Читать интересную книгу Повести и рассказы - Аркадий Аверченко

Громов отыскал глазами лица двух своих друзей и кротко, печально им улыбнулся: так улыбались христианские мученики, вытолкнутые в дверь на арену цирка, перед пастью тигра...

В глубоком отчаянии, пошатываясь, вышли оба друга в коридор, не в силах будучи вытерпеть этого зрелища.

- Клинков! - простонал Подходцев. - Ведь это что же?!!! Катастрофа?

И сердце Клинкова подсказало ему единственно возможное утешение:

- Ничего, Подходцев. Она уже старая; может быть, скоро умрет.

А из зала неслись крики "ура" ликующих от неизвестной причины гостей и стучали бокалы, как комья земли, осыпавшиеся на отверстую могилу кроткого, доброго Громова.

На улице светало. Было сыро. Было холодно.

Глава XVIII

ПОХОРОНЫ ГРОМОВА. СЕМЕЙНОЕ ВОРКОВАНИЕ

Читателями уже, вероятно, замечено, что автор по складу своего характера с большим удовольствием обращает взор свой на яркие, солнечные стороны жизни, избегая теневых печальных сторон.

Именно поэтому история женитьбы Громова освещена только вскользь - до того это было грустное, мрачное событие...

На бракосочетание беднягу вели, как на казнь, и сходство это еще усугублялось тем надежным зловещим эскортом, которым был окружен жених: по бокам сивый старик - отец невесты - и развязный брат, сзади - тетка, говорившая таким густым басом, что даже бесстрашный Подходцев поглядывал на нее с некоторым уважением...

Свадебный пир больше напоминал погребальную трапезу, жених сидел около невесты, как придавленный дубовым бревном, а Клинков и Подходцев, молча, вливали в себя вино непрерывной струей, но не пьянели...

На средине пира Клинков встал и произнес двусмысленный тост, пожелав невесте долголетия:

- Дай бог, - дрожащим от искренних слез голосом возгласил он, - чтобы вы, дорогая Евдокия Антоновна, прожили много-много лет, так... года три-четыре.

- Значит, вы хотите, - мрачно возразил развязный брат, - чтобы моя сестра умерла через три года?

- О, дорогой Павел Антонович, - с готовностью ответил Клинков, - я ведь основываюсь на возрасте.

Чтобы замять этот разговор, кто-то из гостей поднял бокал и крикнул:

- Горько!

- А еще бы! - подхватил угрюмый Подходцев. - Правильно сказано, многоуважаемый Семен Семеныч! Еще бы не горько.

- Я не Семен Семеныч, а Василий Власич, - поправил аккуратный гость.

- Что вы говорите! Никогда бы не сказал по первому впечатлению! Итак, господа, - горько! Очень горько!

- Поцелуй жениха, - подсказал невесте Василий Власич.

Подходцев прорычал:

- Так ему и надо - не женись!

Поднялся шум, крик, чем Подходцев и Клинков, раздраженные, со слезами бессильного бешенства на глазах, и воспользовались, чтобы скрыться, а родственники еще плотнее обсели бедного кроткого Громова, - так что он, затертый ими, как бриг северными льдами, накренился на бок и тихо примерз к своей съеденной молью невесте.

Прошло три дня со времени этого тяжкого бракосочетания... Все это время унылый муж бродил по комнатам, насвистывал мелодичные грустные мотивы, хватался за дюжину поочередно начатых книг и даже "прижимался горячим лбом к холодному оконному стеклу", что по терминологии плохих беллетристов является наивысшим признаком скверного душевного состояния.

Вечером третьего дня Громов вышел в переднюю и стал искать свою шляпу.

Сзади послышалось воркование жены:

- Куда ты? Куда ты, моя куколка?

- К товарищам пойду.

- Какие там еще товарищи? Какие такие еще товарищи?

- Разве вы не знаете их, Евдокия Антоновна? Мои друзья. Клинков и Подходцев.

- Что-о? Идти к этим пьяницам и пошлякам, которые позволяли себе говорить обо мне такие гадости?!

Громов поднял на нее кроткие, молящие голубые глаза:

- Я просил бы вас, дорогой друг Евдокия Антоновна, не обижать моих товарищей. Мне это очень больно...

- Подумаешь, нежности какие! Две подозрительных личности, без всякого налета аристократизма - да я же еще должна молчать... Не пущу я тебя к ним!

Голос Громова сделался еще тише, еще музыкальнее:

- Очень прошу вас, не удерживайте меня. Мне очень нужно.

- Зачем?! Пьянствовать?

И совсем тихо, будто проглатывая что-то жесткое, пролепетал Громов:

- В наших отношениях это было не главное...

- А что же, что было главное? Что они издевались над тобой да жили на твой счет - это главное?

Голубые, сияющие добротой глаза Громова как-то потемнели, сузились. Он сделал усилие, проглотил что-то жесткое, царапавшее глотку, и вдруг бешеный звериный рев, как гром небесный, исторгся из груди его:

- А-а, рр-р-р!!! Заткни глотку, старуха, или я тебе заткну ее раз навсегда этим зонтиком!! Голову отгрызу тебе зубами, если еще раз пикнешь что-нибудь о Клинкове и Подходцеве!! Поняла?

У Громова было такое лицо, скрюченные руки его с такой экспрессией протянулись к горлу Евдокии Антоновны, что она, бледная, в предсмертной тоске, тихо попятилась к вешалке и забилась там между пальто и накидками.

Молчали оба долго.

Потом она, выглядывая из-за какой-то ротонды, прохрипела тихо и подавленно:

- С ума ты сошел, что ли?

- Еще нет! Скоро сойду, вероятно... Ты! Ты, как ведьма, вскочила на меня, оседлала, дала пинка, и я побежал, подстегиваемый твоим сивым старикашкой-отцом и каторжным братом... Что ж... (он криво улыбнулся) я побегу... Я уже человек погибший... Но если ваши нечестивые уста скажут хоть слово о Подходцеве и Клинкове - я тебя сброшу с себя, а твоего старичка и братца исковеркаю, как пустую коробку из-под спичек. Поняла?

- Ты... нас... хочешь... убить? - пролепетала Евдокия Антоновна трясущимися губами.

Но Громов был уже спокоен, как летняя зеркальная вода на реке. Глаза его сияли по-прежнему, а тихая улыбка застыла, на пухлых губах.

Он почистил рукавом шляпу и благодушно сказал:

- Итак, значит, дорогая Евдокия Антоновна, я пойду к Подходцеву и Клинкову и вернусь поздно вечером. К ужину меня не ждите.

Она вышла из-за вешалки и, цепляясь за его рукав, пролепетала:

- Скажи... ты часто так... будешь уходить?

Глубокая гнетущая печаль покрыла темным крылом лицо Громова.

- О, нет... Это, вероятно, последний раз. Я для них человек конченый для чего я им? Я бы и сейчас не пошел, если бы Клинков не был сегодня именинником.

Он грустно улыбнулся.

- Каждый год он добросовестно об этом забывал, и каждый год я ему напоминал об этом... Напомню в последний раз.

И через минуту его легкие шаги и печальный свист послышались уже внизу лестницы.

Евдокия Антоновна долго стояла у вешалки, сжав голову руками, будто сдерживая вылезшую из невидимого тюфяка паклю бесцветных волос, и о чем-то напряженно, мучительно думала...

Глава XIX

КЛИНКОВУ УГРОЖАЕТ ОПАСНОСТЬ

Клинков и Подходцев занимали в гостинице большой угловой номер с двумя кроватями. Квартиру, в которой жили все трое, сейчас же после свадьбы Громова оставили, мотивируя это тем, что в ней "трупиком пахнет".

Причина была несколько иная: просто каждый угол, каждая вещь напоминала о безвозвратно потерянном друге, и эти воспоминания давили обоих друзей, дышали прямо в лицо могильным запахом.

В новой обстановке дышалось легче.

Клинков, дождавшись сумерек, затопил камин и уселся перед ним в кресле, приняв позу самого безнадежного отчаяния. Подходцев, вытянувшись во весь свой длинный рост, лежал на диване.

Беседа, конечно, шла о Громове.

- Но ведь может же он ее бросить? - глядя застывшим взором на красные уголья, пробормотал Клинков.

- Не бросит, - отвечал Подходцев.

- Ради нас даже?

- Не бросит.

- Однако ты же вот разошелся с женой.

- Я - дело другое. А его эта трясина засосет... медленно, но верно. Такой уж он человек.

- Такое у меня настроение, - прошептал Клинков, - что хочется биться головой об стенку.

- Бедная, - вздохнул Подходцев.

- Кто?!

- Стенка.

- Ты всегда так плоско остришь?

- Только для тебя. Кесарево кесарю, как говорил Громов.

- Громовские шутки были во сто раз умнее.

Из полураскрытых по случаю жары дверей послышался голос:

- Раньше вы мне таких приятных вещей не говорили.

- Громушка, милый!! Пришел! Вспомнил о нас?!

- Можете же себе представить, как я вас люблю, если даже радости медового месяца не удержали меня около обожаемой жены.

И столько тоски слышалось в этой легкомысленной фразе, что сердца обоих друзей болезненно сжались.

- А жена твоя, как... - стараясь быть светским, спросил неуклюжий Клинков. - Здорова? Хорошо себя чувствует?

Громов отвечал самым серьезным тоном:

- Благодарствуйте, недурно. Кланялась вам. Может быть, навестите нас?

- Почтем за честь, - вежливо отвечал Подходцев. - Да некогда все, дела, знаете...

- Скажите! А вы чем сейчас заняты?

- Открыл богатое месторождение меди.

- Что вы говорите? Где? Далеко?

- Совсем близко. В голове у Клинкова.

- И много добываешь?

- Не очень. Место сырое, к сожалению. Водянка головы начинается.