— Диноцефалом, — вставил Андрис.
— …три четверти моего опыта сегодня уже не нужны, а та четверть, которая осталась, годится на то, чтобы постигать четверть того, что происходит — потому остальное я вижу, слышу, знаю, что это существует… но я этого не понимаю… Дожил. Я уже не говорю, что законы устарели — до дыр. Я — устарел. До дыр. До дыр, понимаешь? Моральный износ сто пятьдесят процентов…
— А мне нравится, что все так круто меняется, — сказал Андрис. — Помнишь, что было, когда ничего не менялось? Хотя…
— Именно что «хотя», — сказал Присяжни. — Логики нет в переменах. Мне так кажется, — он опять потянулся к картонке, потряс ее и с досадой швырнул в угол, — несколько лет назад произошло что-то такое, чего мы не заметили, или заметили, но не узнали… короче, что-то лопнуло, оборвалось, и… даже не в том дело, что тормоза пропали, хотя и это тоже… что-то появилось в мире, чего мои глаза не видят, но — нюхом чую: серой запахло…
— Серой… — проворчал Андрис. Видеть Присяжни в таком состоянии приходилось не часто. Что же, вполне может быть, и серой… вполне может быть… — Как наш бомбист себя чувствует?
— Что ему сделается — лежит… Лихо ты его.
— Да уж… Показания?
— Заперся. Только то, что на горячем допросе. Измором придется брать. Его сейчас на наркотиках держат — для расслабления. А там посмотрим…
Он говорил что-то еще, но Андрис вдруг отключился. Для подтверждения версии, что все происходящее — чьи-то (кристальдовцев?) злоупотребления методом доктора Хаммунсена, оставалось последнее: убедиться, что записи «мелодии» пользуются популярностью… даже меньше: что именно доктор сочинил то, что Андрис слышал на мосту… и если так… сейчас без четверти четыре, доктор уже должен быть в кабинете…
— Алло? — спросил доктор.
— Доктор, опять я, — сказал Андрис.
— Нашли? — задохнувшись, спросил доктор.
— Нет, — сказал Андрис. — Нет еще. Найдем. Тут — другое… Я хочу попросить вас вот о чем: не могли бы вы сейчас воспроизвести противонаркотическую запись?
— По телефону? — удивился доктор.
— По телефону.
— Но… впрочем, ладно. Сейчас.
Шаги, металл — замок? — опять шаги, шуршание, непонятные звуки… мелодия; шуршание — доктор взял со стола трубку — мелодия зазвучала громче и отчетливее. Да — та самая — тревожная, с глубокими, пробивающими стены, ударами огромного барабана… та самая, звучавшая на мосту из плейеров шептавшейся парочки, та самая, под которую шло действо откатников…
— Спасибо, доктор! — крикнул Андрис в трубку. — Достаточно!
Шорох — и тишина. Потом — голос доктора:
— Господин Ольвик… видите ли… я не хотел говорить, но, понимаете… если вам поможет?
— Слушаю, — сказал Андрис.
— Дело в том, что у Радулеску была любовница, совсем девочка… лет шестнадцать. Я видел ее сегодня в компании молодых людей…
— Вы знаете, как ее зовут?
— Да, Сандра Шиманович. Живет на улице Загородной, семь, квартира тоже семь. Или жила… это он снял ей…
— Понятно. Спасибо, доктор. А откуда?..
— Дело в том, что она ушла к Радулеску от меня, — сказал доктор и повесил трубку.
Так, подумал Андрис. Проклятые наркоманы… была какая-то мысль, и я ее забыл… кому-то позвонить?..
— Запиши, — сказал он Присяжни. — Сандра Шиманович, Загородная, семь — семь. Та самая любовница Радулеску.
— Дай сюда телефон, — сказал Присяжни.
— Сейчас, — сказал Андрис и набрал номер Марины. Марина была дома.
— Здравствуйте, — сказала Марина. — Не вы звонили мне полчаса назад?
— Нет, — сказал Андрис. — Могу я вас увидеть сегодня?
— Да, конечно. Хоть сейчас.
— Это по делу.
— Не сомневаюсь. Кстати, я поразмышляла над вашей идеей…
— Где встретимся?
— Приезжайте домой. Никуда не хочу идти.
— Через десять минут выхожу.
— Я сделаю кофе.
Андрис дал отбой и подвинул телефон Присяжни. Тот свирепо взглянул на Андриса и принялся тыкать толстым пальцем в кнопки, что-то ворча под нос.
— Жорж! — заорал он. — Жорж, ты? Очень быстро: полный контроль над Сандрой Шиманович, Загородная, семь — семь. Это по делу Радулеску — передай Бурдману. Дальше — группу Курта отправь в отель «Палас», в холл — возможно покушение на сейф. Пусть захватят противогазы, там болтался «Смуглый Джек». Дальше: курсантов к шести часам собрать в городском управлении, сержантов и офицеров, которые по домам — тоже туда. До кого сможешь дотянуться. Дальше: после семи всех полосатых, которые будут болтаться в городе — задерживать. Под самыми идиотскими предлогами. Да, Жорж, да! На три часа, все по закону. И созвонись с дежурным прокурором, нам может понадобиться пролонгация задержания. Пока все. Через сорок минут встречайте меня у почтамта. Если не появлюсь, все руководство переходит к Бурдману. Я сказал: к Бурдману! Никаких Петерсонов! Все. Работай.
— Чего ты? — спросил Андрис.
— А… — с отвращением махнул рукой Присяжни. — Сегодня похороны тех шести… Ну, и — сам понимаешь…
— А чего ты забыл на почтамте?
— Вот, кроме тебя, у меня других забот нет, — сказал Присяжни.
— Отчего же, — сказал Андрис.
— Там все очень деликатно, — сказал Присяжни. — Надо одному. Ты мне не помощник.
— Рискуешь, — сказал Андрис.
— Да, наверное, — согласился Присяжни. Вдруг его взорвало: — Шесть покойников, шесть! И что — все на одном обоссанце? Вот тебе! — он сделал непристойный жест. — Они у меня раскроются… задергаются и раскроются…
— Рискуешь, — повторил Андрис.
— А ля гер ком а ля гер, — сказал Присяжни. — Что делать… В общем, ищи меня, если понадоблюсь, в управлении. Пока. Успехов, — сказал он со странным выражением и странно усмехнулся — не усмешка, а болезненная гримаса, — хотел, кажется, еще что-то сказать, но передумал, повернулся и быстро ушел.
Андрис с минуту сидел неподвижно. Все было правильно — но как-то не так… не так, как надо… Вновь, как надоевшая мелодия, вернулось чувство уже совершившейся неудачи, поражения… черт побери, подумал Андрис, ну, что со мной такое? Давай так: я прав, и кристальдовцы действительно решили превратить Платибор в маленький Эльвер, в зону, свободную от наркотиков… подложили Хаммунсену девочку Сандру, что-то не получилось, Сандра перебралась к Радулеску, выманила у него записи, переписала их, и стали потом записи тиражировать и распространять… Хаммунсен говорит, что это дает легкий наркотический эффект, так что успех новой музыке был обеспечен… Все? Точка? А — дальше-то что? Получим, допустим, подтверждение деталей… ну, и что? Ничего не понимаю. Ладно. Все доступно проверке, доступно исследованиям… Начнем, пожалуй.
Он вынул из кармана записку Тони: «Дядюшка, все нормально, много интересного. Встретимся в девять вечера в „Балагане“, см. схему (кроки нескольких кварталов, стрелка от квадратика „Палас“ к кружку „Балаган“), если почему-то не приду, ждите звонка утром. Тони», — перечитал, поморщился. Проверил рукой щетину, не понравилось — быстро побрился. Посмотрел на себя в зеркало — внимательно и пристрастно, — подумал: странно все… — и, засекретив замок, стал быстро спускаться по лестнице.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});