— Кладбища у нашего поселения действительно нет, ибо мы никогда не хороним тела наших умерших, а предаём их огню. Так во все времена было, и не нам нарушать традиции предков.
— Читал я про такую традицию. В древности павших воинов на погребальном костре сжигали.
— Совершенно верно, Кирьян Степанович. А так как Иван Иваныч сражался с врагами нашей страны в Крымскую войну, то для него погребальный костёр будет наилучшим признанием его воинской доблести.
— Согласен с вами, Демид Ярославич. Извините, но мне пора возвращаться назад.
Мы попрощались, и участковый инспектор милиции покинул мой кабинет…
Глава 66
Поселение «Урманное». В Алтайском Белогорье.
За прошедшие несколько лет, после смерти Иван Иваныча, в повседневной жизни таёжного поселения ничего существенного не изменилось. Поселяне занимались привычными делами, все вместе праздновали старые праздники и совершали необходимые обряды Старой веры наших предков. Промыслово-охотничья артель продолжала трудиться, хоть и в уменьшенном составе, ибо несколько молодых охотников и рыболовов, а также девчат, что постоянно помогали Яринке в поселянской больничке, решили поступать учиться в институты Барнаула, Томска и Новосибирска. После появления постановления СНК СССР «О подготовке средних медицинских, зубоврачебных и фармацевтических кадров», Яринка добилась через Наркомздрав открытия при нашей больнице медицинских курсов. Ей очень помогли в этом деле полученный диплом доктора медицины и различные знакомства в Москве. На этих медицинских курсах наши знахари, лекарки, травницы и целительницы, получали самые необходимые знания по современной медицине, и становились фельдшерами, акушерками и медсёстрами, с соответствующими документами об образовании. Эти документы давали право нашим поселянам поступать в высшие учебные заведения страны. Так что, получив от своих родителей и меня, как Главы поселения, все необходимые напутствия, наша молодёжь покинула родное Урманное.
К моему удивлению, по всей Сибири и на Алтае почти повсеместно заработала почта, даже в наше таёжное поселение раз в неделю стала приезжать на пролётке почтальонша. Она привозила в поселянскую Управу свежие газеты, на которые наша промысловая артель подписалась, а также немногочисленные письма, которые присылала наша молодёжь, которая уехала учиться.
Из доставленных газет мы узнавали, что по всему Советскому Союзу, да и у нас на Алтае в том числе, представители нынешней власти вели жёсткую и непримиримую борьбу с троцкизмом и различными уклонами в большевистской партии. Одним словом это не описать, но как однажды мне сказал Иван Иваныч: «За дело искоренения неблагонадёжных, взялась советская инквизиция. Только вместо полыхающих костров с сжигаемыми людьми на площадях городов и поселений, происходят постоянные расстрелы в чекистских подвалах и загородных карьерах». Центральные и местные газеты постоянно сообщали читателям о «начавшихся открытых судебных процессах над выявленными врагами народа», что прошли не только в самой столице, но и в других городах нашей необъятной страны.
Помимо газет у меня были и свои источники, через которые я узнавал, что творится у нас в Алтайском крае. Сильно набравшиеся спиртного в ресторане, чиновники из различных ведомств, «по секрету» мне рассказывали, что происходит в крае на самом деле. Проводились постоянные аресты так называемых «врагов народа», которых потом быстро судили как участников различных контрреволюционных организаций. Все местные тюрьмы и места предварительного заключения были переполнены. Это всё обсуждалось чиновниками на закрытых партийных собраниях, после ареста начальника УНКВД Попова. Сильно выпившие чиновники утверждали, что «если бы Попов не был разоблачен, и ему удалось бы под различными предлогами продолжить массовый террор против местного населения, то чекистами было бы „вскрыто“ большое множество всевозможных контрреволюционных организаций с невероятным количеством в них участников». Согласно их выводов, «начальник УНКВД Попов, в течение одного-двух лет, при помощи своих „методов“, мог истребить половину взрослого населения в Алтайском крае».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Над всей страной нависла какая-то странная напряжённость. Деревенские жители приезжая на крупные рынки и базары, с опаской смотрели на городских. Особый страх у сельских жителей вызывали люди в военной форме. Крестьяне и колхозники постоянно ожидали новых арестов и изъятия всех привезённых в город продуктов питания, не говоря уже о выращенном хлебе. Слухи о ночных арестах и пропавших без вести людях, шёпотом передавались из уст в уста в торговых рядах. Многие люди, озираясь по сторонам, обсуждали газетные статьи, в которых сообщалось о новых разоблачённых и выявленных врагах народа.
Всё неизвестное пугало, как городских, так и деревенских жителей, а у страха, как известно, глаза велики. Вот и начали писать запуганные люди друг на друга доносы в карательные органы. Одни строчили доносы от испуга, другие, чтобы избавиться от неугодных им людей, а кто-то чтобы получить какую-то выгоду для себя лично или своих близких. Не обошли стороной эти тяжёлые события и наше таёжное поселение.
В один из дней, в поселянскую Управу прибежала заплаканная Арина Родаславна Златова и поведала мне, что её мужа, командира Красной армии, в Барнауле арестовали чекисты. Об этом ей по секрету сообщили друзья её мужа, когда она ездила в Барнаул покупать тёплые вещи для Вереславы. Они рассказали, что на Василия Святославича кто-то написал донос, будто он является ярым троцкистом и принимал участие в подготовке какого-то заговора против нынешней власти.
Кое-как успокоив заплаканную Арину, я отправил её домой заниматься семилетней дочкой и пообещал ей, что обязательно побываю в городе и постараюсь что-нибудь разузнать о судьбе её арестованного мужа.
Своё слово я сдержал. Мне всё-таки удалось выяснить через знакомых чиновников, которых мы постоянно снабжали копчёными продуктами, что Василия Святославича арестовали по доносу, который написал его вышестоящий командир. Тому очень не понравился думающий и волевой командир роты, вот он и написал на него донос чекистам. Однако следователи быстро выяснили кто именно написал анонимку в карательные органы страны. Так что, через некоторое время, был арестован уже сам вышестоящий командир, который занимал должность командира полка. Как выяснилось во время следствия, данный любитель писать анонимки на своих подчинённых, сам в действительности был ярым сторонником Льва Троцкого, и принимал непосредственное участие в подготовке троцкистского заговора в частях Красной армии находящихся на Алтае.
Пришлось мне из Барнаула заказывать междугородние разговоры по телефону с Москвой. Сначала меня соединили с квартирой Златы в столице. Поговорив с дочкой и узнав как обстоят дела у неё в семье, как здоровье внуков, я попросил её разузнать домашний телефон Семёна Марковича. Узнавать ничего не пришлось, так как Злата постоянно общалась с Семёном и нужный мне номер телефона у неё имелся.
После недолгого разговора со старшей дочкой, я попросил телефонистку соединить меня с другим номером в Москве. Мне очень повезло, со вторым номером соединили меня сразу же, без всяких долгих ожиданий, так как Семён был дома. Поговорив немного на ничего не значащие темы, я рассказал Семёну о том, что произошло с Василием Святославичем Златовым, и попросил его разобраться в этом деле, чтобы не пострадал невиновный человек. Семён помолчал немного, а потом сказал мне, что «записал все данные и возьмёт это дело под свой личный контроль». Мы ещё немного поговорили о жизни нашей артели, а потом попрощавшись, Семён положил трубку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вернувшись в таёжное поселение, я зашел домой к семейству Златовых. Угостив малышку Вереславу пряником, я отправил её погулять во двор, а сам рассказал Арине Родаславне о том, что узнал, и о телефонном разговоре с Москвой. Услышав мои вести, наша целительница немного успокоилась и согласилась подождать, пока власти разберутся с делом её мужа.