Один из зрителей выхватил из-за пояса пистолет и прицелился в «волшебника». Тот жестом остановил его.
— Стой! Не все знают, чем заряжен твой пистолет. Вот пара дуэльных пистолетов. Выбери любой, заряди его при всех и стреляй в меня.
Араб выбрал пулю, сделал на ней отметину ножом, опустил ее в дуло пистолета, забил пыж и насыпал на полку порох. Иллюзионист спокойно стоял, ожидая. Раздался выстрел. Робер-Уден, улыбаясь, держал пулю в зубах. Он выплюнул ее на блюдо — пуля была та самая, с отметиной…
В зале поднялась паника. Давя друг друга в дверях, зрители кинулись вон из театра.
Какими же техническими средствами достигались эти иллюзионные эффекты? Через акустическую трубку, приложенную иллюзионистом к уху, — это осуществлялось, когда он надевал чалму, — «суфлер» Тибо, листавший за сценой Коран, передавал нужный текст. Через ту же трубку, проведенную в столик, Тибо говорил и за собаку. Не случайно Робер-Уден предупреждал зрителей о том, что собака простудилась и хрипит. «Волшебный» сундук с железным дном удерживался на постаменте сильным электромагнитом; помощник включал и выключал ток из-за кулис. Бенгальский огонь, замаскированный в поленьях у ног иллюзиониста, довершал впечатление.
Несмотря на то, что первое выступление Робер-Удена в Алжире закончилось скандалом, он не был обескуражен, убежденный, что добился своей цели — нагнал на зрителей страху. Иллюзионист смело отправился по оазисам и дуарам в глубь страны, в горные районы Кабилии. Выступал на открытом воздухе, разбивая большую палатку возле какого-нибудь сарая, служившего закулисным помещением.
В селении Мейбус, где окрестные жители плотно набились в палатку, Робер-Уден объявил, что может накормить сто человек одним куриным яйцом. Зрителям показали большую корзину, полную яиц. Фокусник начал разбивать яйца одно за другим, выпуская содержимое в большую кастрюлю, стоявшую на жаровне. Затем, помешав в кастрюле своей «волшебной» палочкой, вынул оттуда большое крутое яйцо и, положив его на блюдо, стал угощать зрителей. Удивленные алжирцы брали куски яйца, осторожно пробовали и убеждались, что сотня яиц действительно превратилась в одно огромное яйцо.
Каждое выступление Робер-Удена включало в себя факирские трюки. Иллюзионист опускал руку в «расплавленное олово» (па самом деле один из сплавов, тающих при температуре тела), умывался им и даже полоскал рот. Глотал огонь и выдувал изо рта огненный столб. Пил из кастрюли «кипящую» воду. Вода в руках у него зажигалась и горела ярким пламенем. Раскаленную докрасна железную палку фокусник прикладывал к щеке, брал ее конец в рот…
Порой прямо на улице иллюзионист проделывал свой трюк с пистолетом, предлагая любому желающему выстрелить в него из оружия, заряженного на виду у всех, а потом ловил пулю на лету и показывал ее на тарелке зрителям. Сам стрелял из пистолета в глинобитную стену, на которой образовывалось постепенно растекающееся пятно «крови».
Слух об иллюзионисте в цилиндре разнесся далеко по селениям. Встречая «шайтана с кастрюлей на голове», как его называли алжирцы, они поспешно закрывали лицо бурнусом, боясь «дурного глаза». Вопреки надеждам и упованиям министерства иностранных дел политическое воздействие всей этой затеи оказалось, разумеется, равным нулю. Французские империалисты снова прибегли к силе оружия, вынудив алжирский народ вести вековую ожесточенную борьбу за свою независимость.
Итак, алжирские гастроли Робер-Удена потерпели фиаско. Иллюзионист отказался от своего салонного стиля подачи трюков, рассчитанного на европейскую буржуазную публику, и принялся запугивать зрителей наподобие магов древности или Калиостро.
Но древние маги и жрецы выступали перед молящимися, заранее убежденными во всемогуществе божества. Они трепетали, но не удивлялись, испытывая удовлетворение при виде «чудес», наглядно подтверждавших их веру в величие бога и мудрость его жрецов. Калиостро запугивал и одновременно приманивал зрителей надеждой получить золото, причем так, что страшное казалось не очень опасным, а приятная перспектива добыть золото — легко достижимой. И зрители восторженно следили за фокусами Калиостро. А Робер-Уден выступал перед алжирцами, заранее ненавидевшими его как посланца колонизаторов. И чем нагляднее он демонстрировал свое мнимое могущество, тем больше усиливалась ненависть к нему.
Минули годы. В народно-демократическом Алжире развернулась широкая кампания против суеверий, против лавчонок, где наивным людям все еще продают рецепты снадобий, якобы позволяющих приворожить любовь, обеспечить успех в делах или устранить врага, предсказать будущее. По ходу этой кампании в июле 1976 года в Алжире состоялся первый фестиваль иллюзионистов. В нем отличились алжирцы Уджит, Буссуф, Уадур, Нуар и Букуша, тунисцы Дортюс, Буррас и Сорайя. Победителей наградили медалями. Появились и самодеятельные фокусники — такие, как студент педвуза Мешкур Хазни Хасан.
В свое время Робер-Уден так и не понял, какую неблаговидную роль его заставили играть. Он был уверен, что выполняет свой патриотический долг, и даже отказался от крупного гонорара, предложенного ему правительством по возвращении во Францию.
Вполне удовлетворенный, он удалился на покой в Сен-Жерве, возле Блуа. Свой домик он превратил в чудо техники. Едва посетитель нажимал кнопку у входа, звенел электрический звонок, изобретенный хозяином дома, ворота сами собой распахивались, а над входом загоралась надпись: «Добро пожаловать!» В саду гостя приветствовали различные автоматы. Достаточно было сесть на стул, стоявший на краю рва, наполненного водой, как стул бережно переносил гостя на другой берег…
В этом доме Робер-Уден написал мемуары и несколько других книг, где изложил свой огромный творческий опыт и результаты изысканий по истории иллюзионного искусства. Он сделал несколько технических изобретений в области офтальмологии, и созданные им приборы — пупиллоскоп и пупиллометр — до сих пор применяются врачами при исследовании глаз.
В театре Робер-Удена
Афиша Гамильтона
Робер-Уден умер в 1871 году. Его именем названы улицы в Париже и в его родном городе Блуа. А созданный им театр продолжал существовать под управлением Гамильтона (Пьер Шока, 1812–1877), зятя Робер-Удена; затем театром руководили бывший ассистент Робер-Удена — Клеверман (Франсуа Лане, 1798–1878) и сын иллюзиониста Эмиль Робер (1833–1883). Ни один из них не был выдающимся артистом. Они подражали Робер-Удену как могли, исполняли те же трюки, но ни у одного из них не было такого актерского обаяния, каким обладал основатель театра. Вводили новые трюки совсем иного стиля. Например, Гамильтон показывал ребенка, которого за один волосок поднимали вверх. Все чаще сцену театра предоставляли иллюзионистам-гастролерам. В результате театр, хотя и продолжал существовать, утерял свое художественное лицо и своего зрителя. Его стали посещать главным образом дети.
Богатых зрителей привлекали новые большие залы: казино на курортах, клубы, союзы и ложи, где показывали свои трюки другие мастера, развивавшие творческое наследие крупнейшего французского иллюзиониста.
Иоганн Непомук Гофцинзер
Приблизительно в те же годы, когда в Париже блистал Робер-Уден, в Австрии иллюзионист Иоганн Непомук Гофцинзер (1806–1875) создал аналогичный образ; он даже выступал в обстановке, тщательно воспроизводившей настоящий буржуазный салон.
Образованный человек, окончивший университет и даже получивший звание доктора философии, Гофцинзер занимал скромную должность регистратора государственного архива в Вене, а в часы досуга совершенствовался в иллюзионном искусстве. Горячий поклонник Дёблера, Гофцинзер в 40-х годах писал о нем восторженные статьи в венской «Театральной газете».
В 1853 году, будучи в том возрасте, в котором Дёблер уже покинул сцену, Гофцинзер впервые начал выступать публично. Он снял дорогую квартиру и там в свободное от службы время три раза в неделю устраивал вечера, названные им «Часами иллюзий».
В большой гостиной, обставленной по моде того времени, с удобными бархатными креслами, с картинами хороших художников на стенах, с дорогими коврами на полу, не было никакой сцены. Гости, не более двадцати человек, располагались свободно вокруг стола, за которым вел остроумную беседу гостеприимный хозяин. Посетители платили за вход непомерную по тем временам сумму — золотой дукат. Это обеспечивало иллюзионисту тот состав посетителей, на который он ориентировался. По ходу приятной беседы с ними Гофцинзер и показывал иллюзионные трюки.
Разумеется, здесь не могло быть и речи о крупных иллюзионах, о таких трюках, какие показывал на сцене Робер-Уден. Зрители сидели здесь слишком близко. Поэтому главными в программе Гофцинзера были карточные фокусы, которые он, замечательный собеседник и первоклассный манипулятор, с поразительным мастерством исполнял как бы между прочим.