сомнений в его намерениях быть не может. Еще и скалится, сволочь, словно личное что-то ко мне имеет. Был бы это автомобиль моего века, да на скорости под сотню — тут бы мне и конец пришел. Но — повезло, уже который раз за неполную неделю.
На то, чтобы спастись, у меня было не больше секунды, но этого хватило. Тело среагировало прежде, чем голова отдала приказ. Я сиганул в сторону отчаянным длинным прыжком, зачем-то выставив трость позади себя. Руку мою рвануло и тут же, не успел я еще приземлиться, раздался треск, грохот, скрежет железа по камню и, наконец, глухой удар. Я обернулся, не успев еще в полной мере осознать, что произошло, и увидел нормальную полноценную автомобильную аварию. Это не мое разбитое стекло на гонках, и не проломленная фанерка кузова той дамочки. Мобиль, еще секунду назад собиравшийся меня раздавить, замер, уткнувшись передом в чугунную тумбу фонарного столба. Весь перед был смят, из-под капота с шипением вырывались клубы пара. Одно из колес, правое заднее, лишившись всех деревянных спиц, катилось куда-то вниз по улице, а водитель, от удара вылетевший из своего аппарата, валялся на мостовой лицом вниз. Я кинулся к лежащему человеку, перевернул его на спину и стянул с его головы шлем с очками.
Вот черт! Передо мной лежал тот самый Клейст. Я прижал пальцем яремную вену: живой. Жаль, не убился, сволочь! Еще бы понять, в чём провинился перед ним Владимир Стриженов. Тем, что лучше ездит? Примитивная зависть Сальери к Моцарту или есть еще что-то? Кабы знать, может, и можно было бы прекратить эти дебильные покушения.
Но как Клейст, опытный гонщик, умудрился въехать в столб? Видать, моя выставленная в попытке защититься трость угодила как раз в спицы колеса. Может, в них уже были трещины, может еще что, но только они все раз — и сломались. Мобиль перекосило, он зацепил ступицей булыжник ну и вышло то, что вышло.
Прежде, чем попытаться обшарить карманы своего несостоявшегося убийцы, я огляделся по сторонам. На улице — никого, но вот в ближнем доме явственно дернулась занавеска. Вот ведь, наверняка наблюдают. И, конечно, обо всем доложат полиции. А поскольку человек я, благодаря газете «Ведомости», теперь известный, то случись какая пропажа, меня же и обвинят. Жаль, а я надеялся найти что-нибудь, что поможет мне разобраться в этой истории.
Я поднялся. Все, время упущено: вон, уже бегут люди. Скоро и представители властей подтянутся. Надо бы придумать, что говорить полиции. В смысле, был ли я чудом уцелевшей жертвой нападения или, все же, свидетелем катастрофы. Если я жертва, надо приводить доказательства. Людей на улице не было, а неудавшийся убийца спишет все на неисправность мобиля. И, заодно, в следующий раз будет действовать хитрее. А если свидетель — по-прежнему останусь для Клейста лохом и, пользуясь этой маской, смогу начать свою контригру. В общем, ответ очевиден.
Я успел вполне оправиться от пережитого, когда к месту происшествия подкатил мобиль. Особых знаков или расцветки на нем не было, но сидели в нем люди в форме. Они выскочили из мобиля и двое из них, не обращая внимания на Клейста, принялись бегать вокруг разбитой машины: осматривать, измерять, зарисовывать — в общем, делать все то, что полагается инспекторам ГИБДД. Третий же, очевидно, старший, подошел ко мне, коротко кинул ладонь к козырьку форменной фуражки и так же коротко представился:
— Охотин Вениамин Ильич. Старший инспектор дорожной полиции.
— Стриженов Владимир Антонович, — назвался я в ответ.
— Как же, наслышан, наслышан, — кивнул Охотин. — Вы нынче весьма известны, причем во всех слоях тамбовского общества. Буквально, от плебса и до самого высшего света.
— Увы, — поморщился я.
— Не любите лишнего внимания? — понимающе кивнул инспектор. — Но тут от вас ничего не зависит. Впрочем, мирская слава проходит скоро, если вы, конечно, не будете подпитывать интерес к своей персоне. Но давайте к делу.
Сразу к делу перейти не удалось: распугивая клаксоном зевак, подлетел еще один мобиль. Большой красный крест на борту явно определял его принадлежность. Из фургона выскочили люди в белых халатах с такими же красными крестами, вытащили носилки и побежали к пострадавшему.
— Оперативно прибыли, — отметил Охотин. — Подождите минуту, мне нужно переговорить с доктором.
И он быстрым шагом направился к медикам. Я последовал за ним.
— Добрый день, Марк Соломонович, — обратился он к одному из склонившихся над Клейстом врачей.
Тот сделал резкий жест — мол, обождите, — и продолжил свое дело. Но вскоре поднялся, дал команду своим помощникам, и те принялись осторожно перекладывать тело на носилки. Доктор же повернулся к нам.
— Добрый вечер, господа. Хотя добрым он является, очевидно, не для всех.
Он обратил внимание на меня. Пару секунд вглядывался, наморщив лоб, потом лицо его прояснилось.
— Стриженов Владимир Антонович. Так?
— Он самый, — подтвердил я.
— Очень рад знакомству, очень, — он протянул мне руку для пожатия. — Ах да, извините: Кацнельсон Марк Соломонович.
— Очень приятно, — пожал я руку доктора.
— Марк Соломонович, — донеслось от медицинского фургона. — пора ехать!
— Вениамин Ильич, — обратился доктор к полицейскому, — вы не подбросите меня к больнице? Разумеется, когда все здесь закончите.
— С удовольствием.
Кацнельсон обернулся к ожидавшим его коллегам.
— Езжайте, я буду позже, — махнул он рукой.
Санитары погрузились в мобиль и отбыли восвояси.
— Скажите, Марк Соломонович, что с пострадавшим? — спросил Охотин, доставая из кармана серебряный портсигар и закуривая.
— Ничего страшного, — ответил доктор. — сотрясение мозга средней тяжести. Повезло ему, даже ничего не сломал. От силы, недельку поваляется, и будет как огурчик. А если осложнений не случится, то и через пару дней встанет на ноги. Кстати, кто это?
— Выясним, — пожал плечами инспектор.
— Это Клейст Николай Генрихович, — вступил я в разговор.
— Вы его знаете? — тут же посерьезнел полицейский.
— Конечно. Это один из гонщиков Маннера.
— Так-так…
Охотин обернулся к своим подчиненным.
— Вы все осмотрели? Сидоров!
Немолодой полицейский с пышными усами а-ля Буденный подбежал, замер в двух шагах от начальства по стойке «смирно» и отдал честь.
— Так точно, господин старший инспектор!
— И что, по-вашему, произошло?
— Известно что, вашбродь, спицы колеса рассыпались. Тут поворот, видать не выдержали, вот и сломились. Ну а потом — сами видите.
— Рапорт составил?
— Вчерне, вашбродь. В участке перебелю и вам отдам.
— Хорошо. Тогда дождитесь грузовика, этот металлолом, — он кивнул на останки мобиля. — на свалку, а потом…
— Скажите, Вениамин Ильич, — перебил я его, — а что, хозяину этот мобиль уже не пригодится?
— Да вы ведь сами видите, что от него осталось.