артель, как на службу.)
* * *
И в институте я была не совсем своя, а в артели среди немолодых женщин вообще чувствовала себя случайной. Переквалифицировавшиеся бывшие пианистки, учительницы и домохозяйки за работой болтали. Самой актуальной темой были мужчины. О них говорили без стеснения, разбирали по косточкам со знанием дела. Да и о жизни женщины были нелестного мнения.
– Жизнь? А, будь она неладна! – начинала самая старшая, Людмила Ивановна. – Не заметила, как состарилась. Ну, со мной ясно, а ты вот, – обращалась она к соседке, – тебе тридцать лет, посмотри, на кого ты похожа! Вся в морщинах, опухшая, вялая. Ну что это за дела? Плюнь ты на него! Мужики все скоты. Им только дай да подай. Вот скажите: найдётся такой дурак, который откажется поцеловать нашу Тамарочку? А кто подумает о том, чтобы она не ходила в стоптанных туфлях? Кто ей в дождь принесёт галоши и зонтик?
Разговоры эти тогда коробили. Святое и бытовое в моём сознании не сочеталось, всё это казалось вульгарным. Как можно не верить в прекрасные чувства и отношения? Целостность веры – защита.
Первой на эту целостность покусилась Лили. Она не нравилась моим подругам. По-иному, чем Роксана, но так же категорически. Ей ставили в укор практичность, предприимчивость. Но я не забывала её доброты при первом появлении в нашей семье и была к ней по-настоящему привязана. Для меня она оставалась доброй феей.
У неё был любопытный дом. Свою большую комнату она попеременно превращала в две или три, выгораживая спальню для детей, для себя и уголок гостиной. Талантливая, с отменным вкусом, неистощимая в выдумке, она могла покрасить стены в интенсивный синий цвет, потолок – в кремовый, а через некоторое время оклеить эту же комнату имитирующими дворцовый штоф обоями. Сочиняла себе экстравагантные туалеты. Была гостеприимна. Любила музыку. С игривым задором рассказывала, что она «из рода Малюты Скуратова». Но вот пришло испытание. Не справляясь с частными заказами, она время от времени просила ей помочь. Один из свиты молодых людей напрашивался мне в помощники и попутчики. И мы привыкли, что Лёва натягивает нам на подрамники шёлк, а мы с нею быстро, в четыре руки, рисуем. В один из воскресных дней во время работы Лили воскликнула томно:
– Ах, Тамарейшен, скажите мне что-нибудь!
Уловив счастливое состояние её духа, с намерением поддержать его, я начала:
– А мы вас любим. Я люблю. Лёва вас любит…
Лёва грубо оборвал меня:
– Кто вас просил? Что вы наделали?
В первую секунду я опешила, а в следующую поняла: не знаю что, но что-то скверное. Рванулась бежать из комнаты, но Лили, опередив меня, повернула в двери ключ:
– Нет, нет, Тамарочка, останьтесь, не уходите. Вы должны понять нас и простить. Вы на десять голов выше и чище нас, но мы любим друг друга.
Было стыдно. Я задыхалась. Требовала открыть дверь. Они каялись, просили в чём-то помочь. Я ничего не слышала. Меня потряс не Лёва. Он мне был безразличен. Но Лили? Их общий обман был невыносим. К тому же, узнав про Лёву, муж Лили, который хорошо ко мне относился, не поверил, что я ни о чём не подозревала. Назвал меня «ширмой» – это я восприняла как оскорбление. Объясняться с ним я не стала и на всю жизнь унесла ощущение бессилия перед такого рода «превратностями». Отношения с Лили была загрязнены: «Это и есть жизнь? Для чего рождается человек?» Наступил тяжелейший душевный кризис.
Однако через пару месяцев Лили позвонила по телефону. Сорванным, слабым голосом простонала:
– Тамарочка, приезжайте скорее, я умираю!
Муж от неё ушел. Лёвин след простыл. Она лежала одна, температура выше сорока. Лили то бредила, то приходила в сознание и тогда просила ни в коем случае не вызывать «скорую помощь». У неё нашли заражение крови и еле-еле спасли. В наших отношениях ещё долго сохранялась неловкость.
– Приходите сегодня, я хочу вас познакомить со своей сестрой! – попросила она как-то.
Сестра приехала с мужем в гости. В юности Лили и Каминский (муж сестры) любили друг друга. Однажды поссорились. Лили уехала в Днепропетровск навестить мать. А через некоторое время туда пришла телеграмма от родной сестры: «Поздравь меня, я мадам Каминская». После предательского замужества сестры Лили с отчаяния тоже вышла замуж. Через год с ребёнком ушла от мужа. А у второго её мужа сохранилась старая привязанность. Она звонила Лили по телефону: «Милочка, принимайте мужа, он пошёл от меня домой, совсем ещё тёпленький». Лили со слезами вспоминала своё прошлое. А я от подобных открытий съёживалась.
«Взрослая» дружба с нею приблизила к пугающей стороне жизни, в которой не существовало ни великодушия, ни уступчивости, где умение захватить что-то хитростью и силой возводилось в доблесть. За всем этим таились неизвестные, непонятные чувства. И самым страшным было то, что они исходили из отношений между близкими людьми. Я смотрела на импозантного Каминского, с видом побитой собаки следовавшего по пятам за Лили, на её самоуверенную непривлекательную сестру, которая только посмеивалась, и всеми силами души отвергала всё это. Жаль было Лили. Она открылась мне как человек несчастной Судьбы. В результате из всех перипетий наших отношений выработалось что-то вроде обоюдного сострадания. Многие даже называли её моей «дубль-мамой». Она часто пыталась заслонить меня собой.
Имя одного человека, с которым меня познакомила Лили, я должна упомянуть особо. Москвичу Платону Романовичу Зубрицкому было тридцать два года. Работал он в наркомате кинематографии по обмену фильмами с заграницей. Он был как раз из тех, которые приходят встречать в дождь с зонтиком и галошами. Вскоре после знакомства я услышала:
– Давайте-ка пойдём в «Пассаж» и купим вам новые туфельки.
Разговор о «Пассаже» я приняла в штыки; от заботы всё-таки дрогнула. Поняла, что в жизнь постучался внимательный и добрый человек. На его влюблённость отозвалась лишь дружбой. Для продолжения этих редкостных отношений жизнь изготовила впоследствии странное место и время.
* * *
Меня тянуло к сверстникам. Влюбиться? Выйти замуж? Ну конечно же, всё это ждёт меня, но ещё не пришло. Три мои подруги уже давно влюблены. Моя дорогая Ниночка заламывает руки, благодаря Бога за радость любви к своему избраннику.
– Ты не представляешь, какое это счастье! – с придыханием говорила она. И глаза её были полны слёз.
Я и сама видела, как она счастлива.
– Мой Е. собирается в экспедицию на Северный полюс. Вот бы поехать вместе! – мечтательно произносит изысканная, умная Раечка.
– Се-рё-жа! Се-рёж-ка! – выпевает Лиза влюблённо. – Верно ведь, он лучше всех? Ну скажи!
А я? Немного увлеклась пустым А., потому, наверное,