Читать интересную книгу Святилище - Уильям Фолкнер

Лупоглазый остановился перед одним из грязных трехэтажных домов, входная дверь его была скрыта чуть покосившимся решетчатым вестибюлем. На замусоренной лужайке носились с ленивым и каким-то пошлым видом две маленькие, пушистые, белые, похожие на гусениц собачонки, одна с розовой лентой на шее, другая с голубой. Шерсть их блестела на солнце, словно вычищенная бензином.

Позднее Темпл слышала, как они скулят и скребутся за ее дверью, едва негритянка-горничная отворяла дверь, они стремительно врывались в комнату, тут же с тяжелым сопеньем взбирались на кровать и усаживались на колени мисс Ребы, вздымаясь при глубоких вздохах ее Могучей груди и облизывая металлическую кружку, которую по ходу разговора она покачивала в унизанной кольцами руке.

— В Мемфисе любой скажет тебе, кто такая Реба Ривертс. Спроси Любого мужчину на улице, даже хоть фараона. У меня в этом доме бывали крупнейшие люди Мемфиса — банкиры, адвокаты, врачи — кто угодно. Два капитана полиции пили у меня в столовой пиво, а сам комиссар проводил время наверху с одной из девочек. Они напились допьяна, вломились к нему, а он там совсем нагишом танцует шотландский танец. Пятидесятилетний мужчина, семи футов ростом, с головой как земляной орех. Прекрасный был человек. Он меня знал. Все они знают Ребу Риверс. Деньги здесь текли у них как вода. Они меня знают. Я ни разу никого не подвела, милочка.

Мисс Реба отхлебнула пива, тяжело дыша в кружку, другая ее рука, в кольцах с крупными желтыми бриллиантами, покоилась в пышных складках груди.

Малейшее ее движение сопровождалось одышкой, явно несоразмерной удовлетворению, которое оно могло доставить. Едва они вошли в дом, мисс Реба принялась рассказывать Темпл о своей астме, с трудом поднимаясь впереди них по лестнице, тяжело ставя ноги в шерстяных шлепанцах, в одной руке у нее были деревянные четки, в другой — кружка. Она только что вернулась из церкви, на ней была черная шелковая мантия и шляпка с яркими цветами; кружка внизу запотела от холодного пива. Большие бедра ее грузно раскачивались, собачки путались под ногами, а она неторопливо говорила через плечо хриплым, пыхтящим, материнским голосом:

— Лупоглазый правильно сделал, что привез тебя в этот дом, а не куда-то еще, Я ему вот уже — сколько уж лет, голубчик, я стараюсь подыскать тебе девушку? Считаю, что молодому человеку нельзя обходиться без девушки, как и без… — Тяжело дыша, принялась бранить вертящихся под ногами собачек, остановилась и отпихнула их в сторону. — Пошли вниз, — приказала, грозя им четками. Собачки, оскалив зубы, зарычали на нее пронзительным фальцетом, а она, распространяя легкий запах пива, прислонилась к стене и приложила руку к груди, рот ее был распахнут, в глазах, когда ей не хватало дыхания, мерцал скорбный ужас всего живого, массивная кружка поблескивала в полутьме, словно матовое серебро.

Узкая лестница поднималась чередой тусклых маршей, нависающих один над другим. На всех площадках свет, проникающий спереди из-за плотно завешенных дверей, а сзади сквозь прикрытые ставнями окна, был каким-то вялым, иссякшим, обессиленным, гаснущим — эта бесконечная вялость напоминала гнилое болото, куда не доходят солнечный свет и оживленный дневной шум. Ощущался тяжелый запах беспорядочного питания, алкоголя, и Темпл, даже в ее неведении, казалось, что ее окружают призрачная смесь нижнего белья, потаенные шорохи тел, несвежих из-за частых соитий и извержений по ту сторону глухих дверей, мимо которых они шли. Сзади возле их ног пушистыми бликами суетились собачки, постукивая коготками о металлические ленты, крепящие к лестнице ковровую дорожку.

Потом, лежа в постели с полотенцем, обернутым вокруг обнаженных бедер, Темпл слышала, как обе скулят и фыркают за дверью. Ее шляпка и пальто висели на вбитых в дверь гвоздях. Платье и чулки валялись на стуле, ей показалось, что откуда-то доносится мерное хлюпанье стиральной доски, и она вновь заметалась, мучительно ища, куда бы спрятаться, как и тогда, когда с нее снимали панталоны.

— Ну-ну, — сказала мисс Реба. — У меня самой четыре дня шла кровь. Это ерунда. Доктор Куин остановит ее за две минуты, а Минни все выстирает, выгладит, ты даже ничего не заметишь. Эта кровь принесет тебе тысячу долларов, милочка.

И подняла кружку, жесткие увядающие цветы на ее шляпке закивали в мрачной здравице.

— Несчастные мы девочки, — сказала она. Опущенные шторы, испещренные множеством трещин, будто старая кожа, чуть раскачивались от ветерка, несущего в комнату на замирающих волнах шум субботнего движения, праздничный, негромкий, мимолетный. Темпл неподвижно лежала в постели, вытянув ноги и закрывшись до подбородка одеялом, лицо ее, маленькое и бледное, обрамляли густые разметавшиеся волосы. Мисс Реба, тяжело дыша, опустила кружку и хриплым, негромким голосом стала объяснять Темпл, как той повезло.

— Все девочки в округе вешались на Лупоглазого, милочка. Есть тут одна маленькая замужняя женщина, она частенько тайком приходит сюда, так даже совала Минни двадцать пять долларов, чтобы только привела его к ней в комнату. Но думаешь, он хоть смотрит на кого-нибудь? На девочек, что имели по сто долларов за ночь? Нет. Деньги у него текут как вода, но, думаешь, хоть взглянет на кого? Разве что иной раз потанцует. Я всегда знала, что Лупоглазый не свяжется с простой потаскушкой. Говорила им: та, что сойдется с Лупоглазым, будет ходить в бриллиантах, но, говорила я, вам, простым потаскушкам, это не удастся, а Минни сейчас все выстирает, выгладит; ты даже не узнаешь своих панталон.

— Я не смогу снова надеть их, — прошептала Темпл. — Не смогу.

— И не надо, раз не хочешь. Отдай Минни, хотя не знаю, что ей с ними делать, разве что…

Собачки за дверью заскулили громче. Послышались приближающиеся шаги. Дверь отворилась. Вошла горничная-негритянка, неся поднос с бутылкой пива и стаканом джина, собачки вертелись у нее под ногами.

— А завтра откроются магазины, и мы, как он велел нам, пойдем с тобой за покупками. Я всегда говорила, что его подружка будет ходить в бриллиантах; вот увидишь, если я не… — Она грузно повернулась и подняла кружку, когда собачки вспрыгнули на кровать, а потом к ней на колени, злобно фыркая друг на друга. Их похожие на бусинки глаза сверкали с неистовой свирепостью, приоткрытые пасти обнажали острые, как иглы, зубы.

— Реба, — сказала мисс Реба, сгоняя их, — пошла вниз! И ты, мистер Бинфорд. — Их зубки защелкали возле ее рук. — Вот только укуси меня, вот… Поняла, мисс… Как тебя зовут, милочка? Я что-то не расслышала.

— Темпл, — прошептала та.

— Я спрашиваю имя, а не фамилию, милочка. У нас тут попростому.

— Это имя. Темпл. Темпл Дрейк.

— У тебя мальчишеское имя, да? Минни, выстирала ты вещи мисс Темпл?

— Да, мэм, — ответила горничная. — Сейчас они сушатся за печкой.

Она подошла с подносом, робко отпихивая собачек, а те хватали ее зубами за ноги.

— Хорошо отстирала?

— Пришлось повозиться, — ответила Минни. — Эта кровь, похоже, труднее всего…

Темпл конвульсивным движением отвернулась и спрятала голову под одеяло. Ощутила руку мисс Ребы.

— Ну-ну. Будет. Вот, выпей-ка. За мое здоровье. Я не допущу, чтобы подружка Лупоглазого…

— Не хочу, — ответила Темпл.

— Ну-ну, — сказала мисс Реба. — Выпей, станет полегче.

Она приподняла голову Темпл. Та вцепилась в одеяло у самого горла. Мисс Реба поднесла стакан к ее губам, Темпл выпила и снова легла, плотно завернувшись в одеяло, над ним были видны лишь черные, широко открытые глаза.

— Держу пари, полотенце у тебя съехало, — сказала мисс Реба, кладя руку на одеяло.

— Нет, — прошептала Темпл. — Все в порядке. Оно на месте.

И сжалась, съежилась; видно было, как ее ноги согнулись под одеялом.

— Минни, ты звонила доктору Куину? — спросила мисс Реба.

— Да, мэм. — Минни наполняла из бутылки кружку, по мере наполнения там поднималась вялая пена. — Он говорит, что не ходит на вызовы по воскресеньям.

— А ты сказала, кто его вызывает? Сказала, что он нужен мисс Ребе?

— Да, мэм. Он говорит, что не…

— Иди, скажи этому су… Передай, что я… Нет, постой. — Мисс Реба тяжело поднялась, — Ответить такое мне, хотя я могу трижды посадить его в тюрьму.

Она заковыляла к двери, собачки суетились возле ее войлочных шлепанцев. Горничная последовала за ней и прикрыла дверь. Темпл было слышно, как мисс Реба бранит собачек, с ужасающей медлительностью спускаясь по лестнице. Потом все стихло.

Шторы, тихо шелестя, легко трепетали на окнах. Темпл услышала тиканье часов: Они стояли на каминной решетке, покрытой зеленой гофрированной бумагой. Часы были из раскрашенного фарфора, их поддерживали четыре фарфоровые нимфы. Там была всего одна стрелка, витая, позолоченная, находилась она между десятью и одиннадцатью, придавая остальной части циферблата недвусмысленное притязание, что он не имеет никакого отношения ко времени.