он должен был пройти.
Откуда он это знал? Однажды с «Вятки» вернулся проводник по кличке Вешка, он был угрюм и неразговорчив, хотя до этой ходки славился своей болтливостью. Долгое время никто не мог вытянуть из него ни единого слова о причинах столь разительной перемены. Много позже он неохотно рассказал о месте, в котором сейчас оказался Рябой, описав его как песочный пляж с изуродованными людьми. По версии Вешки, миновать данную локацию невозможно никак иначе – только пройти «пляж» насквозь. Тогда Рябому история показалась нарочито неправдоподобной, да и другие проводники никогда не слышали и уж тем более не видели такой ловушки на «Вятке». И вот теперь ему пришлось воочию убедиться, что это место – не выдумка. А еще его пугало то, что в тот раз Вешка не смог вывести с Территории ни одного клиента, растеряв их в злополучных песчаных «дюнах».
– Главное – взять себя в руки, – пытался успокоиться проводник, но пальцы дрожали так сильно, что едва держали фонарь. – Чем я хуже Вешки? Коли он смог отсюда выбраться, то и я выберусь.
Правда, Рябой тут же вспомнил, что Вешка вскоре отправился в очередную ходку в одиночестве и пропал там с концами. Поговаривали, что он тронулся умом и стал разговаривать с Территорией, будто та живое существо.
Улыбающиеся создания стояли так плотно, что порой между ними нельзя было протиснуться, а расталкивать их локтями Рябой не решился бы. Поэтому, лишь набрав в грудь побольше воздуха, он шагнул к стене из человеческих тел, по-прежнему светя себе фонарем в ноги, чтобы, не дай Бог, не взглянуть кому-нибудь в лицо.
– Ну?! – просипел он.
Толпа тотчас заволновалась, потревоженная чужим вторжением, однако никто не тронулся с места, лишь активнее стали топать ноги.
Рябой миновал первый строй, который мгновенно сомкнулся позади: теперь и назад дороги не было. Проводнику казалось, что он дышит так шумно, а сердце ухает в груди так громко, что слышно далеко вокруг, хотя вся местность тонула в абсолютной тишине. Сделав еще один шаг вперед, он попытался рассмотреть хоть небольшой проход, чтобы не тревожить плотно стоящих существ, но нигде не мог его найти. Он чувствовал чужое дыхание так близко, что от страха пот большими каплями выступал на его лице и падал на песок.
– Ну и черт с вами! – наконец решился Рябой и отпихнул одно из препятствий плечом, но в ответ получил с другой стороны на редкость чувствительный тычок в бок и, схватившись за ребра, согнулся пополам.
– Вот, значит, как! – Рябой начал свирепеть, сознавая, что не может вступить в схватку с целой толпой, еще и держа в одной руке фонарь.
Неожиданно он вспомнил про револьвер в кармане куртки и хотел уже выхватить его, когда понял, что напугать безглазых видом оружия не получится: они просто не будут его видеть, а стрелять в них все равно бессмысленно – запасных патронов у него нет, а толпа не сильно поредеет, даже если он уложит полдюжины ее участников. Да и не был Рябой уверен, исправен ли вообще этот древний револьвер.
«Может, как раз нужно смотреть им в лица, а не отводить взгляд? – неожиданно пришла в голову Рябому жуткая мысль. – Ну уж увольте! Я и так насмотрелся на всю оставшуюся жизнь, и неважно, короткая она будет или длинная. Как же, черт побери, Вешка смог пройти сквозь эту плотную толпу недружелюбных тварей и остался цел?»
– Так, ладно, – решительно заявил Рябой, – будем любоваться вами, красавчиками, раз такое дело.
Он собрался с духом и поднял луч фонаря, освещая толпившихся перед ним безглазых. В отличие от встреченных им в самом начале, у этих зрительные органы были будто выклеваны птицами, а губы сжаты так крепко, точно они смертельно боялись произнести хоть слово.
– Боже! Что же с вами такое произошло? – Рябой не мог смотреть на это, но и отвести взгляд был не в состоянии, понимая, что все это представление «Вятка» устроила для него.
Меж тем толпа снова заволновалась, и по ней прокатился шум вздохов, после чего существа стали расступаться перед проводником, образуя небольшой коридор. Стоило Рябому сделать несколько шагов, как шеренги вновь смыкались за его спиной, поэтому проводник решил поспешить, чтобы не искушать свою иллюзорную удачу.
* * *
Андрей Петрович так же, как и Рябой, внезапно оказался в полной темноте, но вместо того чтобы испугаться, вдруг подумал, что это вполне нормальное явление: наверняка он просто потерял сознание и сейчас видит такой вот любопытный сон. С ним порой случалось нечто подобное, когда он сильно волновался и мозг давал сбой, отправляя своего хозяина в своеобразный нокаут.
– Вячеслав Алексеевич, вы здесь? – позвал Овручанский.
Неожиданно он поймал себя на мысли, что обычно в снах не говорит так внятно. И уж тем более никогда ранее в обмороке он не отдавал себе отчета в том, что лишился чувств.
Вместо ответа он услышал легкие шаги по песку недалеко от себя. Никакого страха не было и в помине – наверняка это проводник идет на его голос. Только почему без света? Андрей Петрович вспомнил, что во внутреннем кармане куртки у него есть небольшой фонарик; он вытащил его из-за пазухи и включил. Вся округа, насколько хватало маломощного луча, была усеяна толстым слоем песка, какой можно встретить на побережье.
– Как такое возможно? – удивился Овручанский. – А куда подевался лес?
Можно было предположить, что он долгое время был в отключке, а теперь очнулся посреди ночи в незнакомом месте и никак не может сообразить, как вообще здесь очутился.
– Вячеслав Алексеевич! – снова позвал Овручанский и снова не услышал ответа.
Под ногами шелестел песок. Толстяк нагнулся с кряхтением и зачерпнул огромной пятерней горсть, всматриваясь через очки в блестящие крупинки.
– Ну и дела… – Он отбросил песок в сторону и вытер руку о штаны. – Товарищ проводник, где вы? Ирина!
Вместо этого он снова услышал легкие шаги по песку где-то в стороне. Андрей Петрович направил бледный луч света на звук, и тот упал на маленькую фигурку, бредущую босиком. Фигурка явно принадлежала девочке, и Овручанский сразу забеспокоился о детеныше.
– Эй! Постой! – окрикнул он ребенка и быстро направился следом, стараясь справиться с тяжелым дыханием.
Девочка будто не слышала его и продолжала медленно брести в кромешной тьме, держа в правой руке потрепанного плюшевого медвежонка, из бока которого торчал клочок ваты.
– Да постой же! – Андрей Петрович ухватил ребенка за худое плечико и развернул к себе лицом, после чего потерял дар речи: на него смотрела собственная