сильно болела, но ощущение беспомощности накатило внезапно. Нельзя мне болеть. Я становлюсь сентиментально-чувствительной дурочкой.
Я никому не нужна. Папа как будто уехал специально за несколько дней до болезни. Подруга занята другими делами, и я ей нужна только, когда буду здорова. Даже Ромео плевать, что я тут подыхаю. И один единственный человек, кто проявлял хоть какой-то интерес к тому, жива ли я, тоже больше не появится. Мне же надо было все испортить. Что я за сволочь неблагодарная. Из-за каких бы целей он не приехал, но он приехал.
Ты должна извиниться. Свербит в ухо ангел.
Да-да и открой уже ворота в свою мастерскую. Поддакивает дьявол.
Может, удержусь. Но он как будто и вправду переживал.
Беру телефон и пишу сообщение. Смотрю на время. Шестнадцать тридцать семь. Он, наверное, на работе. И когда прочитает - неизвестно. Лучше позвонить и извиниться. Набираю его номер и жду, когда ответит. Большая вероятность, что он сейчас занят, но я не спешу. Позже схожу в душ.
- Алло, - вместо хрипловатого низкого голоса слышу мелодичный женский. Который уже там ржет считая, какая в списке. - Марк сейчас в душе, что-то передать?
26. Алиса
- Марк? - Душу в горле желчный комок. Какого черта?! - Мне нужен Владимир или я не туда попала?
На ходу придумываю отговорку, чтобы выглядело все правдоподобно.
- Нет, не туда, Гаечка, - выговаривает последнее слово особенно тягуче. Я хотела схитрить, а сама лоханулась. И о том, что мой номер записан в его телефоне, я не подумала.
Просто отключаюсь. Кривошипно-шатунный механизм. Что может делать мужчина в душе, если по его телефону отвечает молодая девушка? Я сама предложила ему забыть меня и стереть номер. И, если номер он не успел удалить, то меня забыл уж точно. Почему тогда меня выворачивает от одной мысли, что он был с кем-то? Вот так. Быстро. Даже не переживая, что его желание не исполнилось. Значит, не так сильно и хотелось.
Горячие слезы текут по щекам. Теперь я точно никому не нужна. От открытия слезных протоков, нос моментально закладывает и я уже похожа на мумию, закутанную в плед. Сворачиваюсь клубком на боку и думаю, что делать. Давно мне не было так плохо. Морально и физически одновременно. Ничего не хочу. Ни в душ. Ни есть. Ни пить.
Истерика - странная вещь. Она быстро начинается, но закончить оплакивать себя же крайне сложно. Я - самый дорогой человек у себя. И пожалеть второе я, когда плохо, - это любимое дело.
Спустя не знаю сколько времени слышу тихое вибрирование телефона. Неужели кто-то обо мне вспомнил. Вытягиваю руку из-под пледа и беру в руку телефон. Горыныч. Что за странную кличку придумала? Лучше бы назвала Маньяк. Похотливый маньяк, под личиной врача. Бред. Но имя надо сменить.
- Да, - тихо отвечаю.
- Гаечка, скажи мне, как ты себя чувствуешь, и я не буду больше ничего спрашивать. - Бодрым веселым голосом как после полуденного секса.
Просто сказать «хорошо». Но нет.
- Быстро нашел того, кто согласился и не выпендривался?
- Что? – откашливается он. Ага, так работал поршнями, что одышка прихватила.
- Ничего.
- Кого нашел? Ты о чем говоришь?
Боже, какие мы невинные и безупречные.
- Ту, что ждала тебя из душа и принимала звонки. – Скидываю с головы плед, потому что дышать уже под ним жарко.
- А ты звонила? – Прям чувствую, как растягивается в улыбке. Несмотря на то, что я говорила до этого.
- Нет, я ошиблась номером.
- Подожди. - Молчит секунд двадцать. - У меня нет твоего номера во входящих.
О, так кто-то еще их и стирает.
- Это не ко мне вопрос, а к тому, кому ты доверяешь свой телефон.
- А ты что, ревнуешь?
- Нет, не люблю, когда трахаются с одной, а потом звонят другой. Надеясь проехаться за вечер по всем.
- Что она тебе сказала? – меняется в голосе и спрашивает уже серьезно.
- Что ты в душе.
- А она не сказала, что она директор по маркетингу и принесла отчет за месяц по своей работе.
- Она была немногословна. Передала только суть.
- Что ты хотела мне сказать, когда звонила?
- Я уже передумала это говорить.
- Я тебе всё объяснил, оправдываться не буду. Если тебе так противно со мной говорить, то я буду только звонить и спрашивать, как твое здоровье. Ты так хочешь?
Истерика, которую я вроде бы усыпила, решила устроить повторное повышенное выделение из глаз особой секреции. Я бы на его месте тоже уже психанула. Кажется, вдобавок с болезнью начинается пмс и я становлюсь стервой восьмидесятого уровня.
- Алиса! Чего молчишь?
- Марк, - шмыгаю носом, - прости, что наговорила тебе утром. Я, правда, благодарна, что ты заехал вчера и что волнуешься.
27. Алиса
- Извинения приняты, ты что там, плачешь?
- Нет, - пытаюсь выровнять голос, но он все равно дрожит. Теперь меня уже точно непробиваемой не назовешь. Узнал мою слабость – всплакнуть наедине. - Просто холодно. Сейчас надену что-нибудь еще.
- Может приехать к тебе? Хорошенько разогреть и растереть, чтобы ты пропотела и выздоровела, наконец. - Мурлычет мартовским котом.
Опять что ли? Я же болею. Или чуть дала слабину и он готов к труду и поту.
- Мне показалось, что я увидела вчера другого человека, не помешанного на сексе.
- А что я такого сказал? Растереть и согреть. Если тебе холодно.
- Подтекст был совсем не лечебный.
- Чтоб ты знала, секс способствует увеличению выработки антител на тридцать процентов, а они укрепляют иммунитет и помогают победить болезни.
- Сам придумал?
- Была у меня одна медсестричка, много чего полезного рассказала. И что плохого в сексе?
- Одержимость им. Вот что плохо. Только об этом и думаешь.
- Ты девственница, что ли? – спрашивает прямо. Как будто от этого что-то бы поменялось.
- Нет.
- Тогда я не понимаю, что плохого в сексе и одержимости им. Если я нравлюсь девушке, а она мне. Это задумано природой вообще-то. Физиологически.
- А ты не думал, что ты, может быть, девушке не нравишься?
- Уж, поверь, я думал об этом. И девушка сейчас врет. Себе в первую очередь.
- Да тебе же все равно на