и способах охоты; объединяет обоих авторов критика российской «отсталости».
В соответствии со своими целями я уделю основное внимание двум сторонам обширного вклада, внесенного Туркиным в российское охотничье законодательство: доказательствам, что в области охотничьего законодательства Россия отстает от Западной Европы, и рекомендациям по изменению российских законов и политических мер, ставящих целью контроль над хищниками и, в частности, сокращение численности волков. Из соображений связности и последовательности я начну с книги 1889 года, затем рассмотрю с различных точек зрения комментарий к закону об охоте 1892 года, а книгу 1913 года буду использовать прежде всего для заполнения пробелов – например, приводя оценку результатов деятельности по контролю над волками за предыдущие годы.
Отмечая, что Европа во многих отношениях не похожа на Россию, а в отдельных европейских странах охотничьи законы и практики существенно различаются, Туркин тем не менее утверждает, что в подходе к регулированию охоты Россия в целом отстает от Западной Европы. Кроме того, если в Западной Европе число охотников за последние десятилетия в целом снизилось, то в России отмена крепостного права привела к резкому повышению количества охотников [Там же: II–III]. Это отчетливо выявило несоответствия и противоречия в охотничьем законодательстве империи:
Несмотря на громадное значение для государства охотничьего хозяйства, у нас нет правильно выработанной системы законов об охоте. Беспорядочное положение нашего охотничьего хозяйства, поражающая недостаточность охранительных и предупредительных мер и законоположений – с особенною силою и рельефностью выступят при сравнительном сопоставлении мероприятий, существующих по отношению к охоте в нашей стране и в западноевропейских государствах [Там же: 18].
Туркин подчеркивает, что в российских охотничьих законах совершенно не учитывались различия между характерными для разных местностей флорой, фауной, климатом и рельефом, а также культурные различия [Там же: 103–109]. Так, почти во всей Российской империи по-прежнему действовал принятый в 1763 году, вскоре после воцарения Екатерины II, запрет охоты на птицу с начала марта по конец июня [Там же: 93]. При этом не принималось во внимание, что в разных географических регионах империи существенно различается время весенней миграции птиц, а также плотность населения и значение охоты для местной экономики и культуры коренных народов. Вместе с тем, как отмечает Туркин, Россия могла бы извлечь выгоду из того обстоятельства, что различные виды птиц, а также других животных, проводят на ее территории всю жизнь даже с учетом миграций. По его мнению, это позволило бы, при условии соответствующих мер со стороны правительства, осуществлять больший контроль над популяцией диких животных и охотничьим хозяйством империи, нежели в гораздо меньших по территории странах Западной Европы, где перелетные птицы каждый год пересекают государственные границы, что вынуждает жителей этих стран убивать их как можно больше при всяком удобном случае [Там же: 6–7, 13].
В книге 1889 года Туркин посвящает около десяти страниц рассуждениям о несовершенстве российских охотничьих законов, касающихся хищных млекопитающих и птиц. Он указывает, что, по российскому законодательству, «хищные звери могут быть истребляемы всеми возможными способами» [Там же: 70]. В то же время, как он отмечает, юридические определения хищников не соответствовали актуальным зоологическим знаниям, отличаясь неполнотой и иногда неточностью. Так, согласно существующим законам, хищные млекопитающие определялись следующим образом: «К хищным зверям причисляются: медведи, волки, рыси, лисицы, сурки и другие» [Там же: 68] (курсив Туркина). Он отмечает, что эта ограниченная и неточная категоризация включает не относящегося к хищникам грызуна – сурка, но не учитывает хищного хорька, о чем свидетельствуют и другие разделы данного законодательного акта.
Туркин рассматривает способы охоты на хищников в Швеции, Франции и Пруссии, отмечая, что правительства этих стран активно поощряют, а иногда и требуют от своих граждан участия в контроле над хищниками или их истреблении. Особое внимание он уделяет Швеции – стране, в которой существуют эффективные законы и практики, направленные на борьбу с хищниками. Он подчеркивает, что шведские охотничьи клубы были обязаны охотиться на хищников, а от сельских жителей Швеции вне зависимости от социального положения требовалось оказывать в этом содействие; те же, кто не участвовал в запланированных охотах под руководством назначенных государством егермейстеров, облагались денежным взысканием [Там же: 21–22]. Туркин выделяет четырнадцать методов (в том числе отравление), которые применялись в Швеции при организованной охоте на хищников, указывая, что некоторые методы разрешены только в отдельных округах [Там же: 71–72]. Как отмечает Туркин, эти юридические и общественные нормы, а также тщательно выстроенная правительственная политика привели к выдающимся результатам. В отдельные годы число медведей, волков, лисиц и рысей, убитых в ходе проводимых в Швеции кампаний по борьбе с хищниками, достигало десяти тысяч; таким образом, на двенадцать человек населения приходился один крупный хищник. В России же годовая численность убитых волков, рысей и лисиц составляла примерно одного хищника на 300 человек [Там же: 75–76]. Различия между шведскими и российскими практиками Туркин резюмирует в пространном пассаже, из которого я заимствовал эпиграф к этой главе:
…в Швеции мы наблюдаем непрерывное развитие и усовершенствование способов для истребления хищных животных… живую преданность правительства и специалистов делу уничтожения хищников, дружное признание, со стороны народа и властей, несомненной необходимости систематического и правильного истребления хищных животных. <…>
В России, азиатской и европейской, нет этого желаемого единодушия органов правительственной власти и населения, в деле истребления хищников, нет дружного признания необходимости совместной и упорной работы, в самых разнообразных видах и направлениях, по части истребления вредных зверей; отсутствие же серьезных законодательных мероприятий мало благоприятствует надеждам на соглашение и в ближайшем будущем. У нас каждый в разброд и наугад, без посредства, участия и помощи, защищает сам себя от хищников, своими собственными случайными способами и средствами, названными в законе сжатым термином «всевозможными» [Там же] (курсив Туркина)[65].
Илл. 9. Русская семья, атакованная волками (1845). Illustrated London News. Antiqua Print Gallery/Alamy Stock Photo
В доказательство губительных последствий подобного невнимания Туркин приводит статистические данные об ущербе, наносимом многочисленными хищниками, в особенности волками, сельскому хозяйству и населению России; при этом он уделяет основное внимание периоду после публикации брошюры Лазаревского 1876 года и опирается на разнообразные источники, от журналистских очерков до отчетов земских управ. Указав на потери среди домашнего скота, понесенные из-за волков отдельными сельскими общинами, он приводит данные о нападениях волков по материалам ежегодных отчетов, помещавшихся в периодической печати в 1870–1880-е годы. По его утверждению, за вычетом многочисленных нападений бешеных животных, ежегодно в Европейской России около 200 человек гибнет от нападений волков, не страдающих бешенством. Например, он указывает, что за отдельно взятый 1883 год волки загрызли 177 человек [Там же: 76–79][66].
В заключение Туркин со ссылкой на многочисленные публикации в «Природе и охоте» за предыдущие пятнадцать лет перечисляет четырнадцать способов, на тот момент применяемых в России для охоты на волков (десятью годами ранее их в числе многих других способов детально описал Сабанеев) [Там же: 79–80]. По мнению Туркина, такое разнообразие свидетельствует, что в основе российского «волчьего вопроса» лежит не отсутствие опыта, но недостаток координации и поддержки со стороны правительства:
Такую помощь может оказать лишь правительство: предписания об обязательном ведении правильных охот на хищных зверей, премии за убитых хищников, строгий контроль за истреблением зверей, помощь крестьянам для организованных охот и т. д. – все это необходимые средства, применяя которые можно содействовать и подъему охотничьего хозяйства и росту крестьянского благосостояния [Там