Читать интересную книгу Магистр - Николай Степанов

— Я давно в станах не живу — странствующий. Весь Тангор исходил вдоль и поперек. А поклоняюсь одному ветру.

Унг вытащил свой широкий меч и, вытянув руку вперед, начал выполнять круговые движения с большой скоростью. Зазвучала настоящая мелодия.

— Ветер сказал, что к вечеру будет дождь, — доложил воин, остановив музыку вращающегося оружия.

Только сейчас я смог рассмотреть меч нашего нового знакомого. От острия до рукоятки вдоль всего лезвия проходили два продольных паза, образуя три тонких клинка. Попадающий при вращении в эти щели воздух и создавал неповторимые звуки.

— Куда путь держите? — спросил странник, убирая оружие в ножны.

Я кратко рассказал о цели нашего визита. Унг внимательно выслушал мой рассказ, а потом задумчиво сказал:

— Скорее всего, вам нужно в стан элронгов. Я много странного слышал о главном жреце Элрстана. Если кто и способен на подобные трюки, то это Мудраг. К тому же элронги — единственный народ, поклоняющийся божеству в человеческом облике. Все остальные, — савор махнул рукой в сторону поверженных противников, — предпочитают чудовищ. Считайте, что вам повезло: я иду к старинному храму Ветра, а он как раз расположен на территории стана элронгов. Так что дорогу показать могу.

Такое совпадение меня слегка насторожило: первый же встречный оказался необходимым проводником. Однако эта мысль, мелькнув, так и ушла в никуда. То ли манера разговора Унга напоминала мою собственную, то ли соблазняла возможность поучиться фехтованию у великого мастера, не знаю. Но предложению савора я обрадовался и даже не пытался этого скрывать.

Опыт странствий Унга оказался полезным для всех членов нашей экспедиции. Вскоре мы уже различали съедобные плоды и корни местных растений. Узнали, как легко изловить зарша, сбить с дерева задремавшую кирдсу. Зарш чем-то походил на лысого зайца, а кирдса — на крылатого ящера размером чуть больше обыкновенной вороны.

Как выяснилось, ни одно живое существо в мире Тангора не имело шерсти. С оперением тоже никого не встречалось. Голая кожа без единого волоска для всех без исключения, будь то ползающее, бегающее или летающее животное. Может, именно поэтому хищники не напали на мохнатых представителей нашей экспедиции. Неизвестное всегда настораживает.

Мою особенную зависть вызывало полное отсутствие внимания к шерстяным попутчикам со стороны противных насекомых. Причем меня эти ненасытные круксы, как назвал их Унг, доставали гораздо сильнее, чем местного обитателя Тангора. Все-таки кровь должна быть красной, решили летающие мелкие вампиры, устроившие из моего тела общественный пункт питания. Они огибали савора и с пронзительным жужжанием пикировали мне прямо на лицо, руки и шею.

Когда надо мной образовалась уже целая туча кровососущих монстров, Унг предложил свернуть в перелесок.

— Еще немного, и здесь соберутся все круксы предгорья, — сказал он и направился к невысокому дереву с крупными светло-коричневыми листьями.

Сок на изломе мясистых листьев распространял аромат, которому могли позавидовать лучшие сорта женских духов, и вскоре я представлял собой благоухающий образец парфюмерного искусства. К моей великой радости, оказалось, что круксам чуждо прекрасное. Даже те из них, кто увязался за нами в перелесок, исчезли сразу после того, как я был обильно пропитан благовониями.

— Возьми несколько листочков в дорогу, через сутки еще намажешься, — сказал Унг и направился к дороге.

— Дербс, а ты зачем набрал целую сумку листьев? Тебя же кровососы не кусают, — поинтересовался Гриф.

— Жена просила привезти подарок из командировки, вот Дербс и постарался. Она после бани мажется соком из подсолнуха (цветок такой есть). А он — как масло, так и хочется скушать. Запах, конечно, неплохой, но это же совсем другое дело. — И лерх повел носом в мою сторону, громко втягивая воздух.

— Отставить нюхать командира, — строго сказал я. — Не для тебя мазался.

Первый привал мы устроили уже после полудня, когда синее солнце Тангора начало свое неспешное движение к линии горизонта. Расположились прямо у дороги.

— Скалы — излюбленное место для засады мигров, а в лесу можно запросто напороться на стадо главанов, — объяснил Унг место выбора стоянки. — Здесь же нам грозит только одна опасность, но мне пока удавалось справляться с себе подобными.

Оказалось, что плоскомордые существа, съевшие половину наших припасов прошлой ночью, назывались миграми. А главаны представляли собой что-то среднее между кабаном и носорогом, поскольку, кроме костяного выступа на конце морды, имели еще пару выступающих клыков и пятачок. И хотя они были травоядными, отличались агрессивным характером.

— Унг, а что обозначает слово «савор»? — поинтересовался я.

Наш проводник задумался, выбирая подходящие слова:

— Воин, который неоднократно доказал, что у него есть чему поучиться, получает звание савора и знак мудрой змеи на черепе.

Он снял шляпу и показал изображение атакующей змеи.

— Значит, вы — учитель?

— Нет, учителя у нас не странствуют. Они ведут оседлый образ жизни в окружении своих учеников. Называют их несколько по-другому — саворгами.

Его рассказ меня заинтересовал. Всегда любопытно узнать обычаи и нравы других народов, в особенности таких экзотических. По словам Унга, саворги являлись одними из самых богатых и почитаемых людей в племени. Дело в том, что каждое утро к порогу хижины учителя с подношениями приходили ученики. Тот внимательно осматривал подарки, а затем, выбрав наиболее понравившиеся, вступал в единоборство с их обладателями. Саворг тупым мечом показывал, как правильно сражаться, оставляя синяки и ссадины на телах счастливчиков до тех пор, пока ученик мог удержаться на ногах. Как только подопечный падал, плата за урок переходила в руки учителя, а поверженного уносили из Круга знаний, чтобы его место занял другой. Как правило, через неделю, подлечившись и собрав новый дар для учителя, воин снова приходил к Кругу знаний и ждал, когда удача повернется к нему нужным местом. Если через полгода юноша не становился калекой, он получал на лоб клеймо саворга и становился полноправным воином племени.

— Но у твоих нападавших не было клейма на лбу, я бы заметил, — вырвалось у меня.

— Скорее всего, это юноши из бедных семей, у которых нет достойных подношений для саворга. Им наверняка пообещали в награду за мою голову возможность войти в Круг знаний. Быть всю жизнь пастухом или землепашцем — удел женщин и калек.

Вот тебе раз! Действительно, все познается в сравнении. И если где-то ты являешься королем, это совсем не значит, что в другом месте выдержишь конкурс на замещение вакантной должности дворника или ночного сторожа.

Значит, я, по крайней мере, могу претендовать на роль пастуха или землепашца.

— Унг, но у тебя нет клейма на лбу. Как же ты постиг азы того мастерства, которым сейчас владеешь?

— Внимательный ты парень, Серж. Есть и другие способы обучения. Мой отец был великим саворгом, хотя и имел лишь одного ученика — своего сына. Посему умение сражаться было вложено в мои руки очень рано. А вот умение с умом распоряжаться знанием пришло гораздо позже.

В двадцать лет владеть мечом лучше многих учителей — тяжелое испытание. Я просто не мог не продемонстрировать свое умение другим. А где еще можно доказать, чего ты стоишь? Только на кургане Мудрости, где раз в году собираются лучшие из лучших.

Отец не советовал мне ходить на турнир, но горячая голова не вняла голосу мудрости. Только один из двух десятков степенных воинов мог получить высокое звание. И тут появляюсь я, юнец без клейма на лбу, и заявляю право именоваться савором.

— Тебя допустили на турнир?

— Не сразу. Сначала я тупым мечом победил троих претендентов, сражающихся боевым оружием, обеспечив таким образом статус равноправного участника, а затем поодиночке одолел и остальных. Вот так я получил знак савора и двадцать смертельных врагов в придачу. Ослепленный победой, я поспешил вернуться, чтобы обрадовать родителей, и не заметил, что кое-кто из проигравших незримо сопровождал меня до самого дома.

В тот день я впервые сильно повздорил с отцом и, хлопнув дверью, на всю ночь покинул хижину. Лишь ближе к утру начал сознавать: никакие мои достижения не стоят того, чтобы из-за них портить отношения с самыми близкими людьми. К дому я прибежал далеко за полдень, но просить прощения было уже не у кого. Горстка пепла — все, что осталось от хижины и родителей. Слишком большая цена за право считаться мудрейшим, — горько усмехнулся рассказчик, — как нас называют среди воинов.

Унг надолго замолчал, видно восстанавливая события давно минувших дней. Затем, как бы стряхнув с себя внутренние переживания, сказал: