— Действуйте, мой друг,— сказал с улыбкой Жоам Гарраль,— но только быстро! Мы пробудем в Табатинге всего один день, а завтра на рассвете отправимся дальше.
— Я не упущу ни минуты,— заверил его Фрагозо.— Только захвачу свои инструменты — и побегу!
— Бегите! И пусть монеты сыплются на вас дождем!
— Этот благодатный дождь никогда особенно не баловал вашего преданного слугу!
И Фрагозо убежал.
Минуту спустя вся семья, кроме Жоама Гарраля, сошла на берег, к которому жангада пристала вплотную. Путешественники поднялись по ступеням изрядно разрушенной лестницы, вырубленной в высоком берегу.
Якиту и ее спутников встретил комендант форта, который хоть и был небогат, однако, отдавая дань законам гостеприимства, пригласил их «откушать» у него в доме. По площади ходили взад-вперед солдаты гарнизона, а из дверей казармы выглядывали их жены, индианки из племени тикуна, с довольно невзрачными ребятишками. Поблагодарив за приглашение, Якита сама пригласила коменданта с женой позавтракать на жангаде. Он не заставил себя долго просить, и встреча была назначена на одиннадцать часов.
А пока Якита с дочерью, служанкой и, разумеется, с верным Маноэлем отправилась погулять в окрестностях форта, оставив Бенито улаживать с комендантом дела по оплате стоянки в порту и таможенных сборов, так как сержант был одновременно и начальником таможни. Закончив дела, Бенито собрался, как всегда, поохотиться в окрестных лесах.
Тем временем Фрагозо покинул жангаду. Но, вместо того чтобы подняться в форт, он отправился в деревню через овражек, тянувшийся справа и выходивший прямо на деревенскую площадь. Он рассчитывал на местное население Табатинги. Жены солдат, конечно, тоже были бы рады отдать свои головы в его ловкие руки, но их мужья не собирались попусту тратить рейсы на причуды своих кокетливых подруг. У туземцев же все было иначе. Веселый цирюльник прекрасно знал, что в индейской деревне и жены и мужья окажут ему самый радушный прием.
По обсаженной густыми фикусами дороге Фрагозо вышел в самый центр Табатинги. Едва знаменитый парикмахер появился на площади, как его тотчас заметили, узнали, окружили… У Фрагозо не было ни барабана, ни бубна, ни трубы, чтобы сзывать клиентов; не было у него и фургона с блестящими медными украшениями, яркими фонарями и зеркалами или громадного пестрого зонта — вообще ничего такого, чем привлекают толпу на ярмарках. У цирюльника было только бильбоке, но зато как ловко плясала в его руке невиданная игрушка! С каким искусством он насаживал головку черепахи, привязанную на шнурке вместо шарика, на шпенек, торчащий из ручки! С каким изяществом заставлял шарик лететь по точно рассчитанной кривой, которую, пожалуй, не могли бы вычислить даже математики, рассчитавшие знаменитую кривую, «по которой собака бежит за хозяином».
На площади собрались все местные жители: мужчины, женщины, старики и дети, в своей неприхотливой одежде: они смотрели во все глаза и слушали развесив уши. Веселый фокусник балагурил и нес разный вздор, наполовину по-португальски, наполовину по-индейски, поглядывая по сторонам с самым разудалым видом.
Он говорил то же, что кричат все балаганные зазывалы, предлагая публике свои услуги,— какая разница, выступает ли испанский фигаро или французский парикмахер? Та же самоуверенность, то же знание человеческих слабостей, те же немудрящие затасканные остроты, фиглярство и изворотливость. А туземцы смотрели и слушали с тем же изумлением, любопытством и доверчивостью, что и зеваки из цивилизованного мира.
Не прошло и десяти минут, как завороженные зрители столпились вокруг нашего Фигаро, устроившегося на площади в «ложе», то есть в лавчонке, служившей еще и кабаком.
«Ложа» принадлежала бразильцу, жителю Табатинги. Здесь за несколько ватемов[41] жители могли получить туземные напитки, чаще всего ассаи,— довольно густой ликер, изготовленный из пальмовых плодов, который пьют из куи[42].
Теперь мужчины и женщины спешили занять место на табуретке перед цирюльником, причем мужчины усердствовали не меньше, чем дамы. Ножницам Фрагозо приходилось бездействовать, ибо не могло быть и речи о том, чтобы остричь эти роскошные густые шапки волос. Но зато его гребню и щипцам, которые уже накалялись на жаровне в углу, предстояла немалая работа.
А наш мастер еще и подзадоривал толпу!
— Друзья мои! — кричал он.— Вы убедитесь, как прочна завивка, только не сомните ее, когда ляжете спать. Она продержится целый год, а ведь это самые модные прически в Белене и в Рио-де-Жанейро! Королевские фрейлины и те причесаны едва ли лучше! И обратите внимание — я не жалею помады!
Что и говорить, помады он не жалел! Правда, за помаду сходило обыкновенное топленое сало, к которому подмешивался сок душистых цветов; смесь застывала что твой цемент!
Воистину волосяные сооружения, созданные рукой Фрагозо, можно было назвать настоящими дворцами, в которых сочетались самые разные архитектурные стили. Локоны, кольца, завитки, косички, кудряшки, начесы, волны, штопоры, букли — всему находилось место. И никакой подделки: ни тебе накладных волос, ни валиков, ни фальшивых шиньонов! Волосы у туземцев не какая-нибудь чахлая поросль, истощенная частыми вырубками, это скорее густой лес во всей его девственной красе и силе. Однако Фрагозо не пренебрегал и украшениями: где-то добавит несколько живых цветов, где-то две-три длинные рыбьи кости, а то приладит медные или костяные побрякушки, принесенные ему местными щеголихами. Модницы времен Директории[43] наверняка позавидовали бы изысканности этих хитроумных причесок, уложенных в три, а то и в четыре яруса, и сам великий Леонар[44], пожалуй, преклонился бы перед мастерством своего заморского коллеги.
Вот тут-то ватемы и рейсы — единственные деньги, на которые жители Амазонки обменивают свои товары,— рекой потекли в карманы Фрагозо, который принимал их с явным удовольствием. Однако вскоре стало очевидно, что до наступления вечера он не успеет обслужить клиентов, которые все прибывали. У входа в «ложу» теперь толпились не только жители Табатинги: весть о приезде Фрагозо мгновенно облетела округу. Туземцы стекались со всех сторон: индейцы тикуна — с левого берега; майоруна — с правого; пришли и те, кто жил на берегах Кажуру, и те, кто поселился в деревнях на Жавари.
На площади выстроился длинный хвост желающих. Счастливцы и счастливицы, побывавшие в руках у Фрагозо, гордо ходили из дома в дом, хвастаясь своими прическами и боясь повернуть головы — совсем как большие дети, какими они и были.