сие непозволительно по целому ряду причин. Во-первых, нетактично доказывать собеседнику его неправоту и ущербность мышления. Во-вторых, доказывая сидящему напротив католику или буддисту превосходство ислама, сам мусульманин ступает на скользкий путь, так как, доказывая что-либо другому, не испытываешь ли ты этим собственных тайных сомнений? А в-третьих, говорят, даже сам Аллах не любит споров о себе, да и кому бы, по совести говоря, было приятно часами выслушивать научные или теистические доводы в пользу собственного существования (несуществования) от тобой же созданных существ?! Чуток тавтологично, масло масленое, экономика экономная, но уж куда деваться…
В принципе я мог бы продолжать, но это будет отдельная тема. На деле нам сейчас куда более важно, что Лев, Ходжа, Рабинович и эмир спрятались в караван-сарае для иноверцев и дальнейшие их приключения происходили именно здесь. А началось всё с того, что домулло бессовестно проспал утренний намаз, но радостно подбежавший шайтан, традиционно намылившийся «налить ослушнику в уши», был остановлен бдительным Рабиновичем. Связываться с этой ослиной яростью второй раз нечистый уже не рискнул и свалил на мусор, пятясь и примиряюще подняв лапки вверх.
Белый ишак в это время втихомолку подсчитывал барыши: за время тихой неафишируемой торговли остроносыми тапками «made by Ahmed in Bagdad» оба непарнокопытных слупили аж по шестнадцать дирхемов на брата! Разумеется, уже к обеду выспавшийся башмачник возьмётся за подсчёты и обнаружит серьёзную недостачу товара (торговля шла с размахом и нереальными оптовыми скидками!), но ему и в голову не придёт подозревать в этом двух скромных осликов.
Которые, кстати, так увлеклись делёжкой денег, что не заметили другой реальной опасности. А когда опомнились, было уже поздно — кривая сабля Шехмета похлопывала по щекам безмятежно дрыхнущего Оболенского…
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Распродажа настоящих испанских сапог! Вековая гарантия, исторические традиции, благословение церкви! Приведшему двух друзей — скидка и полное отпущение грехов!
ООО «Торквемада и Ко»
— Вставай, Багдадский вор, ибо твой час пробил! Вместо Льва мгновенно проснулся Насреддин, но, глянув в холодные глаза начальника городской стражи, быстро захлопнул так и не распахнувшуюся варежку. Бывшего москвича пришлось будить долго и упорно, пока он наконец не соизволил распахнуть вежды и нагло отмахнуться:
— Чего пристал, горбоносый? Сплю я. Свой кувшин типа с «вином» получишь позже…
Тот факт, что он не был сию же минуту обезглавлен, следует отнести исключительно к самообладанию высокородного господина Шехмета. Впрочем, у него были на то свои весомые причины…
— Мне нужно поговорить с вами, с обоими, — жёстко начал глава стражи, и шестеро его подчинённых с щитами и копьями встали спиной к маленькому навесу, пресекая желание всех любопытствующих посмотреть, о чём тут благородный вельможа беседует с двумя босяками.
— Я не буду судить вас за то, что вы хитростью подсунули мне сапфир визиря. Не буду судить за то, что украли мой собственный кинжал. В конце концов, в прошлый раз вы вернули мне его ножны с перцем прямо в глаз, и это было куда больнее…
Лев и Ходжа молча склонили головы в память о Ночи Бесстыжих Шайтанов. В их багдадскую эпопею они действительно крупно насолили суровому начальнику стражи, разве что верхом по области на нём не проехались.
— Однако все эти преступления я готов простить вам за одно то, что вы вновь сумели высмеять и провести двух наглых женщин — старуху Далилу и её хамоватую дочь! Ибо ночью они спешно покинули дворец эмира, бежав из города, а мой тупоголовый племянник наконец-то подумывает о разводе, хвала Аллаху!
Оболенский и Насреддин облегчённо выдохнули, поняв, что если и будут казнить, то за другие преступления. Всегда приятно получить отпущение хотя бы от пары грехов, пусть даже остальные всё равно утащат вас в ад…
— Но теперь я хочу понять, зачем вы-то вообще остались в благородной Бухаре? Никто не мешал и вам сбежать после исчезновения, э… мм… после того, как наш повелитель слегка заболел и не показывается верноподданным. Итак, о вредители благопристойности, ослушники шариата и зачинатели беспорядков, я хочу знать, что вы задумали?
— Остановить Хайям-Кара.
Этот короткий ответ начальник городской стражи переваривал очень долго. Потом он внимательно осмотрелся, громко приказал воинам никого не подпускать на десять шагов и, вперив орлиный взгляд в спокойные глаза Ходжи, хрипло потребовал:
— Расскажи всё, что знаешь!
Домулло не заставил просить себя дважды.
Шехмет, как мы уже не раз говорили, вне сомнения, был расчётливым и жестоким человеком, отнюдь не лишённым своеобразной чести. За ним можно было бы числить множество пороков, но он не был слеп и не был глуп. Разумеется, ему ничего не стоило отвернуться в нужный момент, ибо сказано: «Не суди о том, чего не видишь», но упрекать этого мужчину в демонстративном желании просто закрыть глаза ладонями и просидеть всю войну с блаженной улыбкой на лице не посмел бы никто!
— Мои шпионы доложили, что войско чёрного шейха всего в одном дне пути от Бухары. — Шехмет опустил голову. Его холёные пальцы ласкали изогнутую рукоять хищного дамасского клинка с изображением солнца и звёзд на волнистом узоре стали. — С ним много людей, но в большинстве своём это лишь полубезумные фанатики, а под моей рукой достойное количество вооружённых воинов. Если визирь Шариях поставит под копьё своих людей, то…
— Визирь уже с потрохами продался этому бородатому фюреру в кривой чалме. — Оболенский, не думая, позаимствовал у Шехмета два перстня, незаметно примерил и столь же виртуозно вернул обратно. — Я имел с ним личный разговор. Дяденька не разменивается на ряд прибрежных городишек и не мыслит местечковыми параметрами. Ему подавай на блюдечке всю Азию, весь Восток, а потом уже и целый мир! Он считает себя выше Мухаммеда — последнего пророка и диктует свою веру. В его «мире» нет места никому, кроме него самого… Даже Богу!
— Я слышал, что имя Аллаха лишь постамент для Хайям-Кара, — глядя в сторону, подтвердил начальник армии, кусая чёрный ус. — Но вдруг…