«Когда была война со шведами, – рассказывает северная легенда, – то Петр ездил на коне. Раз шведы поймали нашего генерала и стали с него с живого кожу драть. Донесли об этом царю, а он горячий был, сейчас же поскакал на коне, а и забыл, что кожу-то с генерала дерут на другой стороне реки, нужно Неву перескочить. Вот, чтобы ловчее скок сделать, он и направил коня на этот камень, который теперь под конем, и с камня думал махнуть через Неву. И махнул бы, да Бог его спас. Как только хотел конь с камня махнуть, вдруг появилась на камне большая змея, как будто ждала, обвилась в одну секунду кругом задних ног, сжала ноги, как клещами, коня ужалила – и конь ни с места, так и остался на дыбах. Конь этот от укушения и сдох в тот же день. Петр Великий на память приказал сделать из коня чучело, а после, когда отливали памятник, то весь размер и взяли из чучела».
И еще одна легенда на ту же тему, записанная в Сибири.
«Петр заболел, смерть подходит. В горячке встал, Нева шумит, а ему почудилось: шведы и финны идут Питер брать. Из дворца вышел в одной рубахе, часовые не видели. Сел на коня, хотел в воду прыгать. А тут змей коню ноги обмотал, как удавка. Он там в пещере на берегу жил. Не дал прыгнуть, спас. Я на Кубани такого змея видел. Ему голову отрубят, а хвост варят – на сало, на мазь, кожу – на кушаки. Он любого зверя к дереву привяжет и даже всадника с лошадью может обмотать. Вот памятник и поставлен, как змей Петра спас».
В главе об основании Петербурга мы уже рассказывали легенду о попытке Петра I перескочить через Неву на своем арабском скакуне. Помните, как разгоряченный император, не долетев до середины, плюхнулся в воду, понял свою ошибку, проговорил: «Божье и мое» и начал строить город. Но вот уже в наше время со слов некоего старообрядца петербургский писатель Владимир Бахтин записал еще один вариант той же легенды. В ней все, как в первой, за исключением вывода. Два раза Петр восклицает: «Все Божье и мое!» и оба раза прыжок через Неву удается. А на третий раз хотел прыгнуть и сказал: «Все мое и Божье!». Да так и окаменел с поднятой рукой. Наказан был за гордыню.
А в одном из северных вариантов этой легенды противопоставления «моего» и «богова» нет. Есть просто самоуверенность и похвальба, за которые будто бы и поплатился Петр. Похвастался, что перескочит через «какую-то широкую речку», да и был наказан за похвальбу – окаменел в то самое время, как передние ноги коня отделились уже для скачка от земли.
Примечательная деталь присутствует в легенде, опубликованной И. Беловым. Петр Великий «не умер, как умирают все люди: он окаменел на коне».
На побережье Финского залива, у поселка Лахта, о котором мы уже упоминали, среди дремучих лесов и непроходимых болот, с древнейших времен высилась гигантская гранитная скала. Когда-то во время грозы в скалу ударила молния, образовав в ней трещину. С той поры эту скалу в народе называли «Гром-камень» или «Камень-гром». О камне знали только местные жители. Глубоко вросший в землю, он был покрыт мхом и лишайником и походил на холм. По преданию, во время войны со шведами на него поднимался Петр I и следил за передвижением войск. А когда стали подыскивать камень для памятника Петру, то и вспомнили об этой гранитной глыбе.
Особым вниманием периферийного, провинциального фольклора пользовался конь, на котором изображен Петр Великий. В северных легендах этот великолепный конь – не персидской породы, но местный, заонежский. С некоторыми сокращениями приводим две легенды.
«В Заонежье у крестьянина вызрел жеребец: копытища с плетену тарелку-чарушу, сам, что стог! Весной, перед пахотой отпустил коня в луга, а он и затерялся. Погоревал, а что станешь делать? Однажды пошел мужик в Питер плотничать. Стоит он, знаешь, на бережке Невы-реки, видит: человек на коне, как гора на горе. Кто таков? Великий Петр, кому и быть. Коня, главно дело, узнал.
– Карюшка, Карий, – зовет.
И конь подошел, кижанину голову на плечо положил.
– Осударь! – он коня за уздечку берет. – Ведь я при Боге и царе белым днем под ясным солнышком вора поймал.
– Ну! Что у тебя украли? – Петр сердится, гремит, как вешний гром. Не любит воров да пьяниц.
– Коня, на котором твоя милость вершником сидит.
– Чем докажешь?
– На копытах приметная насечка есть.
– Не я увел. Слуги по усердию. За обиду прости.
– Мне, конешно, пахать, семью кормить, тебе подати платить. Да ведь и у тебя забота немалая. Россию поднимать. Владей конем!
Не восемьдесят ли золотых дал Петр за коня? Или сто. Да „спасибо“ впридачу. Побежал мужик в Заонежье с придатком.
Мы в Ленинград придем – наперво на площадь идем. Туда, где медный Петр на Карюшке, мужицком коне, сидит.
– Наш ведь конь-то. Заонежский! – насечки на копыте ищем. Должны быть».
И вторая северная легенда о коне Петра I.
«Петр Великий и весом был великий, нас троих бы он на весах перетянул. Кони его возить не могли: проедет верхом версты две, три на коне – и хоть пешком иди, лошадь устанет, спотыкается, а бежать совсем не может. Вот царь и приказал достать такого коня, на котором бы ездить ему можно было. Понятно, все стали искать, да скоро ли приберешь?
А в нашей губернии, в Заонежье, был у одного крестьянина такой конь, что, пожалуй, другого такого и не бывало и не будет больше: красивый, рослый, копыта с тарелку были, здоровенный конище, а сам – смиренство. Вот и приходят каких-то два человека, увидели коня и стали покупать и цену хорошую давали, да не отдал. Дело было зимой, а весной мужик спустил коня на ухожье, конь и потерялся. Подумал мужик: зверь съел или в болоте завяз. Пожалел, да что будешь делать, век конь не проживет.
Прошло после того два года. Проезжал через эту деревню какой-то барин в Архангельск и рассказывал про коня, на котором царь ездит. Узнал про коня и мужик, у которого конь был, подумал, что это его конь, и собрался в Питер, не то, чтобы отобрать коня, а хоть посмотреть на него. Ходит по Питеру и выжидает: когда царь на коне поедет.
Вот едет царь, и на его коне. Он перед самым конем встал на колени и наклонился лицом до самой земли. Царь остановился.
– Встань! – крикнул государь громким голосом. – Что тебе нужно?
Мужик встал и подал прошение.
Взял прошение царь, тут же прочитал его и говорит:
– Что же я у тебя украл?
– Этого коня, царь-государь, на котором ты сидишь.
– А чем ты можешь доказать, что конь твой? – спросил царь.
– Есть царь-государь приметы, он у меня двенадцатикрестный, насечки на копытах есть.
Приказал царь посмотреть, и действительно, в каждом копыте в углублениях вырезаны по три больших креста. Видит царь, что коня украли и ему продали. Отпустил мужика домой, дал ему за коня восемьдесят золотых и еще подарил немецкое платье. Так вот, что в Питере памятник-то есть, где Петр Великий на коне сидит, а конь на дыбах, так такой точно конь и у мужика есть».
Это уже памятник. Но… памятник, который будет установлен более чем через пятьдесят лет после смерти Петра.
Убежденный монархист, умный и последовательный идеолог петровского абсолютизма, архиепископ Феофан Прокопович не ради красного словца говорил, что Петр Великий, покинув мир, «дух свой оставил нам». Не многим царям выпадала честь остаться живыми в сердцах потомков. С появлением над Невой фальконетова монумента многим петербуржцам мерещилось, что медный Петр ожил. По свидетельству современников, при открытии памятника впечатление было такое, «что он прямо на глазах собравшихся въехал на поверхность огромного камня». Одна заезжая иностранка вспоминала, как в 1805 году вдруг увидела «скачущим по крутой скале великана на громадном коне». «Остановите его!» – воскликнула пораженная дама.
К. А. Тимирязев вспоминал, как, проезжая в начале XX века по Мариинской площади, мимо памятника Николаю I, спросил у извозчика: «Ну, а тот, другой, там, на Исаакиевской?» – и получил ответ: «Ну тот – статья иная; ночью даже жутко живой».
Дистанцируясь от некоторой мистической окраски понятия «дух» в устах ученого архиепископа, следует все же признать: то, что монумент на протяжении более двух столетий продолжает жить в легендах, связано с неодолимым желанием петербуржцев всех поколений встретиться с духом основателя города.
И это уже памятник.
От Петра до «дщери Петровой»
У Петра I, государственной идеей которого была абсолютная наследственная монархия, прямых наследников не оказалось. Не оставил он и преемника. Не успел. Два слова «Отдайте все…», нацарапанные непослушной рукой умирающего императора, если и существовали на самом деле, то неизвестно кому были адресованы. Анна на зов Петра явиться опоздала, Елизаветы будто бы при отце в тот момент не было, хотя мы знаем легенду о том, что Петр успел благословить ее родовой иконой. Правда, впервые об этом стали поговаривать в народе только в царствование самой Елизаветы.