Читать интересную книгу Французов ручей - Морье Дю

--Значит, это из-за погоды? -- спросила она. -- Вы хотите отправить меня, потому что дело осложнилось? Вы не можете больше рассчитывать на ветер и на течение и боитесь не справиться с кораблем? Не с , а с этим, вторым?

--Да, -- ответил он.

--Я не уйду, -- сказала она.

Он промолчал и, отвернувшись, снова посмотрел на залив.

--Почему вы хотите остаться? -- наконец произнес он.

В голосе его прозвучали какие-то новые, глубокие нотки, и сердце у нее снова забилось, но на этот раз уже по другой причине. Она вспомнила вечер, когда они впервые удили вдвоем рыбу, и то, как он проговорил тогда: -- тихо и нежно, совсем как сейчас.

Она вдруг почувствовала гнев и досаду. . Она тоже посмотрела на залив и, до боли стиснув руки, проговорила с неожиданной силой:

--Зачем вы спрашиваете? Вы прекрасно знаете, почему я хочу остаться!

Краем глаза она увидела, что он обернулся и посмотрел на нее, затем снова отвел взгляд и сказал:

--Знаю. И поэтому хочу, чтобы вы ушли.

Оба замолчали, подыскивая слова, которые не понадобились бы им, если бы они были сейчас одни, ибо неловкость и смущение, сдерживающие их до сих пор, внезапно рухнули, растаяли, словно дым. Он засмеялся, взял ее за руку, поцеловал в ладонь и сказал:

--Хорошо, оставайтесь. Будем драться вместе, и пусть нас повесят на одном дереве.

Он снова подошел к Пьеру Блану и принялся ему что-то втолковывать. Поняв, что приказ отменяется, матрос заулыбался во весь рот.

Дождь тем временем разошелся не на шутку, небо затянуло тучами, порывистый юго-западный ветер все яростней налетал на ручей с залива.

--Дона, -- окликнул француз, впервые назвав ее по имени -- так просто и естественно, как будто делал это всегда.

--Что? -- отозвалась она.

--У нас мало времени. Корабль надо вывести из залива прежде, чем начнется шторм. Но сначала я хочу заманить на борт хозяина.

Она испуганно посмотрела на него.

--Хозяина? Зачем?

--Если бы ветер не переменился, мы выбрались бы из Фой-Хэвена до того, как местные лежебоки успели продрать глаза. Теперь же придется плыть против ветра и, может быть, даже тащить корабль на тросах. Ручей в этом месте очень узок да к тому же с двух сторон защищается сторожевыми башнями. Я буду чувствовать себя гораздо спокойней, зная, что Филип Рэшли находится на судне, а не на берегу, где он в любой момент может поднять тревогу или начать палить в нас из пушек.

--Но это очень опасно, -- заметила она.

--Не опасней, чем все остальное, -- невозмутимо улыбаясь, ответил он, словно не придавая особого значения происходящему, потом помолчал и добавил: -- Хотите мне помочь?

--Конечно, -- откликнулась она.

--Тогда спуститесь с Пьером Бланом к ручью и попробуйте найти лодку. В нескольких милях отсюда, на холме, стоит деревушка. Рядом, почти у входа в залив, -- небольшая пристань. Там наверняка есть лодки. Возьмите первую попавшуюся, переправьтесь в Фой-Хэвен и вызовите Филипа Рэшли.

--Хорошо, -- сказала она.

--Дом его вы найдете без труда, он стоит рядом с церковью, окнами на причал. А причал вон там, где горит фонарь.

--Вижу, -- ответила она.

--Постарайтесь во что бы то ни стало заманить его на корабль. Придумайте любую причину, лишь бы он поверил. И не забывайте все время держаться в тени -- в темноте вас еще можно принять за юнгу, но на свету вы выдадите себя с головой.

--А если он не захочет идти?

--Сделайте все, чтобы его уговорить.

--А если он что-то заподозрит и схватит меня?

--Тогда ему придется иметь дело со мной.

Он отошел от нее и спустился к воде. Матросы двинулись следом за ним. Она увидела, что они сняли камзолы и шляпы, а башмаки повесили на шею, продев шнурки сквозь пряжки. Она посмотрела на корабль, нетерпеливо рвущийся с якоря, на сигнальный фонарь, мигающий под ветром, и подумала о команде, которая мирно спит в своих каютах, не подозревая об угрозе, надвигающейся из темноты. Все произойдет быстро и бесшумно: не скрипнет весло в уключине, не мелькнет за кормой тень от лодки -- лишь чья-то мокрая рука высунется из воды и ляжет на якорную цепь, а еще через некоторое время к кубрику протянется цепочка влажных следов да несколько смутных фигур скользнут по палубе. Затем послышится осторожный шепот, свист, чей-то тихий, сдавленный крик, и все будет кончено.

Она поежилась, чувствуя в душе предательскую робость, но он посмотрел на нее с берега, улыбнулся и проговорил:

--Идите, вам пора.

И, повинуясь ему, она побрела вдоль ручья, спотыкаясь о камни и скользкие водоросли, а Пьер Блан послушно, как верный пес, затрусил за ней. Она шла не оборачиваясь, зная, что они уже вошли в воду и плывут к кораблю, а ветер тем временем усиливался, вода бежала все быстрей, и, когда она наконец подняла голову, резкий порыв с юго-запада хлестнул ей в лицо дождем.

13

Дона, съежившись, сидела на корме маленькой лодки и смотрела, как Пьер Блан возится в темноте с веслами. Дождь струился по ее плечам, рубашка совсем промокла. Отлив уже добрался до заводи, где стояли лодки; белые буруны, вскипая, бились о ступени причала. Домики на холме, казалось, вымерли, и Пьеру Блану без хлопот удалось отвязать ближайшую лодку. Едва они выгребли на середину ручья и слева распахнулся широкий залив, как ветер со всей силой обрушился на них. Короткие волны, подгоняемые отливом, перелетали через низкие борта. Дождь лил не переставая; холмы скрылись за мутной завесой. Дона совсем продрогла в своей тонкой рубашке и чувствовала себя жалкой и беспомощной. Ей казалось, что все случившееся произошло по ее вине, что это она принесла кораблю несчастье и теперь, нарушив морской закон и взяв на борт женщину, он неизбежно обречен на гибель.

Она взглянула на Пьера Блана: он больше не улыбался, а изо всех сил налегал на весла, то и дело посматривая через плечо на залив. Город был уже совсем близко, она ясно различала домики, вытянувшиеся вдоль причала, и высокий церковный шпиль.

Все это было похоже на сон, мрачный, тяжелый сон, который и она, и этот смешной коротышка Пьер Блан должны были обязательно досмотреть до конца.

Она наклонилась к нему, он на секунду поднял весла, и лодка заплясала на коротких волнах.

--Я пойду одна, -- сказала она. -- А ты оставайся у причала и жди меня в лодке.

Он с сомнением посмотрел на нее.

--Так будет лучше, -- твердо проговорила она, положив руку ему на колено. -- Если я не вернусь через полчаса, плыви к кораблю.

Он помолчал, обдумывая ее предложение, потом кивнул, по-прежнему без улыбки. . Они подплыли к причалу, тусклый свет фонаря упал на их лица. Под лестницей бурлила вода. Дона остановилась на корме, держась рукой за перила.

--Не забудь, Пьер, -- сказала она, -- если через полчаса меня не будет, сразу же плыви к кораблю.

И, отвернувшись, чтобы не видеть его встревоженного лица, она взбежала по ступеням и быстро двинулась по улице к церкви, невдалеке от которой, у подножия холма, стоял один-единственный дом.

Из окон первого этажа струился слабый свет, с трудом пробиваясь сквозь задернутые шторы; на улице не было ни души. Дона нерешительно остановилась под окном и подула на замерзшие пальцы. Затея с Филипом Рэшли снова показалась ей опасной и ненужной. Зачем вызывать его из дома, если он наверняка скоро уляжется в постель и безмятежно проспит до утра? Дождь лил как из ведра, она промокла насквозь и чувствовала себя одинокой, беспомощной и несчастной.

Неожиданно окно над ее головой распахнулось, и она испуганно прижалась к стене. Послышалось чье-то тяжелое дыхание, протяжный зевок и звук выбиваемой о подоконник трубки -- на плечо ей посыпались угли. Затем в глубине комнаты заскрипел стул, и мужской голос о чем-то негромко спросил. Человек, стоявший у окна, ответил -- Дона с ужасом узнала голос Годолфина.

--Похоже, с юго-запада надвигается буря, -- произнес он. -- Напрасно ты поставил корабль так близко к заливу. Если ветер к утру не переменится, ему несдобровать.

Наступила тишина. Дона отчетливо слышала стук своего сердца. Она совсем забыла о Годолфине, а ведь он был шурином Филипа Рэшли. Всего неделю назад она пила чай у него в гостиной, и вот теперь он стоял в двух шагах от нее и угли из его трубки сыпались ей на плечо.

Она вспомнила об их сделке с французом и о его обещании добыть парик Годолфина. Так вот оно что -- выходит, он все предусмотрел заранее. Он знал, что Годолфин останется ночевать в Фой-Хэвене, и решил одновременно с кораблем заполучить и его парик.

Несмотря на терзавшее ее беспокойство, она не удержалась от улыбки: Боже мой, какое безрассудство -- рисковать жизнью ради глупого уговора! Но именно за это она его и любила: за умение молчать и все понимать без слов, привлекшее ее с самого начала, за способность отказываться от житейских благ и за это отчаянное, неукротимое безрассудство.

Годолфин все еще стоял у окна, громко сопя и позевывая. До нее внезапно дошел смысл его слов о неудачной стоянке, выбранной Рэшли для корабля. Она поняла, как, не навлекая на себя подозрений, выманить их из дома. Из комнаты снова послышался тот же голос, и окно над ее головой захлопнулось. Забыв об опасности, она лихорадочно обдумывала свой план. Волнения сегодняшней ночи воскресили в ней ту леденящую радость, которую она испытывала, разъезжая верхом по улицам Лондона, - - смелая, беззаботная, опьяневшая от вина и презрения к людской молве.