Читать интересную книгу Последний бой майора Петтигрю - Хелен Саймонсон

— Его персонажи — неисправимые идеалисты, — сказала она. — Дожить до таких лет, как этот рыцарь, столько пережить на своем веку и по-прежнему всем сердцем быть преданным своей земле. Возможно ли это вообще?

— Возможно ли ставить любовь к стране выше личных интересов? — уточнил майор. Пытаясь сформулировать ответ, он в задумчивости поднял взгляд на потолок и заметил, что в углу между окном и прихожей появилось бледное, но подозрительное пятно — на прошлой неделе его там не было. Патриотизм мгновенно отступил перед лицом более срочных проблем с трубами.

— Знаю, что многие в наши дни считают такую любовь к своей стране нелепой и наивной романтикой, — сказал он. — Патриотизм теперь — прерогатива шелудивых гнилозубых парней в тяжелых ботинках, которые мечтают только о том, чтобы самим жить получше. Но я считаю, что люди, верящие в ту Англию, которую любил Киплинг, еще есть. Хотя, боюсь, мы всего лишь пыльная кучка пережитков прошлого.

— Мой отец в это верил, — сказала она после паузы. — Он надеялся, что однажды Англия примет нас — ведь когда-то стали англичанами саксонцы и нормандцы. Он только и ждал, что в один прекрасный день Де Акила пригласит его седлать коня, чтобы вместе объезжать маяки.

— Это замечательно, — сказал майор. — Хотя в наше время за маяками уже не следят. Сейчас время атомных бомб и тому подобного.

Он вздохнул. Грустно было видеть, как маяки, стоявшие цепочкой вдоль южного берега Англии, постепенно превратились в аттракционы, в фейерверки, зажигаемые лишь перед телекамерами — в честь миллениума или юбилея королевы.

— Я говорила скорее метафорически, — сказала она.

— Разумеется, моя дорогая. Но куда радостнее представить его себе, летящим к Чертовому Рву[12] с факелом наготове. Вообразите: позвякивает упряжь, стучат копыта, кричат собратья-англичане, пылает факел, освещающий флаг святого Георга…

— Думаю, его устроило бы, если бы коллеги всего лишь не забывали о нем, договариваясь выпить в пабе.

— О, — сказал майор.

Сейчас уместно было сказать, например, как счастлив был бы он сам выпить пива с ее отцом. Однако это было совершенно невозможно, так как по какой-то неизвестной причине ни майор, ни кто-либо из его знакомых никогда не приглашали с собой в паб ее мужа. Разумеется, причины тому были исключительно социальные, цвет кожи тут ни при чем. К тому же мистер Али и сам никогда не заглядывал в паб, чтобы, так сказать, разбить лед. Может, он вообще был трезвенником. Ни одно из этих соображений не годилось для того, чтобы высказать его вслух, и майор чувствовал себя выброшенным на берег карпом — он то открывал, то закрывал рот, глотая бесполезный ему кислород.

— Моему отцу понравилась бы эта комната.

Взгляд миссис Али блуждал по комнате: камин, высокие книжные полки, удобный диван и разрозненные кресла, каждое с отдельным столиком и лампой для чтения.

— Благодарю вас за ваше любезное приглашение.

— Нет-нет, — запротестовал майор, краснея при мысли о том, как запоздало это приглашение. — Я счастлив вас принимать и бесконечно сожалею, что мне не довелось пригласить вас с мужем. Крайне сожалею.

— Вы очень добры, — сказала она. — Хотела бы я, чтобы Ахмед увидел этот дом. Я всегда мечтала, что мы когда-нибудь купим настоящий сассекский домик — с белым фасадом и окнами в сад.

— Но ведь, должно быть, очень удобно жить над магазином? — спросил он.

— Там тесновато, но это ничего. Правда, теперь приехал племянник… И там не хватает места для книг.

Она улыбнулась, и он был счастлив, что они разделяют страсть к книгам.

— Мой сын говорит, мне надо половину выбросить, — поделился он. — Освободить место для музыкального центра и большого телевизора.

Роджер уже не раз предлагал ему проредить коллекцию книг, чтобы осовременить комнату, и даже говорил, что сам купит большой телевизор, чтобы отцу «было чем заняться по вечерам».

— Это закон природы: в какой-то момент молодежь пробует заставить родителей жить по-своему, — заметила миссис Али. — С тех пор как приехал племянник, я уже не живу собственной жизнью. Потому и вспомнила старую мечту о собственном доме.

— Даже в вашем доме они достанут вас по телефону, — сказал майор. — По-моему, сын пытается управлять моей жизнью, потому что это легче, чем управлять своей. А так у него есть чувство, что он хоть что-то в мире контролирует.

— Очень глубокая мысль, — сказала миссис Али после паузы. — И что же нам противопоставить этому поведению?

— Я планирую сбежать и найти себе тихий дом в каком-нибудь укромном местечке, сообщать ему в открытках, что у меня все в порядке, и слать их через Австралию.

Она рассмеялась.

— Можно к вам присоединиться?

— Буду счастлив, — ответил майор, и на мгновение ему представился низкий домик с соломенной крышей, поросший утесником холм, дикие чайки на тонкой полосе пляжа, дым из трубы, возвещающий, что на плите стоит источающий ароматы котелок. Они возвращаются вдвоем с долгой прогулки, а дома их ждут книги, свет лампы, бокал вина на кухонном столе…

Осознав, что он снова погрузился в размышления, майор усилием воли вернулся к настоящему. Роджера выводило из себя, когда отец внезапно погружался в раздумья, — ему, по-видимому, это казалось первым признаком старческого слабоумия. Майор понадеялся, что миссис Али ничего не заметила, и тут же с удивлением обнаружил, что она и сама задумчиво смотрит в окно, словно тоже витает где-то в облаках. На минуту он залюбовался ее профилем: прямой нос, сильный подбородок и, как он заметил, изящные уши под густыми волосами. Как будто почувствовав его взгляд, она повернулась.

— Не желаете ли прогуляться по саду? — спросил майор.

Клумбы сражались с первыми осенними заморозками. Красные и золотые хризантемы все еще держались, но большинство роз уже отцвело, а гвоздики простирались по земле голубым ковром. Пожелтевшие лилии и обрезанные стебли золотых шаров выглядели на редкость уныло.

— Боюсь, сад сейчас не в лучшей форме, — заметил майор, шагая вслед за миссис Али по гравийной дорожке.

— Он прелестен, — сказала она. — Эти лиловые цветы на стенах напоминают драгоценные камни.

Она указала на последние цветы клематиса. Стебли его напоминали ржавую проволоку, листья пожухли, но огромные бархатные цветы по-прежнему сияли на фоне старой кирпичной стены.

— Его вырастила моя бабушка, — сказал майор. — Мне так и не удалось выяснить, как называется этот сорт, но это большая редкость. Когда он рос перед домом, прохожие вечно им восхищались. Мама очень терпеливо встречала тех, кто приходил про него расспросить.

Он вспомнил длинные ножницы с зелеными ручками в прихожей, тянущуюся к ним руку матери… Память попыталась достроить остальные детали, но воспоминание уже ускользнуло.

— Времена меняются, — сказал он. — В конце семидесятых нам пришлось пересадить его за дом — как-то ночью к нам забрался воришка с секатором.

— Чтобы украсть клематис?

— Да, был ужасный скандал. Это все, конечно, часть общего упадка. Мама всегда винила во всем переход к десятичной системе.

— В самом деле, это же настоящая катастрофа, когда всех вдруг заставляют считать десятками, а не дюжинами, — сказала она с улыбкой и принялась рассматривать сморщенное яблоко на перекрученной ветке яблони в конце лужайки.

— Моя жена точно так же смеялась надо мной, — сказал он. — Говорила, что, если я не преодолею свою нелюбовь к переменам, в следующей жизни стану гранитным пьедесталом.

— Простите, я не хотела вас обидеть.

— Нет-нет. Мне приятно, что мы достигли такого уровня… — он замялся в поисках нужного слова, так как «близость» казалась сейчас вульгарно-липкой. — На уровень выше простого знакомства.

Они стояли у низкой ограды, и майор вдруг заметил, что один из вбитых им гвоздей сильно погнут и буквально вопиет о его, майора, неумелости. Он понадеялся, что она будет занята открывающимся перед ней видом овечьего пастбища с маленькой овчарней и дубовой рощей меж двух холмов. Миссис Али оперлась на шаткие перила, глядя на синеющие в сумерках деревья. Трава на западном холме уже потемнела, в то время как на восточном по-прежнему переливалась золотом. От земли шел пар, небо на востоке наливалось темнотой.

— Как здесь красиво, — сказала она, подпирая рукой подбородок.

— Вид здесь скромный, но мне никогда не надоедает приходить сюда вечером и смотреть на закат, — признался майор.

— Мне не кажется, что лучшие пейзажи в мире обязательно должны быть грандиозными или экзотическими, — сказала она. — Мне кажется, что их могущество заключается в том, что они неизменны. Глядя на них, понимаешь, что они так выглядят уже тысячу лет.

— И все же иногда удается взглянуть на них по-новому, — заметил майор. — Например, глазами нового друга.