Понятно, что до совершенства (в пределах техники того времени) ими была доведена съемка скрытой камерой — это основной конек Редля и его учеников, которого еще не приучились бояться (ввиду новизны этого дела) все прочие, в него непосвященные. Поэтому Занкевича нужно было снимать, снимать и снимать — и можно было с этим не торопиться, подбирая целый альбом!..
Но что же именно следовало снимать по сюжету? В этом-то и состоит едва ли не основной вопрос всей нашей книги!
Понятно, что нужно было суметь снять сцены откровенно сексуального характера, имеющие абсолютно недвусмысленное значение. Но это вовсе не гарантирует успеха!
Что будет, если при предъявлении таких фотографий тот же Занкевич просто рассмеется в лицо? Ведь он мог потом просто в отставку подать — все же лучше, чем стать шпионом! А может быть его даже и простят, если он покается перед своим начальством: начальники — ведь тоже люди, а в гвардейских петербургских казармах гомосексуализм не был редкостью — даже среди великих князей, руководивших целыми военными отраслями! А быть может Занкевич уже и имеет таких покровителей, которые сквозь пальцы смотрят на его шалости?! Как об этом узнаешь в Вене?
Нет, нужно действовать наверняка! И тут вполне оказывается полезен Редль: он еще как бы свой, а в то же время — уже не свой. Совсем своего замазывать в такую провокацию — вовсе неэтично: при разоблачении подобной роли карьеру уже ему не сделать — слишком все это грязно и неприлично. А вот не со своим можно так поступить!
И тут должна была родиться простая и гениальная своей простотой неотразимая комбинация: один молодой любовник на двоих. И эту комбинацию можно развивать на фотографиях во всех направлениях и со всеми вариациями. Вот Редль с молодым человеком в постели, а вот с ним же — Занкевич; вот вполне одетый Редль на ступеньках Венской оперы с тем же молодым человеком, тоже, конечно, одетым, а вот с ним же на тех же ступеньках — уже Занкевич. А вот они все трое вместе в какой-то массовой сцене, вроде бы знакомы, а может — незнакомы; но вокруг вполне узнаваемые люди, которые могут подтвердить при необходимости: да, это мы, а этих людей знаем в лицо или даже по имени — и неоднократно видели вместе. А вот и тот же молодой человек в кабинете у какого-нибудь Ронге — докладывает непосредственному начальнику. Можно было бы сделать и фотомонтаж — все трое голые в обнимку: если попадутся две-три фальшивые карточки из тридцати, да еще и искусно изготовленные, то никакая экспертиза этого не поймает, да никто такую экспертизу и проводить не будет: сразу все ясно!
Наснимать всего этого можно было видимо-невидимо, особенно если сам молодой человек — толковый, понимает, что от него требуется, и полностью в курсе общей цели операции. Время позволяло долго и упорно следовать по этому пути — и насобирать материал, который убедит любого и каждого: Занкевич не только гомосексуалист, но и шпион, поскольку состоит в долговременной интимной связи с настоящими австрийскими контрразведчиками!
Вот с этим не побежишь жаловаться к собственному начальству: никакое начальство ничему уже не сможет поверить, узрев такие картинки, а просто предложит по-дружески застрелиться, не то и само застрелит!..
И вот такая блестящая задумка лопнула в одно прекрасное мгновение!..
В начале 1913 года на австрийскую контрразведку обрушились, как уже говорилось, настоящие катастрофы.
Сначала, действительно очень вероятно, поспели сведения из России, что там появились австрийские оперативные планы — и немцы забили понятную тревогу. Объяснять же им, как обстоит дело, крайне нежелательно: может пропасть вся работа, если устраивать международные дискуссии о качестве дезинформации, переданной в Россию. Здесь, в Австрии, знают об этом всего два-три человека, не считая операторов, которые разрабатывали детали общего плана неведомо для чего; может быть — для военных игр, как и предлагал Батюшин! Там, в России, уже раструбили об удачной добыче военных планов. Тут, в Германии, тоже не будут так хранить чужие секреты, как свои собственные.
Нужно было чем-то решительно прекратить все дискуссии: показать, например, кому-нибудь из немецкого руководства фотографии голого Занкевича и объяснить, что мы, мол, всю российскую разведку вот так же держим!.. И подействует: замолчат и на нервы действовать не будут: авторитет австрийцев будет неколебим; сами немцы будут совсем другие шумы поднимать, чтобы окончательно русских запутать!
Но не дошло еще до этого дело, а уже новая беда приключилась: разоблачение юного Конрада!
Это была страшная вещь, угрожающая падением всей военной партии в Австро-Венгрии — ввиду возможной позорной отставки ее вождя, а вожди на улице не валяются и на деревьях не растут.
В чем бы ни был конкретно виноват юный отпрыск начальника Генштаба, но папашу он подвел невероятно! Не ради него, а ради его отца следовало делать вид, будто и сынок не дурак и не шпион, а только притворяется таковым, чтобы контрразведке помогать. А может быть, так оно и на самом деле было?
Но и тут, в любом варианте, следовало иметь успехи этой контрразведки, потому что помощь явно безнадежной деятельности — это вовсе не оправдание!
И успехи эти нужно было немедленно добывать!
Вот тут-то и случилась совсем настоящая катастрофа: беседа с Занкевичем произошла слишком быстро и неподготовленно — и не дала нужных результатов.
Занкевич на карточки посмотрел, ухмыльнулся — и укатил из Вены! Да еще и послал Берана в Прагу — то ли присмотреться к Редлю, то ли вербовать его, раскрыв ему глаза на поведение его начальства — и обещая гарантировать всю поддержку всей мощнейшей России! Хорошо, что Беран туда не доехал — по дороге арестовали!
Сам же Занкевич выкинул столь же простой трюк, как Корейко, сбежавший от Остапа Бендера. Как будешь шантажировать жертву, если ее просто не догнать?
Послать вдогонку начальству Занкевича всю эту пачку фотографий? Но это же расписаться в том, что вербовка сорвалась! Это даст наилучшие оправдания Занкевичу, какие только возможны в этой непростой для него ситуации. Притом такой демарш поставит крест и на дальнйших попытках его завербовать, и в чем тогда выигрыш — в сломанной судьбе одного полковника? Оставаться ждать, надеясь, что он просто сбежал (предлогов в связи с арестом Бравуры и прочих у него хватало), и не решится каяться перед начальством, а потом, позднее, опять в руки попадется, как попался тот же Корейко снова тому же Остапу Бендеру — и вынужден был отдать ему миллион!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});