— Еда, я думаю, будет вкусной, — протяжно сказал он своим звучным голосом, наполняющим всю комнату.
— Вы думаете? — отозвалась она гордо. — Боюсь, что вам придется подождать миссис Ховарт. Конечно, вы могли бы доверить свою судьбу и мне, хотя я знаю, что с большой охотой вы этого не сделаете. Ведь в конечном счете я могла бы получить хоть полшанса отравить вашу пищу. — Алекс еще больше покраснела, когда по его губам пробежала снисходительная улыбка.
— В будущем я буду более осторожен, — пообещал он, а затем быстро посерьезнел. — По правде говоря, я пришел, чтобы предупредить вас, что сегодня вечером меня дома не будет.
— Вы уезжаете?
— Я не вернусь до завтра. — Ничего дополнительно он не разъяснил, лишь добавил: — Вместо себя я оставляю Малдуна. Вы же с наступлением темноты не должны покидать своей комнаты.
— И я буду содержаться наверху как заключенная каждую ночь? — Ее глаза засверкали от оскорбления.
— До тех пор, пока вам можно будет доверять.
— Тогда лучше закуйте меня в кандалы и покончите с этим, ибо я никогда не уступлю вам!
— Нет, уступите, — сказал он со сталью в голосе. — Здесь и сейчас. — В его глазах появился опасный блеск, а лицо стало зловещим, когда он медленно двинулся вокруг рабочего стола, приближаясь к ней.
Она инстинктивно отступила, глядя на него широко раскрытыми глазами, со странной смесью страха и волнения, которые она испытала минувшей ночью.
— Мое терпение истощается, мисс Синклер!
— Так же, как и мое, — храбро ответила она, но у нее перехватило дыхание, когда ее спина уперлась в стену.
— Вы приняли мое предложение, и, клянусь Богом, вы выполните свою часть сделки.
— Мы не заключали никакой сделки! — Сердце ее тревожно забилось, когда он остановился прямо перед ней. Она повернулась, чтобы убежать, но Джонатан уперся рукой в стену, перекрыв ей таким образом пути к бегству. Она взглянула ему прямо в лицо.
— Вы все еще никак не поймете, что это для вас самое безопасное место? — потребовал он от нее ответа. Он испытывал мучительное искушение встряхнуть ее, дабы подчеркнуть смысл сказанного, однако не решался, боясь даже представить себе, чем все это может закончиться, если он осмелится прикоснуться к ней. — Черт побери, женщина, вся Австралия забита мужчинами, у которых полностью отсутствуют хоть какие-то понятия о… — Он умолк, вновь проворчал ругательство, но потом попытался сдержать свое раздражение, перейдя на спокойный, размеренный тон. — Вполне могло оказаться, что вы попали бы во власть какого-нибудь свирепого ублюдка, который, ни на секунду не задумавшись, задрал бы вам юбки на голову!
Потрясенная, Алекс покраснела до кончиков пальцев на ногах, но быстро пришла в себя. Ее характер оказался под стать ему.
— Но почему вас так волнует мое благополучие? — парировала она. — Вы меня не знаете! Вы ничего не знаете обо мне!
— Я знаю все, что мне нужно знать. И нравится вам это или нет, сейчас я отвечаю за вас.
— Как благородно! — Алекс сердито скрестила руки на груди и откинула назад голову, чтобы пригвоздить его к месту своим разгоряченным, яростным взглядом. — Когда я согласилась поехать с вами, я не имела ни малейшего представления о том, что меняю одну тюрьму на другую.
Я никогда не вводил вас в заблуждение. — Его разгорающийся огнем взгляд скользил по ее разрумянившемуся лицу. — Я ничего не обещал вам, кроме справедливого обращения.
— Вы можете сдержать свои обещания, капитан Хэзэрд. Да, вы можете осуществить свои благородные намерения и перенести уроки приготовления пищи в вашу прекрасную постель! — Она сожалела о сказанном, едва то или иное слово в запальчивости слетало с ее губ. Чувствуя себя оскорбленной до глубины души, Алекс с возмущением видела, как улыбка расплывается по его порочно красивому лицу.
— Мне кажется, что у вас удивительный ход рассуждений, леди Алекс.
— Но вы выбрали меня не за мои рассуждения, капитан Хэзэрд, и нам обоим это известно! — дерзко отрезала она.
Она попыталась ускользнуть от него, но он положил руки ей на плечи. Ему не следовало этого делать.
Алекс преодолела затрудненное дыхание и снова в упор посмотрела на него. Он впился горящим взглядом в ее глаза. Казалось, время остановилось на несколько долгих мгновений.
И тогда разум вновь уступил искушению. Отбросив к черту всякую осторожность, Джонатан с силой привлек ее к себе. Она, задыхаясь, издала замирающий крик рожденного испугом протеста, подняла руки, чтобы толкнуть его в грудь, но высвободиться из его объятий не смогла. Его мощные руки охватили, подобно тискам, ее гибкую фигуру, а рот впился в ее губы с такой пленительной яростью, что она почувствовала, что ее ноги вот-вот подкосятся.
«Милосердные небеса, только бы все не повторилось!»
Так думала Алекс, внутри которой боролись протест и желание. У нее закружилась голова. Когда он ее целовал, крепко и страстно, из самых глубин ее естества волнами распространялось по телу точно такое же тепло, какое она ощущала минувшей ночью. Она оказалась слишком чувствительной к прикосновениям его каменного торса, к его мужскому запаху и к жару, который исходил от его сильного, налитого мускулами тела.
Ее руки трепетали, когда она непроизвольно положила их ему на плечи. Ее уста приоткрылись под страстным нажимом его губ, и она, не удержавшись, слабо застонала, когда язык Джонатана стал жадно ласкать ее рот. У нее не осталось времени подумать, не было времени вспомнить чувство вины и унижения, испытанное ею при их первом поцелуе. На этот раз объятия стали вспышкой, зажегшей пламя, в котором горели их тела.
И к черту любые последствия!
Она опять застонала, когда его руки стали нетерпеливо опускаться вниз по ее телу. Его сильные пальцы скользили по округлым выпуклостям ее ягодиц и делали это все интимнее, побуждая ее еще теснее прижиматься к нему. Ее лицо запылало, когда она ощутила несомненные свидетельства того, что его плоть пробудилась, и она едва не задохнулась, когда он приподнял ее, а она позволила его горячим, как бы оставлявшим после себя клеймо губам опуститься вдоль своего шелковистого затылка туда, где у самого основания шеи с тревожащей частотой бился пульс. Его рот опускался все ниже, к ее соблазнительной груди, стиснутой тугим корсажем. Она вновь и вновь задерживала дыхание, чувствуя, будто кровь в ее венах превращается в жидкое пламя.
Молча капитулировав, она льнула к нему, обвивая руками его мощную шею. Она томно смежила глаза, ее голова откинулась назад, и ей казалось, что мир куда-то исчез, а проснувшееся желание поработило ее. Это было безумие — полнейшее, дурманящее безумие, но у нее не было ни сил, ни стремления освободиться от него.