Читать интересную книгу Полоса прибоя - Анатолий Галкин

И только в самый разгар скандала фанатки поняли, что эта старая грымза – их соперница. Они приняли бойцовские позы, но не успели начать битву. В одну из редких пауз ворвался крик. Такой испуганный, такой жалобный…

Оксане нечего было терять и она первой бросилась на тропу… У девчонок была открытая машина и накрытый стол. Оставлять все это было жалко и боязно. Но их звал кумир, а это вообще – святое!

Сначала к тропинке побежала Наталья, потом Татьяна, а затем самая младшая – Ольга.

Крик больше не повторялся, хотя все вразнобой звали артиста. Оксана басом орала: «Русланчик. Где ты? Отзовись», а девушки окликали его более скромно и нейтрально: «Господин Душкин! Где вы?»

Вскоре от криков все перешли к делу. Выискивая удобные места, они подходили к краю обрыва и заглядывали вниз. Там были стволы или верхушки сосен, которые цеплялись за скалы и росли из каждой щели.

Увидев постамент, Оксана начала на коленках взбираться на него. Потом легла на пузо и поползла, беспомощно дергая бедрами.

На самом краю она раскинула руки, ноги и, прильнув к камню всем телом, заглянула вниз… Непонятно как, но она подскочила и отпрянула назад. И только после этого раздался ее вопль!

Камень был большой, и на него полезли все – и Наталья, и Татьяна, и Ольга, которой было почти шестнадцать лет.

Так получилось, что к краю подползли одновременно и все вместе заглянули в ущелье… Совсем близко, всего в десяти метрах был уступ. Артист лежал лицом вверх. Он был такой хорошенький, но совсем без признаков жизни.

Девушки отскочили от обрыва и завопили еще громче, чем Оксана Кулябко. Она, жена депутата, была немного постарше этих свистушек. Она многое пережила на своем веку… А они впервые так близко видели смерть.

* * *

Мэр привык на конец рабочего дня оставлять какие-нибудь приятные дела. Домой надо приходить в веселом расположении духа. Все болезни от нервов, а значит, нечего их напрягать… Федор Федорович вообще очень бережно относился к своему самочувствию. С самого раннего детства он свято помнил завет деда – плюй на все и береги свое здоровье!

На этот раз под конец дня предстояла неприятная процедура. Дурак Кулябко вылез на киевский экран и накатил бочку на ялтинских силовиков. А значит и на него, на мэра. Теперь Палий должен был как-то реагировать. Предстояло хорошенько взгреть старшего следователя Чуба. И не только словесно. Для отчета нужно зафиксированное наказание – понижение в должности или выговор с занесением куда-нибудь.

Старший следователь был вызван на ковер к шести… Мэру доложили, что Чуб очень неплохой парень – трудяга и башковитый сверх меры. Поэтому понижение в должности не проходило. Как и выговор…

Палий нашел мудрое решение. Он дал прокурору города указание лишить Чуба квартальной премии. А сам из своего фонда выписал ему сумму в два раза большую. И Киев будет доволен наказанием, и сыщик не в накладе…

Ровно в шесть дверь открылась и на ковер ступили двое… Такого мэр даже не мог представить – плечом к плечу на него шли Кулябко и Чуб. Времени на раздумья не было, и Федор Федорович решил улавливать ситуацию по ходу разговора.

– Очень рад, господин Кулябко, что вы нашли время и почтили присутствием. Очень благодарен за своевременную критику. Принимаем самые жесткие меры… Вы садитесь, Евгений Борисович, а вы, старший следователь, постойте и послушайте, что мы о вашей работе думаем.

– С удовольствием постою и послушаю.

– Не храбритесь, Чуб… Хвастать нам нечем. Преступность растет семимильными шагами. Недавно один был труп, а сегодня уже два. Это же стопроцентный прирост. Для махонькой Ливадии – вообще перебор… Я правильно говорю, Евгений Борисович?

– Пока все правильно. Преступность растет, а нам это не надо.

– Вы послушайте, Чуб, что вам депутат говорит. С преступностью бороться надо. А вы что делаете? Последнее убийство у вас под носом совершилось! Проворонили… Я правильно говорю, Евгений Борисович?

– Абсолютно не правильно! Чуб – следователь прозорливый и гениальный. Он удачно выбрал точку, и второе убийство расследовал по горячим следам… Вы садитесь, Виктор Петрович. Скажите мне, кто дал указание освободить Зуйко после первого убийства?

– Документов я не видел, но прокурор города сказал, что это распоряжение мэра…

В кабинете повисла пауза. Она была выгодна всем, кроме главы города. Только он не знал, что говорить дальше… Его спас телефонный звонок. То, что случилось, было подарком для мэра. Говорил он долго, но, положив трубку, Палий опять почувствовал себя хозяином в своем кабинете.

– Так! Доигрались! Сбежал ваш Зуйко. Как тот американский фокусник. Фамилию не помню, но его Гариком звали… Точно так – наручники оставил на скамейке и испарился.

– А скамейка где была?

– Скамейка в клетке, а клетка в автобусе, в автозаке… Подозреваемого загрузили туда в следственном изоляторе, а приехали в прокуратуру – его и нет! Точно, как тот Гарик… Вы, господин Чуб, подключитесь к следствию. Мы вам людей добавим, технику, машины и все такое. Только вы с вашей интуицией сможете распутать это дело… Я правильно говорю, Евгений Борисович?

– Правильно… Только прошу вас, дорогой мэр, отойдите от телефона, не гипнотизируйте его взглядом. Вы будто ждете очередного звонка с плохой новостью. Нам только третьего убийства не хватает… Не накликайте беду!

Кулябко тихо посмеялся над своей черной шуткой, а Палий воспринял замечание более чем серьезно. Он отскочил от письменного стола, но оторвать взгляд от столика с телефонами было сложнее. Федор Федорович сделал над собой усилие и отвернулся. Все притихли, как будто ждали чего-то… И дождались! Трель телефонного звонка была такой громкой, что трое мужиков вздрогнули.

Мэр подкрался к трубке, осторожно приподнял ее и начал разговор. Он слушал, вставляя междометия и вопросительные слова. Но по его мэрской физиономии было понятно, что новость похуже, чем «Зуйко сбежал».

Закончив разговор, Палий повернулся ко всем задом и поспешил к стенному шкафу. Первым делом он налил себе треть стакана коньяка. Налил и выпил!

Еще одну порцию мэр предложил Кулябко. А Чубу даже не налил! И вообще – инсценировка была такая, будто весь разговор предназначался для депутата.

– Докладываю, Евгений Борисович… Там опять труп. Вашего знакомого, артиста Душкина со скалы столкнули.

– У моря?

– Нет, высоко в горах… Если это убийство, то есть уже свидетели и подозреваемый.

– Кто они?

– Свидетели, они местные. Три девушки самого раннего возраста. Они – любовницы Душкина. В том смысле, что они любительницы его творчества…

– А кто подозреваемый? Тоже местный?

– Нет, приезжий из Киева… Вообще-то это женщина. Передали, что при задержании она вела себя неадекватно – кого-то поцарапала, а кого и покусала.

– Что-то ты темнишь, мэр! Установили фамилию этой бабы?

– Установили… Это ваша жена, Евгений Борисович. Так мне и передали – задержана гражданка Кулябко, которая вело себя непристойно.

* * *

Бывают люди, которых очень много. Один такой человек может одновременно привлекать внимание сотен персон. Он как тот Фигаро – и здесь, и там… Часто – это погремушки, тусклые личности, пустозвоны, играющие всезнаек.

Хозяин домика над Гурзуфом – полная противоположность. Илья Ильич Ашурков был яркой личностью, но старался не светиться. Он всю жизнь избегал лишних встреч, задушевных бесед и даже телефонных разговоров.

Понятно, что за всю его жизнь, за эти несчастные пятьдесят лет ему поневоле приходилось общаться. И в школе, и в армии, и в бараке на лесоповале. Но это была крайняя необходимость.

Последние десять лет он жил на отшибе. Поселок Краснокаменка где-то рядом, но не близко. А раз нет прямых соседей, то и нет бесполезного трепа обо всем и не о чем.

Летом Ашурков вообще старался устроиться сторожем на виноградники и жить в горах, в шалаше над верхней лозой. Его дом, хоть он и был далеко от моря, многих привлекал тем, что сливался с природой, врастал в нее. Не на весь сезон, но на два-три месяца в году хату удавалось сдать приезжим дачникам.

Вот и сейчас счастье подвалило. Странная пара не скупилась, а на эти деньги Илья Ильич планировал накупить книг и весело прожить с ними мертвый сезон – с ноября по март.

Странная пара… Женщина явно старше и вся такая настороженная. А парень очень неумело загримирован. За версту видны крашеные брови и косо приклеенные усы. Если их оторвать, то этот Савченко из Харькова – вылитый портрет того парня со стенда у местного отдела внутренних дел. Там куча таких фотографий под общим заголовком, что их шукают местные менты.

В чужие дела Ашурков не лез, но нормальная любознательность у него была. И через день он знал наверняка, что у него на хате живет москвич Зуйко с женой. Добрые люди сказали, что парня зря обвинили в двойном убийстве. А еще с восторгом рассказали, как он ловко бежал прямо на людной рыночной площади… Илья в свое время тоже пытался бежать. И не один раз.