Мао и раньше высказывал неудовольствие тем, что творческая интеллигенция, в том числе находившаяся в партии, стояла в стороне от классовой борьбы. За месяц до чтения доклада Кэ Цинши он даже предложил «гнать» всех сотрудников министерства культуры на низовую работу, «а если не пойдут — не выдавать [им] зарплаты»86. Но эти «брюзжания» старого человека так и повисли в воздухе. И только в начале июля 1964 года он потребовал организовать в рамках ЦК специальную группу из пяти человек по делам культурной революции87. Во главе ее встал Пэн Чжэнь, сторонник Лю Шаоци, а от «твердых маоистов» в нее вошел Кан Шэн.
Деятельность группы, однако, вызвала неудовлетворение Мао. Пэн и его соратники стремились ограничить партийное вмешательство организацией академических дискуссий, в то время как Председатель был убежден, что если и дальше не проводить классовой «чистки» творческих союзов, то «в один прекрасный день» они «превратятся в организацию типа венгерского клуба Пётефи[141]».
Вот почему он послал Цзян Цзин в Шанхай, подальше от Пэна и его людей. И целое лето держал в тайне работу над статьей об У Хане. Публиковать статью в Пекине он и не думал, ибо до поры до времени не хотел вступать в прямой конфликт с городскими властями. Правда, в сентябре на одном из рабочих заседаний в ЦК он предложил подвергнуть У Ханя критике, но после того, как его не поддержали88, больше к этому вопросу не возвращался. Ему хотелось нанести У Ханю, Пэн Чжэню и стоявшим за ними Лю Шаоци и Дэн Сяопину удар исподтишка. В конце октября 1965 года он уехал из Пекина на юг, вскоре после того, как Пэн Чжэнь заявил на очередной встрече работников культуры: «На самом деле все люди равны, вне зависимости от того, члены ли они Центрального комитета или председатели»89. Такого Мао простить не мог. И через некоторое время дал сигнал Яо Вэньюаню публиковать статью.
Это был удар грома. Ведь Яо заклеймил драму У Ханя как орудие борьбы буржуазии против диктатуры пролетариата и социалистической революции, а такое обвинение в КНР было равносильно смертному приговору. Первой реакцией Пэн Чжэня было не допустить перепечатки статьи центральной прессой. И какое-то время ему удавалось это. Но в дело вмешался Чжоу Эньлай, объявивший Пэну, что Мао собирается издать работу Яо отдельной брошюрой, если пекинские средства массовой информации проигнорируют ее90. Только тогда «Жэньминь жибао» перепечатала злобный пасквиль, правда, со своим комментарием, в котором в духе Пэна объявила о развернувшейся полемике между учеными. (Произошло это только 29 ноября.)
Добившись своего, Мао мог торжествовать. И, вспомнив, очевидно, горьковского «Буревестника», не удержался от того, чтобы не сочинить собственную героическую песнь о птице, жаждущей бури. Разумеется, в ней присутствовал и антигерой, китайский собрат «глупого пингвина»:
Кунь Пэн[142] свои раскинул крыльяНа девяносто тысяч ли,Подняв мощнейший вихрь повсюду.
Он небо держит и взираетНа городские стены мира.Гремит орудий канонада,Воронки тут и там чернеют.А воробей в кустах со страхаВопит: «Кошмар! Что здесь творится?О! Надо мне лететь отсюда!»«Куда?» — позвольте мне спросить вас.«В чертоги, на святую гору.Ведь прошлой осенью подписанБыл тройственный союз об этом[143].И пища там уже готова,Картошка, жаренная в масле,С говядиной — вот это блюдо![144]»«Довольно напустил ты газов!Смотри: весь мир перевернулся!»91
Да, в мире, в котором жил Мао, небо и земля действительно поменялись местами. И он страстно жаждал поставить вверх дном всю страну[145].
В феврале 1966 года в Ухани он принял трех членов «группы пяти по делам культурной революции»: Пэн Чжэня, Кан Шэна и заведующего отделом пропаганды ЦК Лу Динъи, которые привезли ему тезисы своего «Доклада о ведущейся ныне научной дискуссии». Вот как описывает эту встречу один из ее участников: «Мао обратился к Пэн Чжэню… с вопросом: „Является ли У Хань действительно антипартийным и антисоциалистическим [элементом]?“» Но прежде чем Пэн Чжэнь ответил, выскочил Кан Шэн, заявивший, что пьеса У Ханя — «антипартийная, антисоциалистическая ядовитая трава». Возразить ему никто не посмел. «Конечно, если имеются различные точки зрения, они должны быть оглашены», — сказал Мао в наступившей тишине… Наконец заговорил Пэн Чжэнь. Он хотел защитить содержание документа, который привез с собой92. В этом документе говорилось о том, что во время дискуссий следует «искать истину в фактах, поскольку перед истиной все равны»92. Поэтому Пэн Чжэнь сказал: «Я думаю, нам следует исходить из указаний Председателя, позволив ста школам соперничать, а ста цветам расцветать, обсуждая академические вопросы, поднятые в пьесе». Пэн Чжэня поддержал Лу Динъи. После чего Мао подвел итог: «Вы сами выработайте решение. Мне нет нужды его смотреть»93.
Это была ловушка, но ни Пэн, ни Лу ее не заметили. Через несколько дней с их подачи ЦК принял тезисы «Доклада о ведущейся ныне научной дискуссии» для распространения.
Вот тут-то Мао и начал действовать. Его вновь охватил охотничий азарт. В середине марта в пику Пэн Чжэню он утвердил подготовленный Цзян Цин «Протокол» проведенного ею еще в феврале совещания по вопросам работы в области литературы и искусства в армии. В отличие от тезисов доклада Пэн Чжэня в этом документе говорилось о том, что «антипартийная, антисоциалистическая черная линия», противостоявшая идеям Мао Цзэдуна, осуществляла свою диктатуру в кругах работников литературы и искусства все годы после образования КНР. «Характерными для этой линии являются такие теории, как „писать правду“», — подчеркивалось в «Протоколе», который призывал «решительно вести великую социалистическую революцию на культурном фронте, полностью ликвидировать эту черную линию»94.
Вскоре уже в Ханчжоу Мао Цзэдун собрал самых близких единомышленников во главе с Цзян Цин и Кан Шэном и заявил им, что Пекинский горком и отдел пропаганды ЦК заступаются за плохих людей и не поддерживают левых. «В Пекинском горкоме обстановка как по пословице: ни иголки не воткнуть, ни воде не просочиться, — сказал он. — Его надо распустить. Что же касается отдела пропаганды, то он является „дворцом владыки ада“. Надо „свергнуть владыку ада и освободить чертенят“». При этом он вновь заклеймил У Ханя за «антипартийное и антисоциалистическое [поведение]». А заодно подверг критике бывшего главного редактора «Жэньминь жибао» Дэн То и бывшего заведующего отделом единого фронта Пекинского горкома Ляо Моша — за публикацию сатирических заметок в столичной прессе. (Многие из этих заметок, кстати, были написаны в соавторстве с тем же У Ханем95.)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});