Евхаристия по обетованию Церкви, хоть и имеет временную начальную точку, принадлежит Вечности. Она совершенна и нерушима, как любовь в Святой Троице. Литургия — это историческая синергия народа Божия с Отцом и Сыном и Святым Духом! Русская Церковь не погибнет и не отомрет, как сухая лоза на древе Вселенской Церкви, как некоторые поместные общины, упомянутые в Апокалипсисе, ибо удержала и продолжает удерживать Евхаристию драгоценным тихим подвигом тысяч и тысяч новомучеников и исповедников российских.
Земля, политая так изобильно мученической "искренней" кровью, не может остаться без плода! "Слово о погибели земли русской" было восплакано в первой половине 13 века! Но "земля русская, светло украшенная", восстала и раскинулась под небом обширными стократными "хлебами"! И после еще не раз писали об этой "погибели"! Да и всегда готовы, может быть, вновь и вновь, черкнуть об этом кощеевой костью на полях сражений! А Отечество наше будет стоять! Будет жить и жительствовать с Евангельским "избытком".
Самые серьезные и глубокие, талантливые и самобытные произведения современных русских писателей, подчас даже вопреки их горькому сердечному настроению и историческому видению, как раз об этом и провозвещают и поют: никогда не погибнет ни земля, ни язык, ни сам народ русский в смертоносной круговерти истории, ибо с нами Бог и Его Евхаристия! И никакого "прощания с "Матерой"!
Сегодня творческое состояние русского словесного художника мне напоминает трагические переживания ветхозаветного пророка Ионы. Во времена его пророческой деятельности Израиль платил немалую дань ассирийскому царю. Но, несмотря на эти драматические обстоятельства, Господь послал именно его с проповедью покаяния в Ниневию, ассирийскую столицу. Ему хорошо были известны "глобалистические" устремления Салманасара III — царя этой гордой экономической вселенной, ведомы зверства ассирийских воинов в завоеванных странах, экономически-наглый торговый натиск его семейных монополий, и Иона "бежал" морским путем от пророческого служения враждебному государству в противоположенном направлении.
Мы все знаем, чем закончилась эта чудесная милосердая история. Пророк вернулся, его проповедь была услышана, ниневийский народ, во главе с царем и вкупе с бессловесными скотами, принес Богу если не плоды, то слезную "яблочную" завязь покаяния. Бог пощадил этот город великий, эту "блудницу на водах многих", а вразумленный Иона вернулся в домашние пределы Израиля по-новому постигая промысел и любовь Божию.
Подобным же образом и русский художник, смотря на ожиревшую американо-западную жизнь, отвращается сердцем от этих одебилевших пределов и "бежит" в родную "деревню", где его настигает бушующее житейское море.
Но он крепко "засыпает", и только будучи ввергнут Промыслом Божиим в Чудовищные Обстоятельства, "яко во чрево китово", изблеванный на берег враждебной культуры, он, русский художник, восстав, идет творить предназначенное ему Богом.
Всеволод Сахаров
НЕ ВЕРЮ В СВЕТИЛЬНИК ПОД СПУДОМ
Несостоявшееся интервью о Булгакове сегодня
22 февраля 2006 года на презентации моей новой книги "Михаил Булгаков: загадки и уроки судьбы" (М., издательство "Жираф", 2006) ко мне обратился сотрудник московского журнала "Цитата" с просьбой ответить письменно на их вопросы для булгаковского номера. Что и было мной исполнено. Но номер вышел без моего интервью. Что ж, редакция имеет право на свою политику. Но и я сказал то, что сказал. Имею право быть услышанным. Поэтому публикую здесь свои ответы.
— Расскажите о спектре идей в булгаковедении.
Я ведь сам булгаковед, и любая моя оценка здесь неизбежно будет субъективной и воспринята соответственно, после взволнованных перезваниваний начнется хорошо срежиссированный гвалт, встречные обвинения, гневно и красноречиво расскажут о том, какой же я негодяй и т. п. Спектр же весьма сложен, ибо созданные учеными разных поколений и воззрений образы Булгакова в силу смены эпох и непрерывного появления новых его произведений, биографических фактов и документов стремительно устаревают, что для литературоведения нормально, но болезненно воспринимается их создателями. Начинается тяжелая борьба самолюбий.
Например, известная содержательная книга Мариэтты Чудаковой "Жизнеописание Михаила Булгакова" вышла в 1988 году, и с тех пор ничего нового от скитающегося по западным университетам и давно не посещавшего по известным причинам московский (Ленинка) и питерский (Пушкинский Дом) булгаковские архивы автора мы не услышали, кроме неизбежного "взгляда и нечто" с большим апломбом. Да, да, я мерзавец, ограбил старушку и т. д. Но где же книга? Нету. Через год вышло второе и последнее издание полезной монографии А.М.Смелянского "Михаил Булгаков в Художественном театре", потом пошла та же стрижка купонов, выступления с тем же апломбом мэтра на международных конференциях и многословные телепередачи в очень новом стиле "говорящей головы" на "Культуре", а ведь был юбилей МХАТа, появилось множество новых текстов и фактов, не опубликованы хранящиеся в Петербурге театральные рецензии Булгакова. А где же наш маститый театровед и ректор? В Парижике. А книги нету. О бесконечных переизданиях П.В. Палиевским то в фас, то в профиль его для того времени блестящей, но все же одной-единственной коротенькой статьи о "Мастере и Маргарите" 1969 (!!!) года и говорить-то не хочется, тяжело все это видеть, печален закат великого говоруна-хитреца, создателя бездеятельных "булгаковских групп", штатного ездуна (вы же знаете, кто тогда у нас был выездной и теперь благополучно преподает в наивных Штатах) по всем заграницам и гениального имитатора бурной деятельности… Список можно продолжить, на полках московских магазинов все время появляются "кирпичи" переизданий без какого-либо обновления и просто с прежними многочисленными ошибками, удивителен и пестрый "спектр" авторов-"булгаковедов" — от историка-африканиста до девятого сына конюха, но и так много злобы…
Но быстро устарела и моя книга "Михаил Булгаков: писатель и власть" (2000), и поэтому я ее ради пользы сегодняшнего читателя существенно обновил по фактам и прописал насквозь, вовсе не считая ее совершенством, истиной в последней инстанции и, тем более, зная, что секретные архивы писателя открыты (не полностью и не для всех, конечно) лишь до 1936 года. Это мой посильный личный вклад в общее дело сегодня. Допишу, если буду жив, потом, когда все откроется.
Никогда не считал себя главным булгаковедом страны, нету такой должности, некому и некого на нее назначать. Это не худо. Литературоведение — дело научное, коллективное и в начальниках с погонами (мы хорошо знаем, какого цвета просветы на этих погонах) не нуждающееся. При этом я опирался на все важные и интересные для меня открытия других булгаковедов вне зависимости от их "спектра" и личного ко мне отношения.
— Ваша книга позволяет по-новому оценить значение Михаила Булгакова для нашей истории и культуры. Возникает даже мысль, что Булгаков — воплощение Христа в ХХ веке, русский Спаситель, который навел мост между старой Россией и Россией новой. Насколько это фантастическое предположение соответствует действительности?
Эта мысль для теледьякона Кураева, я этого не думал. Писатель, даже великий, не может и не хочет быть Христом. Булгаков был последним нашим классическим писателем и напомнил советской России о Боге, христианстве как мировой гуманной религии, добре, вечности и человечности в самый мрачный, кровавый, трагический период ее многотрудной истории, когда обманутой и ограбленной страной стали править и умело продолжают это делать под другими "православными" именами и "демократическими" обличьями бесчеловечные Каифа и Синедрион.
— Какие слова самого Булгакова могли бы лучше всего проиллюстрировать его миссию?
"Мы должны оценить человека во всей совокупности его существа, человека как человека, даже если он грешен, несимпатичен, озлоблен или заносчив. Нужно искать сердцевину, самое глубокое средоточие человеческого в этом человеке".
— В этой миссии насколько велика и осознанна была роль Сталина?
Сталин и Булгаков были великими современниками, и каждый в своей области обладал огромной властью. Но в реальной страшной жизни они не могли встретиться, протянуть друг другу руки, помочь. Хотя их взаимный интерес очевиден и огромен. Сталин очертил вокруг Булгакова незримый охранный круг, и никто так и не осмелился тронуть опального писателя, хотя вокруг головы так и летели.