А как же я?! На Андрея, получается, смотреть больше не стоит?! Господи, ну что же это за судьба такая у меня — стоит только положить глаз на парня, только подумать о нем, как эта гадина Валька тут же его отбирает!? И почему я родилась такой неудачницей?!.
Неудачницей? Что ж, ладно… Мы еще посмотрим, кто из нас неудачница! Я решила охмурить Андрея — и я это сделаю! Если Валька положила на него глаз — тем хуже для нее! Она еще поплачет у меня горючими слезами! Она еще узнает, каково это — когда лежишь без сил от горя и ничего не желаешь! Пусть она почувствует эту черную, тяжелую тоску у себя в груди, которую хочется и невозможно выплакать! Может быть, Андрей со мной не останется… Это будет короткая интрижка… Ну и пускай! Я не собираюсь за него замуж. Просто поссорю их с Валькой — и отойду в сторону! Макс уже узнал, каково это, когда тебя предают! Узнают и эти двое!
Я выдохнула и села. Слушать воркование этой парочки было невозможно, но сидеть тут и знать, что они любезничают под боком, оказалось еще худшим удовольствием. Подумалось: «А вдруг они вслух издеваются надо мной?» Сидят и смеются над глупой Надюшкой, которая ничего этого не слышит? Мне необходимо знать, что там происходит… Хотя бы для того, чтобы как следует отомстить!
Я снова выбралась на чердак. Притаилась, чтобы не издавать лишних звуков.
Эти двое ничего не говорили. Целовались — в очередной раз. Потом, наконец, разлепились, и до меня донесся голос Андрея:
— Может, все же на Широкое?
— Да ну, так далеко! Просто искупаться можно и в карьере.
— Ладно, значит, на карьер. Давай в двенадцать. Хорошо?
— Договорились.
Договорились! Я тоже там буду. И уже знаю, что сделаю…
В полдень следующего дня градусники снова показывали плюс тридцать, и не купаться было невозможно. На карьере — а он находился в пятнадцати минутах ходьбы по дороге в противоположную от станции сторону — я застала не только Андрея и Вальку, но и всю поселковую молодежь.
Дэн с друзьями, расположившись на пестрых покрывалах, занимали половину пляжа: от пацанов, как обычно, шел дым, запах пива и вопли: «С бубей ходи!» или «А на-ка десятку!». Увлеченная игрой, компания не обращала ни малейшего внимания на разлегшуюся рядом Катьку. Та, судя по призывной позе, микроскопичекому купальнику с блестками и не по-пляжному густому макияжу, оказалась возле Дэна отнюдь неспроста. Она откуда-то притащила прошлогодний журнал «Оффисьель» и пыталась читать его, изображая из себя вальяжно-независимую даму, которой нет ни до кого дела. К сожалению, это у Катрин не получалось: оводы не позволяли. Каждые полминуты неудавшаяся гламурница переворачивалась на другой бок, судорожно дергала попой или отмахивалась ногой от жирных кусачих мух. «Катька! Катька-а-а-а! Иди к на-а-а-ам!» — орала Кислая, висевшая на железной балке, которая торчала над карьером. На Кислой было абсолютно мокрое синее платьишко: видимо, разгуливать в трусах она уже стеснялась, а настоящий купальник пока что не завела. В воде резвились несколько мелких пацанов: они забирались на спины друг другу и прыгали в воду, создавая массу брызг. Потом один схватил Кислую за ноги, и она с визгом плюхнулась в воду. «Хватит брызгаться, в конце концов!» — недовольно закричала Елкина. Она уже минут десять боязливо пробовала водичку ногой, но окунуться так и не решалась. Елкин, изнемогая от жары, сидел на берегу в обнимку с шерстяным Василием: караулил «сыночка».
Вальку и Андрея, резвящихся на середине карьера, я заметила почти сразу же. Еще до них в глаза мне бросился Макс. Он стоял на мелком месте, спиной ко мне, по пояс голый и такой неожиданно красивый. Мне показалось, что он светится. Что он главная фигура в этой композиции. Что остальные купальщики — только фон для него. Что если сейчас снять карьер вместе с пляжем, а потом показать кому-нибудь фотографию, то этот кто-то непременно первым делом обратит внимание на Макса. «Смотрите, какие руки, какие плечи, какая спина! — заметит загадочный зритель. — Кто бы мог подумать, что Максим такой спортивный! Ему, наверное, ничего не стоит пятьдесят раз отжаться от пола!»
Я одернула себя. Что за дурацкие мысли?! Макс считает меня смешной, нелепой. Макс не смотрит на меня как на девочку. Макс предпочел Вальку. Впрочем, теперь он, конечно, жалеет об этом. Но я не собираюсь заниматься благотворительностью, не собираюсь дружить с парнем по остаточному принципу: «Эта отшила, тогда пойду с той!» Пускай Макс продолжает делать вид, что его не бросали, что он доволен жизнью, что все классно. У меня есть занятия поважнее, чем пялиться на него!
Валькина, Андреева и Максова одежда лежала на одном покрывале: три футболки — одна с поросятами и две с какой-то футбольной символикой — и трое джинсов: одни мелкие, с махрами, кое-где полопавшиеся, вторые — светло-синие, изрезанные, третьи — почти новенькие, черные. Андреевы. Они-то и нужны мне.
Дождавшись, когда никто из троицы не будет смотреть в мою сторону, я быстро присела и сунула в карман черных штанов записку. Сразу же поднялась. Уф, кажется, не заметили! В который раз за лето мне приходится подбрасывать фальшивые любовные записки? Уже и со счета сбилась…
В послании Андрею, написанном почерком, очень похожим на Валькин (несколько лет дружбы не прошли даром: мы научились не только разбирать почерки друг друга и имитировать их), содержалось приглашение на свидание. «Твоя единственная» — гласила подпись внизу письма. Андрей не должен был сомневаться, что его зовет Валька! Надеюсь, он как можно дольше будет принимать меня за нее: и после первого поцелуя, и после второго… Я постараюсь успеть сделать с ним как можно больше всяких безобразий, чтобы факт измены оказался бесспорным, чтобы их любовь дала как можно более глубокую трещину! Для того чтобы не разоблачили — стану молчать. И абсолютная темнота будет мне в помощь: ведь супер-пупер-экстремальное свидание пройдет не на скамейке под луной, а внутри Петровичева погреба!
Дабы не вызвать ни у кого подозрений насчет цели посещения карьера, я залезла в воду и сплавала к другому берегу, а потом обратно, стараясь держаться как можно более независимо и не обращать внимания на своих бывших знакомых. Впрочем, то ли мне показалось, то ли Макс в какой-то момент окликнул меня, бросив: «Привет, Надя!» Валька тоже зачем-то махала рукой — издевалась, наверно. Я сделала вид, что не замечаю их обоих. Потом Андрей обрызгал меня водой. Я посчитала это хорошим признаком, но приближаться не стала, чтобы не раскрывать раньше времени своих планов, и вообще вела себя так, как будто бы знать не знаю всю эту троицу. Напряглась по старой памяти, услышав взрыв хохота и улюлюканье за спиной, но, обернувшись, успокоилась: это мальчишки издевались на Кириллом, который пытался плыть с куском пенопласта, являвшегося, по мнению пацанов, собачьей какашкой. Когда с таким же плавсредством в воду вошел Елкин, ребята только непонимающе переглянулись. Я посмотрела на берег: Василия уже обнимала его сохнущая «мама».