Где-то в затылке громыхал голос Льюса Тэрина — так бывало всегда, когда Ранд оказывался близ Калландора, — но сегодня Ранда интересовал отнюдь не мерцающий кристаллический клинок. Он смотрел туда, где висела гигантская карта, если это можно назвать картой. Случайно ли он явился сюда именно сегодня, сейчас, а не вчера или завтра? Или его привело сюда тяготение та'верена, улавливающего колебания Узора? Впрочем, важно не это. Поскольку Эгвейн покорно подчинилась приказу, он, надо полагать, исходил отнюдь не от Элайды. А стало быть, Салидар и есть то место, где скрываются таинственные Айз Седай, которых Эгвейн прочит ему в союзницы. Там же находится и Илэйн. Вот так удача, они сами плыли ему в руки.
Рассмеявшись, Ранд открыл проход в королевский дворец в Кэймлине — в его отражение в Тел'аран'риоде.
ГЛАВА 33. Укрепление духа
Стоя на коленях в одной сорочке, Эгвейн хмуро разглядывала зеленый шелковый костюм для верховой езды, тот самый, который был на ней, когда она появилась в Пустыне. Казалось, это было давным давно. Но предаваться воспоминаниям времени не было — предстояло многое сделать. Торопливо набросав записку, Эгвейн разбудила Ковинде и велела той поутру отнести это послание в гостиницу «Долговязый малый». Не вдаваясь в подробности, Эгвейн написала, что ей необходимо срочно уехать. Девушка и сама не очень хорошо представляла почему, но не могла покинуть Кайриэн, не сообщив ничего Гавину. Некоторые фразы — уже потом, когда она о них вспомнила, — заставили ее покраснеть. Одно дело признаваться мужчине в любви, но просить его не забывать ее — совсем другое. Но, так или иначе, письмо было написано, и теперь следовало подготовиться — к чему именно, Эгвейн толком не знала. Неожиданно полог палатки откинулся, и на пороге появилась Эмис. За ней вошли Бэйр и Сорилея. Хранительницы встали плечом к плечу в ряд. устремив на девушку суровые, неодобрительные взгляды. Эгвейн едва не прижала платье к груди — в одной сорочке она чувствовала себя неловко. Впрочем, при сложившихся обстоятельствах она, наверное, испытывала бы неловкость и будучи закованной в броню.
Глубоко вздохнув, Эгвейн сказала:
— Если вы явились, чтобы наказать меня, наказывайте, но учтите: таскать воду, рыть ямы или делать что-нибудь в том же роде у меня нет времени. Я прошу у вас прощения, но я обещала им, что прибуду так скоро, как смогу. Они ждут и, наверное, считают минуты.
Эмис удивленно подняла светлые брови. На лицах Сорилеи и Бэйр тоже было написано недоумение.
— Почему мы должны тебя наказывать? — спросила Эмис. — Да и как мы можем? Ты перестала быть ученицей с того момента, как твои сестры призвали тебя к себе. Как Айз Седай, ты обязана отправиться к ним.
Эгвейн вздрогнула, но сумела скрыть это, сделав вид, будто внимательно разглядывает платье. Помялось оно на удивление мало, хотя и провалялось в сундуке несколько месяцев. Наконец она вздохнула и заставила себя поднять глаза:
— Я знаю, вы на меня сердитесь, и у вас есть на то причины…
— Сердимся? — перебила ее Сорилея. — С чего ты взяла? Я думала, ты знаешь нас лучше.
И верно, голос ее звучал совсем не сердито, хотя лица всех трех Хранителььиц трудно было назвать довольными.
— Но ведь вы сами говорили, будто то, что я теперь собираюсь сделать, очень плохо. Что о таком даже и помышлять нельзя. А я, хоть на словах с вами и соглашалась, придумала способ, как это делать.
На лице Сорилеи неожиданно расцвела улыбка, а многочисленные браслеты забряцали, когда она с удовлетворенным видом принялась теребить шаль-
— Видите? Я же говорила, что она сообразит! Она могла бы быть одной из нас, одной из Айил.
Лица Эмис и Бэйр слегка смягчились, и Эгвейн поняла, в чем дело. Они вовсе не осуждали ее за желание проникнуть в Тел'аран'риод во плоти. По их мнению, этого делать не следовало, но она могла поступать так, как казалось правильным ей, а ее удача или неудача не накладывали на нее никаких обязательств, разве что по отношению к себе самой. Они в самом деле на нее не сердились — пока не сердились. Единственное, что их задевало, — это ложь. А ведь она призналась лишь в мелком обмане.
Ей потребовался еще один вздох, чтобы заставить себя говорить дальше.
— Я ведь и в другом вас обманывала. Обещала, что не стану одна бывать в Тел'аран'риоде, а сама… — Эмис вновь помрачнела. Сорилея, которая не была ходящей по снам. лишь сокрушенно покачала головой. — Я обещала повиноваться вам как ученица, но, хотя вы и говорили, что после ранения Мир Снов для меня слишком опасен, все равно ходила туда Бэйр бесстрастно сложила руки на груди, а Сорилея пробормотала что-то насчет «глупых девчонок» — но не слишком сурово.
Эгвейн набрала воздуху в третий раз — сознаться в этом было труднее всего. Внутри все дрожало, и она удивлялась, как у нее не стучат зубы.
— Хуже всего, что я никакая не Айз Седай, а просто Принятая. Это, по-вашему, все равно что ученица. Айз Седай мне не быть долгие годы, а может, после всего этого, и никогда.
Сорилея вскинула голову, губы сжались в ниточку, но ни она, ни две другие Хранительницы не вымолвили ни слова. Как поправить дело, должна была решать сама Эгвейн. Они уже никогда не смогут относиться к ней так, как прежде, но…
Ты во всем созналась, прошептал внутренний голос. Теперь твоя задача как можно скорее добраться до Салидара. Может, ты и станешь когда-нибудь Айз Седай, но не рассчитывай на это, если рассердишь их своей медлительностью.
Эгвейн опустила глаза, уставясь на цветной ковер, и скривилась от презрения к этому трусоватому шепотку. Если ей в голову лезут такие мысли, это позор. Нет, прежде чем уйти, она должна уладить все дела здесь. Уладить в соответствии с джи'и'тох. Пусть она не могла поступить иначе — за все надо платить. А какова плата за ложь, Авиенда показала ей еще в Пустыне, несколько месяцев назад.
Собрав все свое мужество — хотелось надеяться, что его хватит, — Эгвейн отложила в сторону платье. Странно, но оказалось, что самое трудное — начать. Она бестрепетно подняла глаза, и ей вовсе не пришлось выдавливать из себя слова.
— Я имею тох. — Дрожь ее больше не била. — Прошу об одолжении: помогите мне исполнить мой тох.
Салидару придется подождать.
Опершись на локоть, Мэт следил за ходом игры в змей и лисичек, разложенной на полу палатки. Порой с его подбородка капала капля пота — хорошо еще, что не на игровую доску. Правда, на самом деле это была не доска, а расчерченный черными чернилами кусок красной материи. Стрелки указывали, с каких линий можно ходить только в одну сторону, а с каких — в обе. Десять круглых фишек из светлого дерева с нарисованными черными треугольниками означали лисичек, а десять таких же, но с волнистыми линиями
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});