Читать интересную книгу Стратегическая семейная терапия - Клу Маданес

2. Прежде всего, терапевт определяет, кто из членов семьи находится в фокусе детской озабоченности, иначе говоря, на кого направлена защита со стороны ребенка и каким образом она осуществляется. Далее он принимает решение об интервенции, которая должна таким образом изменить внутрисемейную организацию, чтобы в ней со всей определенностью воцарилась лишенная двойственности, прямая, однолинейная иерархия, в который родители занимают позицию старшинства. Терапевтическая интервенция обычно принимает форму директивного указания, предписывающего членам семьи некое действие, которое они должны выполнить непосредственно либо в ходе встречи, либо за ее рамками. Предписание может быть прямым или парадоксальным, адресованным одному, двум лицам или всей семье. Его цель — изменить характер взаимодействия членов семьи друг с другом и с терапевтом.

3. Терапевта не волнует, знают ли клиенты о том, какой именно тип коммуникации в данном случае подлежит изменению. Если проблема может быть решена без того, чтобы члены семьи понимали, как в ходе терапии они пришли к ее благополучному разрешению, это вполне удовлетворительный результат.

4. Ход терапии планируется по отдельным этапам. Тем самым предполагается, что проблема не разрешается сразу, одним приемом.

5. Хорошо известно, что отношения в каждой семье уникальны и требуют совершенно разных терапевтических решений, если даже предъявленные семьями проблемы аналогичны.

Одна из существующих для терапевта возможностей восстановить однолинейную иерархическую организацию, в которой родители занимают более высокую позицию по сравнению с ребенком, заключается в том, чтобы устроить разрешение проблемы ребенка его родителями. Ниже приводится ряд парадоксальных техник, ведущих к этой цели, и дается описание случаев из практики.

Стратегии и примеры клинических случаев

Стратегия 1: Родитель намеренно способствует сохранению у ребенка его проблемы. Иногда симптом ребенка выражает проблему родителя. Например, если работа для отца стала «головной болью», у сына может действительно заболеть голова. Симптом ребенка выражает проблему родителя, являясь в то же время попыткой решить ее. Иными словами, отец забывает о своей «головной боли», когда пытается помочь сыну облегчить его головную боль. Чем больше родитель сфокусирован на своих усилиях, направленных на изменение ребенка, тем большее подкрепление получает функция симптома. Отношения между отцом и сыном основаны на доброжелательной полезности: ребенок с его симптомом помогает родителю, а родитель, хотя и безуспешно, но старается помочь ребенку преодолеть его симптом. Один из способов решения данной проблемы предполагает, чтобы отец специально поощрял симптоматическое поведение сына или дочери. В этом случае их взаимное «выручательство» теряет смысл и блокируется. Симптом перестает выполнять функцию помощи отцу и извлечения из этого определенной пользы; поэтому он должен исчезнуть .

Случай 5. Мокрая постель

Двенадцатилетний мальчик был приведен к терапевту с жалобой на то, что почти каждую ночь мочился в постель. Причины органического характера были исключены. Мать мальчика в это же время была госпитализирована по поводу депрессии. Она жаловалась на отсутствие к ней интереса со стороны мужа, который, якобы, целиком занят работой, и на его влечение к другим женщинам. Терапевт и супервизор склонялись к гипотезе, что ночное мочеиспускание подростка служило одновременно и метафорическим выражением неподобающего поведения отца, которое также имело отношение к постели, и попыткой помощи родителям: требуя новых проявлений заботы, оно предоставляло им возможность отвлечься от своих супружеских проблем. Благодаря симптому сына мать целиком сконцентрировалась на его недуге, забыв о своей депрессии; кроме того, теперь она с полным основанием могла требовать от отца большего внимания к сыну, вместо того чтобы назойливо упрекать его в том, что тот так мало времени уделяет собственной жене. В выигрыше оказывался и отец. Вместо тягостных ссор с супругой по поводу их сексуальной дисгармонии, он теперь мог обсуждать с ней ночной энурез сына. Беседуя на эту тему, и мать и отец обретали возможность открыто высказать все, что каждый из них думает о своей половине. Короче говоря, не приходится сомневаться в том, что ребенок оказывал помощь обоим своим родителям.

Терапия началась с ряда испытанных на практике способов, цель которых заключалась в том, чтобы заставить отца не просто проникнуться, а вплотную заняться проблемой сына. Если мальчик мочится в постель, отец — а не мать! — обязан стирать его простыни. Недуг сына должен причинять неудобства не столько матери, сколько отцу. Отцу были даны инструкции купить для сына будильник, звонок которого поднимал бы мальчика в середине ночи, чтобы тот шел в ванную комнату. В обязанности отца вменялось вновь уложить сына спать, если постель мальчика оказывалась сухой. Конечно, отец никогда не выполнял того, что от него требовалось, хотя он, как правило, извинялся, клятвенно заверяя, что непременно все выполнит на следующей неделе.

По прошествии некоторого времени терапевт заявил отцу: поскольку тот не выполнил ни одного из своих обещаний, ему предстоит осуществить более сложную задачу, которая послужит гарантией избавления сына от симптома. Однако терапевт не собиралась открывать секрета этого лечения, пока не получит от отца твердых заверений, что тот будет следовать всем последующим терапевтическим инструкциям. Отец дал согласие. И тогда терапевт сказал ему, что каждый вечер он должен заставлять сына выпить большой стакан воды, затем сопровождать мальчика в его комнату и требовать, чтобы тот написал в постель, после чего, не меняя простыни, укладывался в мокрую постель спать .

Отец должен был оставаться с сыном в его спальне до тех пор, пока мальчик не намочит постель и не начнет засыпать. Было предписано повторять данную процедуру, как уже говорилось, каждый вечер в течение недели.

Когда в назначенный срок семья вновь пришла к терапевту, отец рассказал, какие он пережил мучения, решая каждый вечер одну и ту же дилемму: стоит ли проводить сына через столь тяжкое унижение. Он признался, что чувствовал себя подобно Аврааму, от которого Бог требовал принести в жертву сына. В конце концов отец разрешил для себя эту дилемму ценой отказа от принуждения, хотя пару раз все-таки пытался выполнить предписание, но сын плакал и умолял не заставлять отца вести себя таким абсурдным образом. Клиент заметил, что только сейчас до его сознания полностью дошло, что на самом деле терапевт, конечно, добивался не самого выполнения задания, а хотел лишь открыть ему доступ к собственным чувствам и дать понять, что отец должен сыграть свою роль, иначе ситуация не изменится. В течение недели отец много времени проводил в разговорах с сыном и ради этого однажды даже не пошел на работу. Последние четыре ночи постель мальчика оставалась сухой, и в награду, как обещалось, он был освобожден от терапевтической сессии, отправившись вместо нее на спортивный праздник, который устраивала школа. Отец заметил, что дальше хочет предпринять попытку помочь сыну по собственному усмотрению, уделяя ему внимание и больше времени посвящая разговорам с ним. Поскольку у мальчика наступило улучшение, терапевт согласился.

Парадоксальная инструкция терапевта создала ситуацию, в которой сын перестал быть полезным отцу посредством своего симптоматического поведения, поскольку теперь оно стало вызывать у отца невыносимую тревогу. Последний, наконец, принял на себя ответственность за отношения с сыном и стал уделять ему больше времени, разговаривая с ним и принимая участие в его проблемах. Итак, была установлена однолинейная иерархия — с отцом, занявшим истинно родительскую, превосходящую позицию, и сыном, у которого больше не было нужды использовать свой симптом и защищать отца.

Энурез мальчика не возобновлялся, и несколько сессий муж и жена провели, обсуждая свои супружеские проблемы. Муж признался, что проявлял безответственность в отношениях с другой женщиной, чувствуя к ней влечение и одновременно тяготясь им. Он сравнил себя с котом на раскаленной жестяной крыше. Супруги восстановили свои интимные отношения, и оба остались чрезвычайно довольны этим обстоятельством, поскольку около полутора лет муж не испытывал к жене сексуального интереса. С улучшением отношений между мужем и женой терапия подошла к завершению. В ходе курса терапии мать бросила курить, а сын отказался от риталина, который принимал в течение нескольких лет как средство против гиперактивности. Поведение подростка настолько улучшилось, что о его гиперактивности никто не вспоминал.

Стратегия 2: Родитель просит, чтобы ребенок притворился, будто страдает симптомом. Вместо того чтобы поощрять сам симптом, терапевт побуждает ребенка лишь сделать вид, что он страдает симптомом. Родителей также можно склонить к тому, чтобы и они сделали вид, будто помогают своему ребенку, когда тот изображает, что у него есть проблема. В подобной ситуации у ребенка нет необходимости действительно прибегать к симптому, защищая родителей от самих себя. Вполне достаточно представить, будто он существует, чтобы оказаться в фокусе родительской заботы. Но и озабоченность родителей также будет не вполне натуральной. Ситуация таким образом выльется в игру, в нечто такое, что происходит лишь как бы всерьез, а по сути является шуткой. Бейтсон (1972, с. 180) следующим образом описывает подобный процесс на примере игры животных: «Шаловливые щипки символизируют укус, но они отнюдь не означают того, что означал бы подлинный укус». Иначе говоря, притворный симптом символизирует обладание проблемой, но он вовсе не означает того, чем этот симптом действительно является в жизни. Например, головная боль ребенка может означать трудности, которые отец терпит на работе. «Притворная» головная боль является всего лишь символом его «реальной» головной боли, оставаясь вне связи с трудностями отца, преследующими его на работе.