— Танечка, — сказал он ласково, — разве я вам мало плачу? Почему вы одеваетесь, как самая дешевая официантка в вокзальном буфете? И это лицо фирмы?! Это задница фирмы. Между прочим, черное белье давно уже не в моде… Даже мужчины носят белое. Стирать, конечно, надо…
Андрей многое еще хотел сказать, но у Танечки закатились глаза, перекосился ярко накрашенный рот, и она грохнулась в обморок.
Андрей встал, взял графин с мутной водицей, которую не меняли недели две, и щедро полил Танечку с головы до пят. Она открыла глаза, встретилась с его любопытным взглядом и опять зажмурилась. Андрей помог ей подняться, и она тихонько выскользнула из кабинета, оставляя мокрые следы. Андрей с умилением смотрел ей вслед и ждал, когда весть разлетится.
Через пять минут в конторе началось светопреставление.
Андрей сидел, тихо улыбаясь, проглядывал документы, изучал факсы. Потом включил компьютер и занялся подробностями текущих финансовых операций. Несколько мелких мошенничеств сразу же бросились ему в глаза своей топорной простотой. Улыбка его сменилась гримасой презрения. Скрипнула дверь. Андрей оглянулся — кто такой смелый? Вошел Саша, широко улыбаясь, плюхнулся в кресло.
— Поздравляю, шеф! Я знал, что это ненадолго.
Шум в коридоре отвлек его, Саша прислушался, покачал головой и засмеялся:
— Забегали, тараканы!
Андрей кивнул.
— Пусть призадумаются — это полезно. — Он помолчал и спросил о том, что было для него гораздо важнее разборок в фирме. — У Веры был?
Саша нахмурился.
— Только что оттуда… Конец света! Егор этот стоит на подоконнике, прижимает к груди школьные фотографии. А Вера держит его за пятки и плачет. Внизу — толпа… Дурдом! Ну, я пошел, снял этого придурка с окна, аккуратно положил на пол, поговорил о жизни…
Андрей поднял голову и пристально посмотрел на Сашу. Тот сделал невинные глаза и развел руками:
— Ни-ни! Пальцем не тронул. Исключительно силой убеждения. Он сам ушел. А Веру Станиславовну я в институт отвез, на работу ей было пора…
Андрей вздохнул:
— Ну, ладно, с этим я сам разберусь. Давай сюда Танечку.
— Не могу, — ухмыльнулся Саша. — Дурно ей! Она и еще трое на улице у входа воздухом дышат, в себя приходят.
Андрей протянул Саше лист бумаги:
— Вот список. По одному — ко мне в кабинет. Компьютеры выключить, сейфы опечатать. И перекрой выход. Никого не впускать и не выпускать.
У Саши по-разбойничьи заиграли глаза.
— Вот это славно! Начинается потеха!
После работы Андрей поехал к матери. Он вошел в темную квартиру, вошел так тихо, что она не слышала его шагов. Анна Алексеевна сидела в комнате у окна, не зажигая света, и плакала. Андрей вдруг заметил, как она постарела за время его болезни, похудела, сгорбилась, волосы совсем поседели. Он включил свет. Мать повернула к нему залитое слезами лицо и сказала бодрым, веселым голосом, как всегда в эти дни говорила с ним:
— Наконец-то, Андрюша! А я жду, жду…
Он подошел, обнял ее острые плечи, заметил новые морщинки на дорогом, добром лице, и ему стало стыдно, что он не так жил, причинил ей слишком много горя и даже сегодня не позвонил сразу, не ей первой сообщил о своем выздоровлении. У него сжалось сердце, и он глухо сказал ей в седую макушку:
— Мама, прости меня.
Анна Алексеевна заглянула в его лицо и все поняла.
— Андрюшенька! — ахнула она. — Сынок! Услышал Бог мои молитвы! Как же ты, когда же это?
— Утром. — И он ободряюще улыбнулся ей. — Мама, я на работе был, такой разгон устроил! Половину уволил без выходного пособия.
Анна Алексеевна покачала головой.
— Жестоко это, Андрюшенька, у них же семьи, дети… Надо разобраться. Ну, может, выговор объявить на первый раз…
Андрей засмеялся, подхватил ее и закружил по комнате.
— Это тебе выговор, мамуля, за то, что дурака родила. Всю жизнь слепым был. Доверял кому попало, дружил не с теми, любил не ту… Кстати, мама, я женюсь. И есть хочу, прямо умираю.
— Все сразу! — всплеснула руками Анна Алексеевна. — И есть, и разгон устроил, и женюсь! Угомонись. Утро вечера мудренее.
А сама уже хлопотала, накрывая стол, доставая, из холодильника еду, возилась у плиты. И вдруг застыла, глядя на сына изумленными глазами, все еще не веря себе — выздоровел, прозрел, видят его радостные блестящие глаза!
Андрей следил за ней, улыбаясь, наконец не выдержал, спросил:
— А почему ты не спрашиваешь, на ком я женюсь?
— А чего спрашивать? Я и так знаю. На Верочке. Она хорошая девочка. — Анна Алексеевна вздохнула. — Егора жаль… Он слабый, пропадет без нее.
— Мама! — возмутился Андрей. — Кто тебе роднее, я или Егор?
Анна Алексеевна укоризненно покачала головой.
— Не говори глупостей, Андрюша. Конечно, ты. Егор ей не пара, я всегда это знала. Но все-таки жалко мальчика, вежливый такой, воспитанный, из хорошей семьи. Почти отличник, всего две четверки в аттестате. Суп будешь?
Из кастрюли поднимался аппетитный пар. Андрей потянул носом — пахло маминым борщом, а этот запах ни с чем в мире не сравнится, ни с какими устрицами и омарами. Андрей сглотнул слюну.
— Наливай! И борщ буду, и все буду, — сказал он, потирая руки и гадая, что там шкворчит на сковороде.
Анна Алексеевна поставила перед ним до краев налитую тарелку. Андрей бухнул в огненно-красное море борща островок сметаны, подумал, добавил еще, посыпал зеленью, взял ложку, откусил от аппетитной ржаной горбушки…
И тут в дверь позвонили.
— Это Верочка! Чуяло мое сердце! — Анна Алексеевна бросилась открывать.
На пороге стояла Алиса.
— Мама! — воскликнула она рыдающим голосом. — Андрюша выздоровел!
И бросилась на шею остолбеневшей Анне Алексеевне.
Андрей вышел следом за матерью, увидел трогательное единение двух женщин, о котором он когда-то напрасно мечтал, досадливо поморщился и спросил холодно:
— Зачем ты пришла? Могла бы адвоката прислать. Я уже подписал все бумаги.
Алиса оставила в покое Анну Алексеевну и кинулась на шею Андрею. Она не просто обняла его, а вцепилась, обвила, облепила своим телом. Андрей с трудом оторвал ее от себя и оттолкнул.
Алиса привела в порядок прическу и наивно пролепетала:
— Давай помиримся. Сколько можно дуться! Ведь мы идеальная пара, нам всегда было хорошо вместе. — Она выразительно качнула бедрами. — Тебя все ищут, хотят видеть, поздравить! У меня прямо телефон оборвали! Поехали в клуб, все наши уже там. Отпразднуем все сразу — и твое выздоровление, и наше примирение… Я тебя всегда любила, Андрюша, — она тяжело задышала, — и всегда буду любить, а если тебе что про меня наговорили, ты не верь, просто все завидуют нашему счастью. Нам только ребенка не хватает — и будет идеальная семья. Я хочу мальчика, а ты? — игриво спросила она, заглядывая ему в лицо, словно желая проверить, действительно ли он видит, и глаза ее были холодно-наблюдательны, а пухлый ротик призывно улыбался, и голос с волнующей хрипотцой обволакивал, усыплял, баюкал… — Конечно, мальчика — большого, сильного, как ты…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});