Он приложил все свои силы и политический авторитет, чтобы на этот ответственный пост был избран его заместитель по вопросам сельского хозяйства, спокойный и рассудительный депутат ЗСК Владимир Андреевич Бекетов.
И вновь интуиция и большой жизненный опыт, а также умение разбираться в людях не подвели Харитонова. Вместе с Бекетовым, которого депутаты избрали спикером ЗСК в день святой великомученицы Екатерины, они прошли содержательный и интересный путь.
Но многое может случиться меж чашей вина и устами.
Харитонов, будто из огня да в полымя, на небольшом торжестве по случаю 120–й годовщины со дня рождения выдающегося российского биолога, радетеля земли кубанской Антона Александровича Малигонова, первого ректора Кубанского сельскохозяйственного института, узнал опечалившую и ошеломившую его весть: умер Василий Николаевич Мачуга. В расцвете сил, на 45–м году. Великий спортсмен, выдающийся организатор, талантливый руководитель, замечательный, жизнерадостный человек, которого хорошо знали не только в нашей стране и не только любители спорта.
Любил его Харитонов за то, что он очень много сделал для любимой акробатики. Удивительная пара: Василий Мачуга — Владимир Почивалов создала целое направление. Каждое их выступление потрясающий спектакль, маленький шедевр. Сколько ярких побед одержано на чемпионатах мира, СССР, России! Уникальный дуэт! Такого больше не будет.
В своем лице Василий Мачуга соединял дерзкого, неутомимого первопроходца, умевшего открывать неизвестное, незаурядного тренера, созидателя. За одну только школу акробатики и прыжков на батуте «Радуга», выросшую в Краснодаре, в районе Гидростроя, Мачуге еще при жизни следовало бы поставить памятник…
12
И вот прошел еще один год с того момента, как осторожный политик — реалист Харитонов взял бразды правления Кубанью в свои руки. Пиковым достижением начала 1996 года явилось, пожалуй, подписание договора о разграничении предметов ведения и полномочий между федеральным центром и Краснодарским краем. У Харитонова было прямо‑таки неистребимое желание во что бы то ни стало подписать этот желанный для многих его коллег в краях и областях «охранный» документ. Харитонову казалось, что только при наличии этих «разграничений» дела в крае можно будет резко активизировать, а также приобрести для Кубани некий «суверенитет», дающий право и на льготное финансирование, и на большую перспективу в развитии экономического и международного сотрудничества. При этом его постоянно сверлила мысль о наращивании своего политического капитала, своего содержательного веса. И еще он понимал, что в политике, как и в любви, не бывает мирных переговоров, бывают только перемирия. Он порой чувствовал себя новичком. А новичок в политике, как и новичок в естественных науках, был подобен живописцу, знающему только две краски, белую и черную, или, если угодно, черно — белую и красную. Харитонову уже казалось, что он в состоянии различать полутона, которыми изобиловала политика, а значит, как он понимал, в состоянии был принести Кубани наибольшую пользу. Он не был наивным управленцем и отдавал себе полный отчет в том, что политика берет нас силой, мы все погружены в нее, хотим мы того или нет. Вы можете не заниматься политикой, все равно политика занимается вами.
И он, будто мощный таран, пробивал двери московских кабинетов, реализуя свою тайную, но вполне достижимую мечту. Ведь известно, что гораздо точнее можно судить о человеке по его мечтам, нежели по его мыслям. Но он не напоминал того безумца, прокладывающего путь, по которому следом пойдут рассудительные.
Еще он постоянно помнил, что все мосты были сожжены, отступать было некуда. Его политическое реноме и реальный авторитет были сотканы, словно причудливые кружева, и десятками, а может, сотнями крепких узелков, которые, однако, в любой момент могли разорваться, связаны. Он прекрасно помнил, что неожиданность с его назначением может обернуться потом большой сложностью. Дело было в том, что ни в Москве, ни в Краснодаре не было таких политических сил, которые бы сделали ставку на него. По той простой причине, что на Кубани, кроме Лабинского и Курганинского районов, там, где он работал, его мало кто знал.
Между тем, он имел собственные и, как ему казалось, вполне правильные представления о природе власти и ее многообразных перипетиях. Недаром ему удалось написать, а затем успешно защитить вначале кандидатскую, а потом докторскую диссертации о сущности власти.
И хотя его представления о власти страдали присущей ему осторожностью и чрезмерной деликатностью в оценках, сглаженностью формулировок, все же его позиция отличалась постоянством и объективным анализом действительности. Скажем, еще по прошлой работе, будучи секретарем райкома партии, Харитонов уже тогда частенько размышлял о природе власти, проводя в жизнь коммунистическую идеологию. Да, проводил. Но скоро, видимо, понял, что это его ошибка. Человек должен знать, что власть защитит его честь, человеческое достоинство, его жизнь, что она уважает право каждого. Власть должна создавать равные условия для всех — другое дело, что не все могут ими воспользоваться. Кроме этого, она должна защитить слабых, пенсионеров, инвалидов. Но самое главное — власть должна защитить имущество. Ведь многие боятся стать собственниками. Люди не уверены, что завтра не отберут то, что стало их собственностью: магазины, мастерские, предприятия… Все эти моменты власть должна учитывать. И когда люди почувствуют, что власть их защищает, тогда, глядишь, и уважать ее стануг.
Кроме того, для себя лично еще в то время он поставил принципиальное условие — служить не власти, а людям.
Раздумывал Харитонов и о других, вроде бы абстрактных вопросах, никак, казалось, не связанных с вынашиваемым им «разграничением», все больше и больше заставляя свою мысль биться вокруг проблемы демократизации общества. Ему, крестьянскому сыну и человеку от земли, многое в современной жизни казалось слишком новым и потому недоступным к пониманию.
Однажды, перелистывая страницы подаренной ему писателем В. И. Лихоносовым книги, он неожиданно натолкнулся на любопытные и, как ему показалось, созвучные ему размышления под названием «Наедине с собой». Он писал: «Чтобы хорошенько почувствовать, почему мы мгновенно пришли к общему краху, не спасли страну, каждому надо вспомнить свою роль в эти годы, то, как он воспользовался ситуацией, как и для чего тащил свободу (или прятался от нее), в кого поверил (и почему), с кем объединился (и зачем), что хотел прибрать себе лично, чем насовал свои карманы — короче, вспомнить себя самого в таинственных помыслах и действиях. Все станет ясней. Среди самых пламенных борцов новой горбачевской революции что‑то уж слишком много уличных продавцов, торгующих жвачкой, зажигалками, японскими презервативами и банановым соком. Интеллигенция — в первых рядах. Как и в 17–м. Как и всегда. Она всегда находит причины для самооправдания, обслуживает власть пропагандой насилия над народом и не стесняется своей продажности.»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});