class="p">
– Ах, Олеся.
Актёр обошёл преграду в виде мужа, вытащил из серванта две стопки, на столе уже стояла початая бутылка, разлил, предлагая взглядом одну рюмку гостю. Травников развернулся к нему, но водку не взял.
– Ну, правда, ну посмотри на себя. Ей богу! – сказал Амурский.
– Чё?
Актёр выпил и не поморщился, а даже оживился, почувствов сцену и зрителя.
– Неужели ты не видишь разницы? Кто ты и кто я?
– Ну, и кто?
– Вот! А Олеся видит. Она меня любит ещё со школы, а за тебя замуж вышла от безысходности.
Травников размахнулся и что есть мочи ударил поганца по смазливой самодовольной морде. Амурский, не ожидавший такого поворота в разговоре, упал спиной на старый деревянный стул. Стул разлетелся в щепки.
– Ты чего, идиот? Я же работаю лицом! – заорал как ошпаренный Амурский, хватаясь за подбитый глаз.
– Выходной возьмёшь, – сказал незваный гость и вышел из квартиры.
Всю ночь Травников беспробудно пил, шляясь по своему району, горланя песни, цепляясь к одиноким прохожим. Из окон шипели мамаши, трудовой народ злился.
Регина отпустила кулак задержанного со сбитыми костяшками. Воспоминание растаяло, она вернулась в допросную комнату. Вызвала Архипова в коридор.
– Скорее всего, он – не наш клиент, – сказала она грустно.
– Это ещё почему? – сердито спросил Руслан.
Ревность – отличный мотив для такого эмоционального убийства.
– Он был у него накануне вечером, избил и ушёл. А потом всю ночь пил. Пусть Берёзкин в районе поищет свидетелей.
– Так, может, притворялся, а? Алиби себе устраивал. Дождался поздней ночи, вернулся и ножичком пырнул. Не, пусть посидит пока.
Регина пожала плечами и ушла в архив. Работать хоть иногда всё-таки нужно.
Архипов смотрел ей вслед и улыбался. Скоро у них появится малыш. Нет, ну какой же он счастливый и удачливый человек – любимая женщина, долгожданный ребёнок, что ещё нужно в жизни? Всё остальное – ерунда. Однако улыбка быстро стёрлась с его лица. Хмурый Берёзкин спешил к нему по коридору.
– Ну, я её нашел, – сказал старший оперуполномоченный, как будто они только что прервали разговор, а теперь вернулись к нему.
– Кого ты нашёл? – спросил следователь.
– Хозяйку блокнота. Того, рыжего.
– А, понятно. Как нашёл?
– Да там ничего сложного. По записям в блокноте прошёлся, пара звонков, и готово. Рыбка – в аквариуме, – хохотнул старший оперуполномоченный.
– И где она? – спросил Архипов.
– У нас в кабинете, – махнул он рукой в сторону. – Пошли поговорим.
В кабинете оперативников на стуле у стола Берёзкина сидела блондинка, лет восемнадцати, не больше. Ногу закинула на ногу, маникюрные ноготки барабанили по столешнице.
– Наконец-то! Долго меня ещё будут здесь держать? – капризным голосом спросила хозяйка блокнота.
– Вас не держат, а пригласили для беседы, – сказал Архипов, садясь за стол Берёзкина. Старший оперуполномоченный сел поодаль.
– Ну, так беседуйте! У меня дел полно.
– Ваш блокнот нашли в квартире Льва Амурского. Как он там оказался? – спросил следователь, предъявляя улику.
Девица равнодушно посмотрела на пододвинутый к ней блокнот.
– Во-первых, я его поклонница, Льва Амурского. Во-вторых, вы что маленькие? – спросила блондинка, оглядывая двух мужчин, качая головой, приподняв одну нарисованную бровь. Тоже мне!
– Конкретнее, – строго сказал Берёзкин.
– У нас была с ним связь, – сказала молодая девушка, задрав подбородок не то с вызовом, не то с хвастовством. Мол, вот я какая!
– Какого рода? – всё также строго спросил старший оперуполномоченный, не вдаваясь в нюансы интонации блондинки.
– Интимного рода, – злясь, ответила девушка. Нарисованные брови собрались у переносицы.
– Ты давай тут не ерепенься, слышь, пергидрольная. Отвечай по существу. Когда была? Как попала в квартиру? Что там делала? Я понятно говорю? – с угрозой в голосе спросил Берёзкин.
– Понятно, – ответила девушка. – Нечего мне рассказывать. Лёвушка позвонил, пригласил в гости, я и приехала.
– Когда это было? – уточнил Архипов.
– В пятницу.
– Так. Дальше что?
– А что дальше? Или мне нужно вам про всё, что ночью было, рассказать? – спросила блондинка, качая ногой.
– Что-нибудь необычное было? – спросил следователь.
– Вы про позы спрашиваете?
– Тьфу ты, Господи! – сказал Берёзкин, встал и вышел из кабинета.
– Чё это с ним? – спросила девушка.
– Не обращайте внимания. Может, кто-нибудь приходил или звонил, когда Вы были в гостях у Амурского? – вежливо спросил Архипов, изображая доброго полицейского.
– Никого было. Это был романтический вечер. Свечи и всё такое, – глаза хозяйки утерянного блокнота затуманились. – А утром Лёвушка опять набросился на меня, мы начали целоваться, но нам помешали на самом интересном месте.
– Кто? – оживился следователь.
– Пришла какая-то тётка с чемоданом и радостно заявила "Я ушла от мужа! И эклеры к чаю купила. Ты рад?", а потом увидела меня, и вся радость улетучилась. Ха-ха-ха!
– Как она выглядела?
– Ну, такая, ничего себе, для её возраста. Свежая кожа, следит за собой, чёлка, лицо немного вытянуто – как у лошади. Ой, вспомнила! Лёвушка назвал её Олесей. Так и сказал: "Олеся, я ведь тебя не просил бросать мужа. Мы просто вспомнили детство, только и всего".
– А она что?
– Влепила ему пощечину и ушла.
Архипов проводил подружку погибшего до выхода, попросив не уезжать из города. Вышел на улицу, перекинулся парой фраз со знакомыми операми. Вечер опустился на Старград, солнце садилось, окрашивая немногочисленные облачка в розовый цвет. Берёзкин куда-то запропастился, зато на горизонте появилась Регина.
– Я еду к матери Травниковой. Ты со мной или домой? – спросил Архипов.
– А ты не голоден? – вопросом на вопрос ответила Ростоцкая.
– Нет. Нужно найти Травникову, как можно быстрее. Слишком много ниточек тянется к ней.
– Тогда поехали, – согласилась Регина, усаживаясь на переднее сиденье автомобиля.
Мать Олеси, бывшая учительница Елизавета Петровна Волощук жила в небольшой квартире. Грузная женщина встретила их с тревогой в глазах, морщинистой рукой схватилась за грудь в области сердце, осела на табуретку в тесной прихожей, когда узнала, что они пришли просто поговорить о пропавшей дочери. Потом надела очки на кончик носа и внимательно изучила их удостоверения личности.
– Извините меня. Я уж подумала, что вы с плохими новостями. Испугалась. Знаете, не могу до неё дозвониться третий день. Проходите в комнату, – пригласила она гостей и провела в чисто убранное помещение со старым телевизором, с сервантом, с диваном, с круглым столом посередине, с множеством школьных фотографий на одной стене и пыльным ковром – на другой.
– Когда Вы её видели в последний раз? – спросил Архипов, усаживаясь на стул.
– В пятницу вечером Олесечка пришла расстроенная, с чемоданом. От мужа, говорит, ушла. Я к ней "Что да как? Ударил тебя? Изменил?", а она молчит. А сама всю ночь