Рука Ксении вдруг коснулась чего-то холодного, и она вспомнила, что Владислав кинул в траву нож, отвлекаясь на разговор с ней. Вот оно! Она уже не думала ни о чем в этот миг, только бы остановить его. Пусть целует, сколько хочет! Но не раздевает ее, не творит с ней тех бесчинств, той боли, что она испытывала от Северского! Если от мужа терпеть это призывает сам Господь, то от чужого мужчины…! Нет, она не смирится!
Владислав уже стянул рубаху с ее левого плеча, обнажая белую кожу, проводя по ней ласково ладонью, как ему в шею вдруг уткнулось острие ножа. Ксения ждала чего угодно, но только не той широкой улыбки, что вдруг расползлась на его лице, словно он был безмерно доволен ее поступком.
— Добже! — произнес он медленно и ослабил хватку. Ксения тут же вырвала руку из его плена и поправила сползший вниз ворот рубахи. — И что дальше?
Ксения не знала, что ей делать дальше, но признаваться в этом ляху она никогда бы не стала. Просто напустила на себя уверенный вид, стараясь, чтобы не так явно дрожали ее губы и руки, выпрямилась, сидя на нем, не отводя ножа от его шеи.
— Что дальше, Ксеня? — спросил Владислав, глядя ей в глаза. — Тебе не выиграть, моя дрога. Ежели ты убьешь меня, то моя хоругвь не оставит тебе ни единого шанса. Ни малейшего! То, чего ты так стремишься избежать, произойдет непременно — только это буду не я один, а все тридцать человек моего почета. А потом тебе перережут глотку или просто оставят умирать в этом поле. Забавная будет тогда ночка у моих людей!
— А если я отпущу тебя? Снова сохраню тебе жизнь? Ты дашь мне слово не трогать ни меня, ни мою прислужницу? — Ксения постаралась надавить на нож посильнее, чтобы он решил, что она не шутит, чтобы знал, что она сумеет убить его.
— Нет, — издевательски улыбаясь ответил Владислав, отчеканив это короткое слово. А потом запрокинул руки за голову, устроился поудобнее на траве, будто он просто отдыхает от утомительного нынешнего пути, а лежит с острием ножа у горла. — Бить надо прямо в жилу, что вот тут, на шее.
Он повернул голову слегка в сторону, открывая ее взгляду свою шею с яростно бьющейся кровью веной. Но глаз своих не отрывал ее лица, заметил, как она побледнела, переводя взор на его шею, полностью открытую для удара. Биение этой тонкой жилки завораживало ее. Она смотрела, не отрываясь на эту дорожку, по которой бежала его кровь внутри его тела, не в силах оторвать глаз.
А потом вдруг резко подскочила и, отбросив нож в сторону, бросилась бежать прочь от него. Владислав не сумел вовремя предугадать ее движение, успел только за край сарафана ухватить в последний момент, но Ксения с силой дернула на себя подол и сумела освободиться от удерживающей ее хватки.
Она не знала, куда ей бежать, мысли судорожно метались в ее голове. Одно она знала точно — к возку ей нельзя, в лагерь тоже. Оставался только небольшой лесок, что темнел в трех десятках саженях от стоянки ляхов. Туда-то Ксения и повернула, надеясь найти там укрытие.
Позади нее уже поднимался с земли Владислав с громкими ругательствами. Он догонит ее, Ксения даже не сомневалась в этом, но ноги упрямо несли ее прочь от шляхтича. Трава была уже мокрая от росы, и тонкая кожа обуви Ксении вдруг заскользила, она едва сумела удержаться и не упасть, громко взвизгнув при этом, будя своим криком ляхов, спавших у костра. Те, заметив, как несется к леску русская, а за ней бежит их командир, заулюлюкали, закричали, будто на охоте собак подгоняли. Эти крики только усилили панику Ксении.
Теперь она точно понимала, что останавливаться ей не стоит, надо спрятаться где-нибудь в лесу, переждать, пока пройдет гнев ляха. Она знала, что это самый лучший для нее вариант — шляхтич все равно возьмет свое, теперь уж точно, зато не будет слишком жесток к ней, когда успокоит свою злость. Еще один горький урок, выученный за время ее замужества.
Ксения со всего размаху влетела в первый ряд деревьев и кустарников, что шли по краю леска, и сразу же упала в неглубокую канаву, что крылась за ними, прямо в заросли лопухов и крапивы, больно обжигая ладони. Может, тут остаться, в траве, мелькнула у нее мысль, но она тут же отмела ее. Лях первым же делом свалится скоро сюда же, она уже различала его шаги поблизости, а высидеть в крапиве… нет, она не настолько стойкая! Ксения быстро выбралась из канавы, скользя по траве, цепляясь в ветки кустов. Почему-то в голову пришла мысль о том, насколько теперь будет испорчена ее одежда, останется только выбросить. Вон уже и рукав рубахи порвала, зацепившись за сухую ветку небольшой елки. Эта нелепица, пришедшая в голову именно сейчас, когда за ней гонится толпа ляхов (ну, не может же ее преследовать один пан, скорее всего подмогу крикнул!), вызвала у нее нервный смешок.
Второй раз Ксения рассмеялась, когда позади нее раздался звук падения и громкая ругань Владислава. Поделом тебе, лях! Поваляйся в канаве немного! Но вскоре ей стало совсем не смеха. В леске стояла глухая темень, не видно было ни зги, хотя вскоре глаза Ксении привыкли к этой тьме и стали немного различать очертания деревьев, позволяя ей легко скользить между стволов, огибать цепкие ветви. Ну, дура так дура, ругала себя Ксения, чего только добилась своим выпадом? Нет бы, лежать бревном под ляхом, стиснув зубы. Потерпела бы немного, не убудет же с нее. А что до позора, то кто из ляшского полона возвращался без греха? Быть может, тогда и муж отказался бы от нее, отправил бы к семье.
Пусть потом жить безвылазно в вотчине (уж она-то сумеет увернуться от перспективы стать инокиней в обители), главное, от Северского будет избавлена!
Ксения замерла и прислушалась к звукам в лесу, пытаясь определить, в какой стороне находятся ляхи, но ничего не услышала. Только тихо качались верхушки деревьев в звездной вышине. А после где-то глухо ухнула сова, перепугав ее до полусмерти. Ксения вдруг поняла, что убегая от Владислава может попасть на зуб совсем другому зверю в пасть, поспешила повернуть обратно. Только пошла не к тому месту, с которого в лес вбежала, а немного поодаль, ориентируясь на свет от костра, что мелькал меж веток маленькой точкой. Она прислушивалась к звукам леса, делая каждый шаг, но тишина, что окружала ее, усыпила ее бдительность. Лях ушел в лагерь, подумала с разочарованием Ксения, решил, что у нее нет другого пути, как вернуться с позором. Вон и ляхи по-прежнему лежат у костра, она видела их со своего укромного поста за широкими кустами в первой полосе леса, вон сторожевые ходят да дозорные выезжают в ночь.
Она сама не понимала, почему вдруг так огорчилась этому спокойствию, царящему в лагере, и тому, насколько легко отказался преследовать ее Владислав. Марфа права — единственное, для чего она нужна ему, только месть и ничего более. Не стоит даже предполагать, что она небезразлична ему.
Ксения уже хотела выходить из леса и пробираться бочком к возку, заранее представляя, как будут зубоскалить ляхи, как вдруг недалеко от нее что хрустнуло в темноте. Она не успела повернуться на этот звук, как на нее налетел Владислав, вмиг прижимая ее к себе, роняя вниз, в мокрую от росы траву. Ксения хотела вскрикнуть, но он заткнул ей рот поцелуем, грубо сминая губы, но в этот раз она смирилась, памятуя о своих недавних размышлениях, положила руки по бокам, всем своим видом выражая покорность.
Владислав прервался на миг и взглянул в ее лицо, пытаясь определить причину подобного смирения, а потом стянул с ее плеча разорванную рубаху, коснулся обнажившейся груди, отбивая ладонь Ксении, которой та хотела прикрыться.
Стерплю, стиснула зубы Ксения и закрыла глаза, пытаясь абстрагироваться от происходящего, как она всегда поступала в таких случаях. Стала представлять, что она в родной вотчине своего батюшки, на качелях в яблоневом саду, а летнее солнышко ласково пригревает лицо, но сбилась с мысли же в первый миг, пораженная теми ощущениями, что вызывали в ее теле пальцы Владислава. Он снова прикоснулся губами к ее рту, и она покорно распахнула свои губы, отвечая на его поцелуй, как когда-то — глубокий, страстный, напористый.