— Печать Дракона. Я читал о ней в древних свитках. Только она может вместить в себя всю ярость драконьего пламени. Но она никогда не применялась к эльфам, ею пользовались лишь драконы, обучая своих детёнышей. Я даже не знаю, что может произойти, если вы её примените! Мастер Груммботт её знает, он специалист по древним Печатям и манускриптам. Только он сможет вам помочь.
— А какой у меня выбор? Я чувствую, что огонь уже старается вырваться наружу, я сдерживаю его изо всех сил! И что там ещё за ученический договор?
— Договор ученика, дает полную власть учителю над своим учеником. Его нельзя нарушить, его нельзя разорвать, это не простая бумага с вашими подписями, это магия. И если сторона, подписавшая договор, не выполняет обязательства, указанные в Договоре, то он убивает нарушившего. Были случаи. Так что советую вам очень хорошо подумать, ваше величество.
— Да тут думай, не думай, деваться некуда. Скажите этому гоблину, что я согласен.
Эримиэль облегчённо вздохнул, и отправился к остальным, донести до них радостную весть. В это время недомерок распекал Нарви.
— Бестолочь, тролль безмозглый! Что это ещё за фокусы с туманом? Как был дешёвым комедиантом, так и остался! Твои фиглярские приемчики с настоящим противником не пройдут! Если бы этот ушастый использовал огненный взор, он бы тебя мгновенно обнаружил, и ты бы не смог мгновенно переключиться с тумана на защиту, а два заклинания одновременно держать ты так и не научился! Мало я тебя палкой бил, мало!
На Нарви лица не было. Он то краснел, то бледнел, и чувствовал себя явно крайне неуютно.
— Его величество согласен на подписание Договора Ученика, — громко, чтобы остановить разошедшегося гоблина, сказал Эримиэль.
— Согласен? — мгновенно, как кошка, развернулся ко мне коротышка, — Вы сознаёте все последствия своего поступка?
— Да, сознаю. У меня нет другого выбора. Где подписывать? — решил я не тянуть кота за причиндалы.
— Вот здесь, — в руках гоблина как по волшебству появился свиток, который он вытащил из деревянного, покрытого красной краской, тубуса, и маленькая, переносная чернильница.
— Одну минуту, я должен прочесть Договор, — Эримиэль взял из рук гоблина свиток, развернул его, и вчитался в него. Я заглянул через плечо Профа, но не разобрал ни единого слова. Договор был написан на языке, которого я не знал. Придётся довериться профессору в этом вопросе, он у нас полиглот, и знает множество языков.
— Всё в порядке, ваше величество, можно подписывать, — тщательно изучив документ, кивнул мне Эримиэль.
Всё. Подписи поставлены. Мосты сожжены.
— Ну, и что дальше?
— А дальше, мой юный ученик, тебя ждет тренировка, которую ты запомнишь надолго.
Гоблин растянул в улыбке лягушачью пасть, полную мелких, но острых зубов, и меня передёрнуло. Эта улыбка точно не сулила мне ничего хорошего.
Глава 5. Ситана
— Заходи, открыто!
Даже не взглянув в сторону двери, Ситана продолжала резкими маховыми движениями править кинжал. Свободной рукой она оттягивала зацепленный за крюк в стене кожаный пояс.
— Дара Ситана! Дара Ситана!
— А, это ты, Глим! — отпустив ремень, Ситана осмотрела клинок и только тогда повернулась к запыхавшемуся гному.
Похоже, Глим всю дорогу бежал. И бежал издалека.
— Ваш отец… я хотел сказать, мастер Груммботт…
— Что с ним? — подскочила гнома.
— С мастером Груммом все в порядке! Дар Нарви сказал… сказал, беги Глим, беги скорей… приведи дару Ситану! Только она может… спасти…
— Кого? Отдышись!
— Короля! Короля Тиларина! — Глим закашлялся и, наконец, через силу выдавил: — Тренировка…
— Тренировка? — нахмурилась Ситана. — И что?
— Дар Нарви сказал, он его убьет. Или случится война. Или…
— Пошли!
Отправив кинжал в ножны, гнома развернулась к двери. Следом, подстраиваясь под ее широкий шаг, засеменил Глим, но остановившись, схватился за бок:
— Я, это, лучше здесь подожду…
Где находился тренировочный зал, Ситана знала отлично: это было первое, что она осмотрела, когда они с отцом вчера вечером прибыли в замок. Пройти всего несколько коридоров и дальше вниз, вниз…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Двери тренировочного зала были распахнуты — и ни единого звука. Бесшумно приблизившись, гнома осторожно заглянула.
Отца здесь не было точно, короля и подавно, только на полу, опустив голову, сидел какой-то длинноухий. Страшно тощий и в мокрой от пота одежде. Он попытался встать, но словно неведомая сила потащила его куда-то вбок, и он со стоном завалился на каменный пол.
***
Дайте мне умереть… Десятью кругами по залу дело не ограничилось. Ещё я качал пресс, держал в вытянутых перед собой руках по камню, находясь в позиции полуприседа. Кажется, что-то подобное я видел в старых китайских фильмах про шаолиньских монахов. Потом опять десять кругов, потом… А потом я не помню. Я просто выпал из реальности. Ноги передвигались абсолютно механически, голова вообще не участвовала в процессе. Как сквозь толстый слой ваты до меня донёсся голос моего мучителя:
— Всё, на сегодня тренировка окончена. Приведи себя в порядок, а то ты похож на дохлую, мокрую крысу! И не забудь, что через три часа у тебя ещё один урок, по теории некромантии! Понял, дылда ушастая?
Я с трудом поднял голову, и кивнул. Говорить у меня уже не было сил. Гоблин-садист мерзко ухмыльнулся своей лягушачьей пастью, и вышел из зала, с грохотом захлопнув за собой двери. Я в изнеможении рухнул на пол, прислонившись спиной к восхитительно-прохладной, каменной стене.
Зачем я на это подписался? А что мне оставалось? Прежде, чем мастер Груммботт взялся за меня всерьёз, он таки снизошёл до моего уровня, и объяснил, что он будет со мной делать, и зачем. Ну, хоть за это спасибо.
Договор Ученика подписывали только в самом крайнем случае, когда нужен быстрый результат, в моём случае это овладение Печатью Дракона. Желающих идти на такие издевательства находилось мало. По сути, ученик превращается в раба, и обязан беспрекословно подчиняться учителю. И неважно, король ты, или последний нищий. Договор — священен, и нарушать его нельзя. Он считается выполненным только тогда, когда учитель подпишет его ещё раз, там есть что-то вроде акта о выполненной работе, как мне сказал Проф, и завизирует его каплей своей крови. Как будто договор с дьяволом заключаешь, только у дьявола сначала плюшки, а потом адское пекло, а здесь наоборот.
А зачем столько мучений в тренировочном зале? Тут все оказалось просто. Моё хилое тело не в состоянии удержать в себе даже простую печать огня. Это тяжело чисто физически, хоть печать и не материальна. Вот гоблин и решил меня таким образом "подкачать". Печать Дракона никогда не использовалась на эльфах. Ею пользовались только драконы, да и то толком никто не знает, как именно. Я сунулся было с этим вопросом к гоблину, на что тот в грубой форме посоветовал мне не совать нос, куда не просят, и не забивать свою тупую голову вопросами.
Да, ещё этот коротышка оказался мощным магом. Чтобы у меня не возникло ненужных иллюзий о моей силе, как он заявил, гоблин продемонстрировал мне кое-что из своего арсенала. Для этого нам пришлось выбраться из дворца, и отъехать на достаточное расстояние, в безэльфную местность. И он показал, да так, что я до сих пор под впечатлением. Мастер Груммботт не разменивался по мелочам, нет. Он предпочитал оружие массового поражения. Кислотный дождь, вызванный им, выжег участок, размером в десять футбольных полей, и для того, чтобы скастовать это заклинание, ему понадобилось не больше нескольких секунд. Этот дождь не был самым страшным заклинанием из его арсенала, но гоблин не стал больше ничего демонстрировать, заявив, что не хочет раньше времени уничтожать столицу. Может быть, позже… Чувство юмора у него тоже было, э-э-э… специфическое, и крайне чернушное.
Чёрт, надо в конце концов собраться, и попытаться встать. Вот только ещё пару минут отдохну… Тихий шорох раздался от входа в тренировочный зал, и я повернул голову, опасаясь, что мастер Грумм передумал, и вернулся, чтобы ещё немного меня помучить. Но это оказался не он. Это была гнома. А она симпатичная! И вовсе неправда, что гномки страшные, толстые и бородатые. Среднего роста, ну, по моим меркам, конечно, и похоже, что на полголовы выше того же Нарви, фигуристая. С длинными, забранными в хвост, каштановыми волосами и серьёзными серыми глазами на очень милом личике.