность, что значит косметика и прическа.
Джейн далеко не сразу нашла отдел с косметикой, что неудивительно: за тридцать четыре года она ни разу там не была. С благоговейным ужасом пуританка смотрела на стену, заставленную всевозможной косметикой, — помадой, тональным кремом, тушью для ресниц, пудрой. Господи, неужели женщины все это на себе носят?! «Представь, что это боевая раскраска, — сказала себе Джейн. — Солдатам это было нужно, чтобы обеспечить победу. Мне тоже».